В ямы, вырезанные в мягком дерне в форме звезд, были заложены куски старой автомобильной покрышки вперемешку с дровами. Мы облили их бензином и техническим маслом. Заготовили факелы. Ждали.

Профессор взглянул на светящийся циферблат часов:

— Скоро двенадцать. Осталось десять минут. Не успел он произнести эти слова, как над нами пролетела огромная ночная птица. Бесшумно махая крыльями, она сделала один круг, другой… Внезапно послышалось заунывное пение. Сначала я подумал, что мне показалось, но пение становилось все явственнее.

Странная мелодия, напоминавшая отпевание покойника, переворачивала все внутри. Слов было не разобрать, но пели на каком-то незнакомом языке.

— Началось, — проговорил Струмс, и в его голосе прозвучало удовлетворение.

Ночь, еще несколько минут назад полная звуков, вдруг замерла. Стояла полная тишина. Лишь потрескивали дрова в костре, да слышалось пение.

Но вот в темноте, окружавшей наш лагерь, обозначилось некое движение: зашуршала трава, звук неуверенных шагов.

Мороз пошел у меня по коже. То же чувство, по-моему, испытывал и Коля. Только профессор оставался спокоен. Он внимательно смотрел во тьму. В его руках я заметил фотоаппарат со вспышкой.

Из темноты вышла какая-то фигура и встала на границе круга. Трудно было разобрать, кто это, — она казалась совсем черной. Однако когда я внимательно присмотрелся, то увидел, что от фигуры исходит слабое зеленоватое свечение, каким светятся иногда гнилые пни на болотах.

— По-моему, наша знакомая пожаловала, — профессор вскинул фотоаппарат. В свете вспышки мы явственно различили девицу Дарью Сурину.

Она отшатнулась и чуть не упала. Движения ее напоминали движения марионетки, будто все тело состояло из шарниров.

Струмс направил на мертвую мощный фонарь. В его лучах мелькнули черное оскаленное лицо, стеклянные, остановившиеся глаза, истлевшие лохмотья, покрывавшие ее остов. Она снова подошла к границам круга и уставилась на нас. Из темноты показались какие-то фигуры.

— Ого! Да она с компанией, — усмехнулся профессор. — Готовьте факелы.

В эту минуту меня кто-то крепко схватил сзади за руку. Я с удивлением обернулся и почувствовал тяжелый запах гнили.

— Помогите! — закричал я. Струмс рванулся на мой голос. Как сейчас помню, в свете его фонарика я увидел отвратительную, покрытую зеленой плесенью руку мертвеца с длинными желтыми ногтями.

Струмс схватил саперную лопатку и одним махом перерубил эту руку у предплечья. Раздался чавкающий звук, точно разрубили огромный гнилой помидор. Однако отрубленная кисть продолжала крепко сжимать мою руку. Я завизжал от ужаса.

— Он с тыла прорвался! — закричал профессор. В его руках появилась бутыль со святой водой.

Профессор плеснул ею на мертвеца, который все еще пытался схватить меня уцелевшей рукой.

Послышалось шипение, точно это была серная кислота. Зомби забился в конвульсиях и задымился.

— Коля, зажигай костры, — отдал команду Струмс.

В один миг заполыхали четыре пятиконечные звезды по краям магического круга. Упыри шарахнулись в сторону. В ярком свете костров стало видно, что их около десятка. Но свет вырвал из тьмы и еще одну группу фигур, стоявших поодаль. Это были явно живые люди.

Мертвец, который проник в круг, продолжал дергаться на земле, и стал как бы всасываться в нее (другого определения я не подберу). Внезапно он исчез. Так же внезапно исчезли и все остальные. Мы остались одни, и только четыре костра чадили черным, жирным дымом.

Митя остановился, перевел дыхание и в который уже раз закурил.

— А дальше что? — Валентина Сергеевна от нетерпения вся подалась вперед. — Дальше, Митя, дальше.

Митя молчал, попыхивая папиросой.

— Это все, — наконец сказал он.

— Как все? — Валентина Сергеевна недоверчиво улыбнулась.

— Представьте себе. На другой день, когда профессор с ассистентом снова собрались на кладбище на раскопки, я сказал, что больше в этом не участвую. Честно говоря, испугался. Да и до сих пор, когда вспоминаю, испытываю не совсем приятные чувства.

Профессор меня не удерживал.

— Ну, что ж, — сказал он, — я понимаю, что втянул вас в неприятную историю. Не подготовил, ничего не объяснил… Поэтому не смею задерживать. Хотя вдвоем нам будет тяжелее. А хотелось бы разобраться во всей этой чертовщине. Ну, прощайте. — Он пожал мне руку и, посвистывая, зашагал вслед за ассистентом.

С тех пор о них я больше не слыхал.

И вот совсем недавно мне стало известно, что Струмс жив и здравствует.

— Что же будет со мной?! — вскричала библиотекарша. — Ведь если всему этому верить, мне осталось жить двенадцать дней. Нет, уже одиннадцать. — Она посмотрела в окно, где занималось бледное утро.

— Выход один, — сказал Забалуев. — Надо ехать в Лиходеевку, на месте во всем разобраться.

— Вот вы и поезжайте, — усмехнулся Митя, — вдвоем. С меня достаточно. Как вспомню руку в зеленой плесени… Вся трухлявая, а из нее черви выползают… — Его передернуло. — Нет уж! Увольте!

— Но ведь надо же что-то делать, — продолжал Забалуев. — Нельзя же так все оставлять. В конце концов человеческая жизнь в опасности!

— Я вас очень уважаю, Петр Петрович, — тихо заговорил Митя, — и мне понятно ваше беспокойство. Но, вы, видимо, не понимаете, с чем столкнулись. Это — Зло. Зло с большой буквы, существующее сотни, может быть, тысячи лет. Мы не знаем, что это, откуда это и как с ним бороться. Случайно заглянули за грань реальности, и что же? Все наши представления рушатся, как карточный домик.

— Митя, все это словеса! — воскликнул Забалуев. — Ты поможешь или нет?

Воробьев встал, обвел присутствующих долгим взглядом и, не прощаясь, вышел.

Некоторое время сидели молча. Потом поднялась Валентина Сергеевна.

— Ну что же, Петр Петрович, пора домой. Спасибо за помощь.

— Пойдемте, я вас провожу, Валентина Сергеевна, — засуетился Забалуев.

— А бутыль со святой водой у вас есть? — усмехнулась Валентина Сергеевна.

— Святую воду достать можно, — в тон ей сказал архивариус. Вооружиться согласно Митиньм рецептам.

Они вышли из здания архива. Было раннее летнее утро, свежее и чистое. Вдали раздался гудок паровоза. Ему ответили фабричные гудки. Шла будничная жизнь без всяких чудес.

— И все-таки ехать! — вдруг сказал Забалуев. — Решено! Сегодня же.

— Но… — начала было Валентина Сергеевна.

— Никаких «но». Сейчас идите поспите, а часиков в одиннадцать я за вами зайду, и двинемся. Чем сидеть и ждать неизвестно чего, лучше идти навстречу опасности, — высокопарно произнес архивариус.

…Валентина Сергеевна, как женщина пунктуальная, ровно в одиннадцать часов вышла из своей квартиры, уже готовая к путешествию. Во дворе было пусто. Она присела возле подъезда в ожидании.

Вдруг раздался сильный шум. Во двор въехал мотоцикл с коляской. За рулем сидел Митя, а за его спиной скорчился Забалуев.

— Экипаж подан, — сказал Митя весело.

— Он едет с нами, — добавил Забалуев, — я его не уговаривал, сам решился.

До Лиходеевки добрались довольно быстро. Сразу же встал вопрос: где остановиться?

— Я думаю, — сказал Забалуев, — Валентине Сергеевне лучше всего отправиться к той старушке, у которой она останавливалась в первый раз. А мы с Митей расположимся где-нибудь за деревней в лесу; палатка у нас есть, так удобней, и внимание привлекать не будем. А вы, Валентина Сергеевна, объясните, что решили продолжить свой грибной промысел. Завтра же с утра выходите за деревню и прямо по дороге пройдите с полкилометра, там мы вас будем поджидать.

На том и порешили.

Вот и знакомый дом. Хозяйки не было видно, и Петухова нерешительно остановилась у калитки. Вспомнились последние слова бабки. Мол, через день увидимся. «Ну что ж, и бабка замешана в эту историю», — со странным удовлетворением констатировала Валентина Сергеевна.

Ничего больше ее не удивляло.

— А, это ты, Валечка! — неожиданно раздался веселый возглас, — За грибами своими вернулась?