— Я жду… — прошептала Фульмен.

— Но прежде чем начать свою исповедь, — продолжала Дама в черной перчатке, — надо установить равновесие между нами.

— Что такое? — переспросила Фульмен, не поняв сразу этих слов.

— Вы говорите, что мы одни; вы сильны — я слаба; у вас есть кинжал, а я безоружна.

— Да, — подтвердила Фульмен.

— Значит, моя жизнь находится в ваших руках?

— Все это верно.

— Но… вы любите Армана? Фульмен вздрогнула.

— И потому, — безжалостно продолжала Дама в черной перчатке, — если вы собираетесь убить меня, то помните: Арман умрет! В тот час, когда поднимут мой труп, майор Арлев, мой раб, заколет Армана.

Фульмен глухо вскрикнула, на что Дама в черной перчатке ответила насмешливым взрывом смеха.

— Вы видите теперь, — произнесла она, — что я держу в руках вашу жизнь крепче, чем вы мою, так как жизнь женщины — это жизнь любимого человека, — докончила она со вздохом.

— Вы правы, — прошептала побежденная Фульмен, склоняя голову.

— А теперь, — продолжала таинственная женщина, вы желали моего признания, не так ли? Вы хотите знать мою тайну! Что ж! Я все скажу вам, так как я устала постоянно встречать вас на своей дороге в виде препятствия, а война, которую вы объявили мне, неравная борьба, так как вы — любовь, а я — рок!

Дама в черной перчатке произнесла эти слова таким холодно-зловещим тоном, что даже отважная и энергичная Фульмен почувствовала в своем сердце смутный страх. Дама в черной перчатке продолжала:

— Вы любите Армана, а он любит меня… Вы не имеете над ним никакой власти, я же сделала из него раба. Вы видите, что пытаться вырвать его у меня было бы чистым безумием и что вы погибли бы в этой неравной борьбе. Я посвящу вас в свою тайну, потому что вы отвечаете его жизнью за молчание, а когда вы выслушаете меня, то перестанете быть моим врагом и будете, как и он, повиноваться мне, — прибавила Дама в черной перчатке с убеждением. — Или, по крайней мере, перестанете мешать моим планам, как бы непонятны они для вас ни были. А теперь слушайте…

Что ужасного и таинственного рассказала Дама в черной перчатке Фульмен в чаще пустынного сада в эту безмолвную ночь — мы отказываемся сообщить это. Но час спустя Фульмен вернулась в свою комнату бледная, дрожащая, с опущенной головой, связанная клятвой с Дамой в черной перчатке. Она поклялась молчать, даже, может быть, повиноваться.

Графиня д'Асти была принесена в жертву судьбе.

Пока Фульмен возвращалась к себе, Дама в черной перчатке осталась еще на несколько минут в саду, погруженная в размышления. Наконец и она вернулась домой, однако прошла не в свою комнату, а к Арману. Молодой человек спал. Она коснулась его лба рукой в перчатке.

— Арман! — ласково позвала она.

Арман проснулся, открыл глаза и, узнав ее, улыбнулся.

— Милый Арман, — продолжала она ласковым голосом, садясь у изголовья молодого человека, — я хочу побранить вас.

— Побранить меня? За что?

— За то, что вы почти предали меня. Он вскрикнул от удивления.

— Припомните-ка, — продолжала она, — не сделали ли вы чего-нибудь, не посоветовавшись со мною?

— Да нет же… не знаю…

— Вы видели Фульмен?

Арман вздрогнул, вспомнив о свидании, назначенном ему танцовщицей, и об обещании молчать, которое он дал.

— Разумеется, — сказал он, смутившись, — я видел ее сегодня у графини. Разве вы не потребовали этого сами?

— Да, но разве я позволила вам соглашаться на свидание с нею?

Арман покраснел.

— У вас назначено с ней свидание, — продолжала Дама в черной перчатке, — завтра, в казино, и она потребовала от вас, чтобы вы не говорили мне об этом.

— Правда, — признался совершенно растерявшийся Арман. — Но как вы узнали об этом? Кто мог сказать вам это?

— Сама Фульмен.

— Фульмен?

— Да.

— Вы… видели… ее?

— Да, я только что от нее.

— Как! Она здесь?

— Нет, но она перелезла через садовую стену.

— Оригинальная дорога!

Дама в черной перчатке рассмеялась и сказала:

— И знаете ли вы, что она думала сделать в «нашем» саду?

— Нет.

— Она хотела убить меня. Арман вскрикнул от изумления.

— Что делать, — продолжала молодая женщина, все еще улыбаясь. — Фульмен любит вас и… ревнует.

— Бедная Фульмен! — прошептал Арман.

— Но, видите ли, — продолжала Дама в черной перчатке, — она раздумала: вложила меч свой в ножны, и мы кончили с ней миром.

— Это странно!

— И она поручила мне передать вам, что не придет завтра в казино.

— Почему?

— Потому что свидание, которое она назначила, теперь бесполезно. Покойной ночи!

И Дама в черной перчатке удалилась, оставив Армана погруженного в самые невероятные предположения по поводу этой ночной беседы с Фульмен.

Прошла неделя. В течение этого времени Арман и майор каждый день навещали графа д'Асти то вместе, то поодиночке. Когда Арман являлся один, он оставался более часа у постели больного, конечно, не ради последнего. Граф был не более как предлогом для его посещений.

Госпожа д'Асти каждый раз краснела и смущалась, когда в передней раздавались шаги молодого человека, и вся кровь приливала у нее к сердцу. Но это смущение продолжалось недолго. Вскоре глаза ее начинали блестеть от радости. Графиня любила Армана. Она принуждена была признаться себе в этом и не имела сил бороться долее, хоть и пробовала. Тщетно старалась она казаться холодной, сдержанной, почти высокомерной относительно молодого человека. Чувство одерживало верх над рассудком, а взгляд выдавал напускную строгость и холодность.

У графини была поверенная, которой она во всем призналась, — Фульмен, и последняя, в силу таинственного соглашения, вынуждавшего ее к молчанию, не могла крикнуть ей: «Берегитесь! Арман не любит вас… и вы жертва гнусной комедии!».

Что касается графа д'Асти, то протекшая неделя была для него сплошным ужасом. Он ежедневно видел Армана, и каждый визит молодого человека был для него настоящей пыткой. Этот человек, который не мог говорить, которому запрещено было всякое резкое движение, не имел другого средства выражать свои желания и чувства, кроме взглядом, но этот взгляд был необычайно красноречив, и все душевные движения отражались в нем.

Госпожа д'Асти и Фульмен не отходили от его изголовья, но вопрос — являлось ли это ради него одного? Арман приходил аккуратно около двух часов и оставался часов до четырех или пяти. И раненый видел, как молодой человек и графиня обменивались взглядами, поочередно опуская глаза, краснели, смущались и играли наивную комедию любви.

Рана графа, начавшая, по словам доктора, было заживать, через несколько дней воспалилась, и у раненого снова началась лихорадка. Душевные страдания, испытываемые им, осложнили его положение. Однажды вечером лихорадка была так сильна, что у больного начался бред и он перестал сознавать, что происходит вокруг него. Как раз в эту минуту явился Арман в сопровождении майора. Фульмен не было…

В эту минуту, когда входили оба посетителя, графиня была одна около мужа и давала ему успокоительное лекарство. Хотя граф д'Асти и до того плохо себя чувствовал, но бред начался у него лишь с появлением Армана.

— Графиня, — сказал майор Маргарите, — мне знакомы эти пароксизмы лихорадки; я сам испытал их после одной серьезной раны. Они появляются дней через пятнадцать после полученной раны и проходят сами собой, если больного оставляют в полном покое. Как бы мы тихо ни сидели, но одного нашего присутствия достаточно, чтобы поддержать нервное возбуждение больного, которое прекратится, как только господина д'Асти оставят одного.

Граф Арлев встал, сделав Арману знак последовать его примеру. Все трое перешли в соседнюю комнату. Через несколько минут под предлогом визита к одному австрийскому генералу майор откланялся, попросив графиню задержать у себя Армана на час или на два. Графиня д'Асти, оставшись наедине с Арманом, дрожала; она чувствовала, что ее охватывает слабость и борьба невозможна.