Я ждал продолжения, но не услышал больше ничего кроме приглушенного звона точильного камня о сталь. Тоже песня.

Но я ее понимал.

Мы отдыхали до захода солнца. Потом в дом вошли Глава и несколько жителей деревни и вежливо пригласили нас на ужин. Поскольку нам с Дел больше нечем было заняться — да и есть хотелось — мы согласились.

Если бы мы могли выбирать, мы предпочли бы поесть в доме, и вообще-то на это рассчитывали, но очевидно Северяне приняли первое дыхание весны за знак того, что ночи становятся не холоднее дней. Оказалось, что ужин будет под открытым небом, и усевшись на покрытую шкурами землю, я укутался в плащ так плотно, что едва мог пошевелиться, хотя ради ужина пришло пожертвовать теплом и освободить руки.

Вот что я хорошо умею, так это есть. На предложенную еду никогда не плюют, если конечно ее предложил не враг.

Глава по имени Халвар понимал, какую честь ему оказала Стаал-Уста нашим присутствием и чувствовал себя обязанным самому прислуживать гостям. Пока мы с Дел жевали жареную свинину, хлеб, клубни и запивали все это кружками эля, Халвар расписывал нам историю деревни. Я слушал вполуха, поскольку говорил Глава с акцентом, превращавшим речь на и без того малопонятном Северном в полную неразбериху, и постоянно ссылался на дракона, из чего я сделал вывод, что страсть к мифологии в Ясаа-Ден процветала, а я никогда не интересовался сказками. Дайте мне только отточенный меч из хорошей стали…

— Тигр…

Голос Дел. Я обернулся, вытаскивая изо рта кусок свиной шкурки.

— Что?

Она кинула на меня раздраженный взгляд и сделала изящный жест, который должен был показать мне на всех присутствующих.

— Поскольку завтра мы отправляемся к дракону, деревня Ясаа-Ден хотела бы сложить песню в нашу честь.

— Я не умею петь, — терпеливо напомнил я.

— От тебя этого никто не потребует. Петь будут они, для нас.

Заглотнув последний кусок свинины и смыв его в желудок элем, я пожал одним плечом.

— Пусть поют, если хотят. Ты знаешь мои музыкальные способности.

Дел ловко перешла на другой язык и, сердечно улыбаясь, чтобы порадовать Халвара, сообщила мне на Южном с неизменным Северным акцентом:

— Это честь для нас. И если в тебе есть хоть капля воспитанности, сейчас ты скажешь им какую честь они нам оказывают.

— Я только опасаюсь, что они усыпят нас своей песней, — я глотнул еще эля.

Улыбка Дел пропала.

— Почему ты всегда такой грубый? Эти люди верят в тебя, Тигр… они хотят показать тебе как ценят то, что ты пришел спасти их деревню. Ты — Песчаный Тигр, человек из Южных легенд, а теперь твое имя может войти и в Северные легенды. О тебе будут говорить как о человеке неравнодушном к бедам других, готовом помочь беспомощным и слабым…

Мне пришлось прервать ее, я побоялся, что она зайдет совсем далеко.

— Воззвания к моему самолюбию не помогут.

— А раньше помогали.

Это замечание я пропустил мимо ушей.

— Я просто не могу понять, почему деревня, полная взрослых людей, упорно продолжает рассказывать сказки вместо того, чтобы заниматься серьезными делами, — я мотнул головой в сторону расплывающихся контуров гор. — Это просто куча камней, Дел, ничего больше. Если гончие там, я туда пойду. Но зачем твердить, что там дракон?

Дел вздохнула и тоже сделала глоток. Люди смотрели на нас, мы говорили на Южном, но тему нашего разговора понять было нетрудно.

— Тигр, неужели ты прослушал все, что рассказывал Халвар о появлении Ясаа-Ден?

— Я слушал… но не понял и одного слова из десяти, баска. У него слишком сложный Высокогорный, а я не до такой степени им владею.

Дел слабо нахмурилась.

— Диалект гор. Да, я не подумала. Наверное тебе действительно трудно его понимать. Но это не извиняет твою грубость…

— …по отношению к Главе, который рассказывает сказки? — я покачал головой. — Я ехал сюда не для того, чтобы терять время на глупости, Дел. Все эти рассказчики — вруны — если тебя интересует мое мнение — и за деньги они выдумывают истории, хотя могли бы заниматься чем-то полезным. Конечно сочинять сказки проще. А если за это еще и платят…

— Тигр, — холодный тон Дел заставил меня замолчать. — Мы не говорим о скельдах, которые глубоко почитаемы на Севере, да и откуда тебе знать, легко ли быть скельдом. Что человек, который живет убийством, может знать об искусстве повествования?

Я покосился на нее.

— Ты кажется тоже иногда имеешь дело с убийством.

Не ожидавшая такого выпада Дел замолчала, потом перевела взгляд на Халвара, который терпеливо ждал окончания нашего разговора, и выдавила слабую улыбку, но в ее голосе слабости я не почувствовал.

— Этот человек и жители деревни готовы оказать нам высокую честь, Тигр. Ты выслушаешь песню, ты дождешься ее завершения, а потом поблагодаришь Халвара и всех в Ясаа-Ден за их доброту и щедрость. Понял меня?

— Конечно, — оскорбился я. — За кого ты меня принимаешь? За дурака, который этим утром выпал из козьей повозки?

— Нет, — с прохладцей сказала Дел, — за дурака, который выпал из этой повозки лет тридцать восемь или тридцать девять назад и ударился головой.

— Тридцать шесть! — сам того не ожидая, взорвался я и выругался, когда она слабо улыбнулась и сообщила Халвару, какой честью для нас будет выслушать их песню.

Точнее я думаю, что она это сказала. Никогда нельзя быть уверенным, если разговор ведется на Высокогорном. Он неверный, как и сам Север. Но что бы Дел ни сказала, Халвару это польстило. Он крикнул что-то неразборчивое — мне — и несколько человек кинулись к домам, чтобы вскоре вернуться с барабанами, флейтами, бубнами и другими инструментами, которые я не смог опознать.

Ясно, музыканты. Остальные взяли детей на колени, влюбленные обнялись, все приготовились петь песню.

Солнце скрылось, его поглотили горы. Дракон угрюмо дымил в сумерках, извергая слабое красноватое свечение из глубин его «глотки». Я хмуро рассматривал его, отмечая, что в темноте зверь не превратился во что-то более земное, на что я очень надеялся. Напротив, я уже почти не сомневался, что рядом лежит огромный дракон. Странный запах остался, к нему примешивались другие ароматы — жареной свинины, кислого эля, немытых тел, мокрых детских пеленок, животных, которых надо было запереть, но все равно я его чувствовал. Он спускался с горы, похожей на дракона, укутывая Ясаа-Ден затхлой вонючей пеленой.

Пахло не костром. Дым от каждого дерева разный, но всегда чистый и сладкий. И не навозом — ни от козы, ни от коровы, ни от кого-то другого — а уж я-то эти запахи хорошо знал, я собрал много навоза в те дни, когда был рабом. У него свой, особый запах. Этот был другим.

— Гончие, — вдруг сказал я.

Халвар прервал свое вступление к песне. Дел сердито посмотрела на меня.

— Гончие, — повторил я, прежде чем она успела меня отчитать или сообщить мне, кто я такой. — Вот на что похож этот запах, или вернее вот чем от них пахнет, — я указал подбородком в направлении горы. — От них воняет этим дымом.

Дел нахмурилась.

— Похоже на тухлые яйца? — предположила она.

Я подумал.

— Что-то есть, — согласился я и тут же высказал свое предположение. — Скорее гниющее мясо.

Я сказал это очень тихо, чтобы слышала только Дел. Она, по крайней мере, отреагировала не слишком бурно. Потом Дел снова повернулась к Халвару и очень уважительно сообщила, что мы готовы выслушать долгожданную песню.

Халвар просто горел желанием начать, но оказалось, что кое-что требовалось и от нас. И он задал Дел вопрос.

Лицо Дел изменилось, с него очень медленно сошли все краски и так же медленно расширились ее глаза. Она быстро справилась с собой, но не совсем отошла от потрясения. Дел заговорила с Главой обычным для танцора меча тоном — холодным, деловым. Она и раньше разговаривала так с людьми, но я не ожидал такого по отношению к Халвару. Мне показалось, что он ей понравился.

Я пошевелился под плащом.

— Что-то случилось?

Дел отмахнулась, как будто этот жест должен был все объяснить.