Поход через всю Европу предстоял долгий, и потому было решено, что мы станем держаться все вместе, под командой нашего гансграфа. Объединившись, наши компании будут насчитывать свыше тысячи человек и, вместе со своими вьючными животными, составят огромный караван; но для такой армии потребуется больше еды, обширные пастбища по дороге и тщательное планирование продвижения.

В компаниях были люди, которые знали каждый шаг предстоящего пути и все трудности, которые нас на нем ожидают. Кроме того, нам придется высылать вперед разведчиков, которые должны будут подыскивать пастбища для животных, места стоянок и оценивать возможные осложнения и опасности.

Никогда не забуду то утро, когда пять компаний, составляющих передовой отряд, выступили в долгий путь к Киеву.

Во франкских землях мы намеревались держаться двумя группами, но, вступив в более дикие края, где от города до города далеко, а от замка до замка ещё дальше, мы станем двигаться все вместе, только высылать передовое охранение в пять десятков конных копейщиков.

За охранением будут следовать две компании, а чуть позади них — главные силы. Замыкать шествие будет тыловое охранение — арьергард — из двухсот всадников.

Поход начался.

На ходу мы часто пели, и постоянно звучал над колонной походный барабан — этот звук я буду слышать всю жизнь, так глубоко внедрился он в тончайшие фибры моего существа.

Походный барабан!.. Тяжелый, мерный бой его отмечал каждый наш шаг. Этот барабан везли на повозке в хвосте колонны, и темп марша можно было ускорить или замедлить по его бою. Мы, все до последнего, жили под эти звуки, барабан стучал, как великое общее сердце для всей компании… И у других компаний были свои собственные барабаны, помогавшие держать шаг.

Ни доспехи наши, ни шлемы не были одинаковы. Колонна щетинилась оружием всевозможных видов, хотя доля лучников у нас была больше, чем в любой армии того времени. Имелась у нас также рота пращников, искусство которых во владении этим оружием казалось просто неимоверным. Наши верховые кони и вьючные животные были из самых лучших.

Трудности и бури были нашими ежедневными спутниками, держа тела наши в бодрости, а дух в постоянной готовности. Мы жили в непрестанном ожидании опасности — маленький мирок, который двигался своими силами, под собственной властью, который мог защитить себя — и защищал.

Кроме повозки с барабаном, ехали с нами в этом путешествии и другие. Повозки были двухколесные. На некоторых везли припасы, другие во время марша служили жильем для женщин. Нашей повозкой правил Хатиб.

Мы двигались на восток, и по пути менялся цвет листвы: зеленые леса становились ярко-красными и желтыми. Зеленеющие поля сменялись бурыми, и на многих из них злаки были уже сжаты, оставалась лишь щетинистая стерня.

По временам мы задерживались, устраивали небольшие собственные ярмарки, выставляя на них свои товары, покупали или выменивали дополнительные припасы и разузнавали все, что удавалось, о дороге впереди.

Первый раз на нас напали поблизости от Мааса, второй — у Рейна. И дважды мы остались победителями, причем на второй раз кинулись в погоню за нападавшими, настигли их и захватили лошадей, а с людей сняли доспехи и оружие, но уцелевших отпустили на свободу.

Каждый наш ночной лагерь был похож на крепость, а колонны напоминали армию в походе. Мы поднимались по трубному сигналу, выступали в дорогу по второму, и ежедневно сопровождал нас на марше ритмичный грохот походного барабана.

Мы слышали, как раскатывается его приглушенный гром по дальним холмам и в солнце, и в бурю. Этот барабан был для нас богом, нашим господином и властителем, а для возможных врагов — предостережением.

Каждый день начинался с распоряжений гансграфа, восседавшего на одном из нескольких своих крупных коней. Он часто советовался с «дуайенами» — старейшинами, управлявшими своими компаниями, и с теми из купцов, чьи мнения уважал.

Моим близким другом стал Лолингтон, предводитель акробатов и фокусников, и мы с ним иногда отделялись от колонны, чтобы поохотиться. Он мастерски владел луком, и мы вместе добыли несколько вепрей, оленей и множество зайцев, которые пополняли наши пищевые запасы.

Во время одной такой вылазки мы обнаружили засаду.

Мы уже давно не встречали по дороге ни путников, ни овечьих стад, ни даже верховых, как вдруг набрели на широкую полосу следов в грязи.

Отъехав в сторону от следов, мы осторожно поднялись по склону длинного холма и спешились. Ползком пробрались немного вперед, пригнув головы, и заглянули через гребень.

В полумиле к северу пролегала дорога, по которой должен был пройти наш караван, а в роще у дороги притаились несколько сотен вооруженных людей на добрых конях.

Поскольку нам приходилось отвлекать многих людей, чтобы гнать скот и управляться с вьючным обозом, число воинов, которых мы могли выставить, не составило бы и половины числа тех, кто нас подстерегал. Навалившись неожиданно, такая сила могла причинить невосполнимый ущерб, может быть, даже разгромить нас. Уклониться от них не было никакой возможности, а тяжелый бой — это кровь и смерть.

— Если бы ударить по ним сейчас, — предложил Лолингтон, — то на нашей стороне оказалась бы внезапность.

Теперь нас не застанешь врасплох — это уже преимущество; но как использовать его наилучшим образом?

Что они предпримут, когда увидят нас?

Лолингтон сказал:

— На их месте я бы подождал, пока часть нашей колонны пройдет мимо, а потом ударил.

Я был такого же мнения, и они, вероятно, тоже. В этом случае наша колонна будет разорвана пополам, начнется суматоха и замешательство… Ну, а если, предположим, замешательства не произойдет?

Мы поспешили вернуться к колонне и доложили гансграфу. Он внимательно выслушал нас, позвав предварительно дуайенов, а также Лукку и Иоганнеса. Сарзо, дуайен самой крупной компании после нашей, был добрым воином, и Фландрен тоже.

Гансграф изложил им мою идею.

Предложение заключалось в том, что, раз уж нападения избежать не удается, колонна должна продолжать путь, но, как только начнется бой, та часть колонны, которая уйдет вперед, и та, что останется позади, должны будут развернуться и ударить по врагу с флангов.

Итак, мы спокойно ехали вперед, хотя каждая жилка была напряжена и все чувства насторожены. У Сарзо имелось несколько повозок, крытых бычьими шкурами, непроницаемыми для стрел. В каждую повозку посадили по три лучника.

Отделили сорок конников, которые должны были оттянуться назад и, обойдя врага, напасть на него с тыла, воспользовавшись дорогой, которую нашли мы с Лолингтоном.

План был составлен быстро, и защитники заняли свои места, а колонна тем временем продолжала марш. Командование четырьмя десятками всадников поручили мне.

— Ты разведывал дорогу, ты знаешь, что делать.

Лолингтон вызвался идти вместе со мной, и наш отряд оттянулся назад, заняв место арьергарда.

Мы видели с гребня холма, как грабители бурей вынеслись из лесу. Наша колонна разомкнулась, повернувшись по-военному четко, и нападающих встретил град стрел.

Военные лучники в то время во всех армиях были немногочисленны, и среди наемников, бросивших свое ремесло и занявшихся разбоем, дело обстояло точно так же.

Стрелы сбросили с седел несколько человек, а потом мы с криком пустились в атаку вниз по склону.

Нападающие оказались плотно зажаты между двумя линиями нашей колонны и встретили сильное сопротивление, а тут и мы ударили им в тыл.

Ударили мы с силой, сбив с ног некоторых их лошадей. Огромного роста всадник замахнулся было на меня мечом, но ему в горло воткнулась стрела, прежде чем он смог завершить удар, а я пронесся мимо и атаковал другого, полоснув его по бицепсу, и увидел, как повисла рука, болтаясь на тонкой полоске кожи и сухожилий.

Лолингтон, остановившись чуть в стороне, пустил в ход свое излюбленное оружие — лук; совершенно спокойно, без суеты и без промаха пронзал он стрелами одного всадника за другим.