Так что и со второй моей любовью тоже пришлось расстаться, чтобы не трепать попусту нервы ни ему, ни мне.

Но больно было до сих пор.

— С вами всё в порядке? — осторожно спросил мой подобрашка. — У вас было такое лицо…

— Всё хорошо, — сказала я. — Это всего лишь внезапный приступ воспоминаний. Иногда они бывают слишком яркими.

— Когда их совсем нет, ещё хуже, — тоскливо сказал подобрашка. И вдруг улыбнулся: — А вы очень красивая. Странно, в газетах и по телевизору этого было незаметно. Наверное, из-за того, что вы одеваетесь как-то… Слишком по-мужски, что ли… Вам бы платьице какое-нибудь симпатичное. Или брюки, но женские, а не эти бесформенные джинсы.

— Ещё минуту назад мы были на «ты», — напомнила я. — Лишние церемонии ни к чему. А что кается платьица… Врать не буду, всякие гламурные штучки мне нравятся, и даже очень нравятся, но если я надену женский наряд, то сразу становлюсь похожей на парня гомосексуальной ориентации, который переоделся в девушку. Ко мне даже педики клеиться начинают.

— Что? — поразился парень.

— Ну да, я же тощая и почти плоская что спереди, что сзади.

— Ничего подобного! — возмутился парень. — У вас прекрасная грудь! Пусть и небольшая, зато очень соблазнительная. И попка не хуже. Извините.

Я засмеялась.

— К сожалению, это всё куда-то исчезает сразу же, как только я влезу в нормальную одежду вместо унисекса. Говорю же, я становлюсь пацан пацаном. Меня даже гомофобы дважды избить пытались. По их словам — за недостойное мужчины поведение.

Парень улыбнулся.

— Думаю, тут их ждало немало сюрпризов.

— В общем да, но… Уличная драка и спортивный бой — далеко не одно и то же. Оба раза победа доставалась мне недёшево.

«К счастью, первая драка была до встречи с Андреем, а вторая — после разрыва», — добавила я мысленно. — «Андрея бы инфаркт хватил, увидь он меня тогда».

— По-моему, — тихо, но твёрдо сказал подобрашка, — каждый имеет право жить так, как он хочет.

— При условии, что его желания не причиняют вреда другим людям, — уточнила я. — Те умники, которые едва не сделали меня калекой, тоже хотели жить так, как нравится им. В мире, где все будут только такие, как они. А всё несоответствующее их вкусам они хотели выбросить как грязь.

Подобрашка поёжился, опустил глаза. Странный он. Одет дорого и со вкусом, чувствуется привычка управлять и приказывать, а держится как заблудившийся ребёнок.

— Я тоже хотел заниматься единоборствами, — сказал вдруг подобрашка. — Пришёл в этот клуб. А меня не взяли. Хотя и говорили, что принимают всех.

— Хм… А вы в какую секцию приходили?

— Отделение восточных единоборств, секция кунг-фу.

— Тогда правильно сделали, что не взяли, — сказала я. — С таким крепким и крупным костяком надо выбирать самбо или систему Кадочникова. А кунг-фу, айкидо и прочие восточные изыски предназначены только для людей астенического телосложения. И не говорите, что вам не предлагали обратиться на отделение русских единоборств.

— Предлагали. Но…

Я усмехнулась.

— …но очарование гонконгских боевиков оказалось сильнее разума. Только дело в том, что все боевые системы на самом деле равноценны. Человеческая анатомия остаётся неизменной в любой точке земного шара, да и законы механики действуют везде одинаково. Поэтому надо выбирать ту систему, которая лучше всего подходит именно вам и совершенствовать навыки владения её приёмами.

— Ты занимаешься кунг-фу! И ты победила в «Кубке Троеславия»!

— Соперники меня недооценили. И очень сильно недооценили. Однако на следующий год они такими ушехлопами уже не будут. И победа достанется мне очень нелегко. Если вообще достанется. Ты главное пойми — важна не сила удара, и не способ его нанесения, а правильность выбора боевого приёма. Если я ударю тебя вот сюда, ты свалишься с болевым шоком и прочухаешься не раньше, чем через минуту. Но если ты даже по касательной ударишь меня в висок, то единственный медик, который мне понадобится, будет патологоанатомом.

Подобрашка с испугом посмотрел на свою мощную кисть, затем на меня.

— Тело тоже инструмент, — сказала я. — А каждый инструмент надо применять именно так, как это требуют его свойства. Ты же не будешь пытаться резать хлеб молотком, а гвозди забивать ножом? И не будешь рассуждать, что в хозяйстве полезнее — нож или молоток. У всего есть своё и только своё предназначение, и противоречить ему было бы нелепо. Наоборот, достичь желаемого результата можно только тогда, когда используешь инструмент правильно. Точно так же и с телом. У него тоже есть своё предназначение, и если ты попытаешься противоречить его истинной природе, то не получишь ничего, кроме боли.

Подобрашка вдруг застонал, попятился и рухнул на колени. Теперь это были даже не рыдания, а вой — рваный, тяжёлый и полный такого отчаяния, что мне стало жутко.

Я мгновение поразмыслила и влепила ему крепкую оплёуху «лодочкой». Клин выбивают клином, боль душевную обрывают болью телесной.

Парень рухнул на асфальт, вой прекратился. Я села рядом с ним, помогла подняться, обняла, погладила ему затылок, плечи.

— Рассказывай, — шепнула на ухо. — Всё рассказывай.

— Я убил человека, — сказал он тихо.

— Это случилось сегодня?

— Да, — кивнул парень. — Сегодня он умер. И виноват в его смерти я. Всё это только из-за меня.

Я сжала ему плечи.

— Ты так в этом уверен? Однозначности не бывает нигде. Зачастую всё оказывается не таким, как кажется на первый взгляд.

— Только не в этом случае…

Парень стряхнул мои руки, поднялся. Я встала, отступила на шаг. Мысленно усмехнулась, заметив, что моё тело заняло позу, из которой за сотую долю секунды можно перейти в боевую стойку, а там и в атаку.

Подобрашка спрятал лицо в ладонях, стиснул пальцы так, будто хотел содрать с себя кожу.

— Господи, — простонал он, — даже в нашем паршивом городишке и то восемьсот тысяч жителей. А на всей Земле людей больше шести миллиардов. Ну почему он запал именно на меня?! Почему ему не встретился тот, с кем он мог быть счастлив? Ведь он никогда и никому не сделал ничего плохого. За что ты так его наказал?! Почему ты так несправедлив к нему?

Парень опять заплакал, но на этот раз уже тихо, без рыданий или воя.

Я подошла к нему, прикоснулась к локтю.

— Рассказывай, — сказала я. — Всё рассказывай. С самого начала рассказывай. Как вы познакомились?

Парень убрал от лица ладони, посмотрел на меня.

— Зачем тебе всё это?

— Сама не знаю, — честно призналась я. — Сначала была случайность, а дальше… Наверное, я просто не могу пройти мимо чьих-то слёз так, как будто их нет.

— В таком случае ты самая законченная дура, какая только может быть. Зуб даю, что из неприятностей ты не вылезаешь.

— Ну… Бывает иногда. Но… Я такая, какая есть, и нравлюсь себе именно такой. А если так, то всё правильно. Пойдём.

Я взяла его за руку и потянула к машине. Парень сел на заднее сиденье, я с ногами забралась на переднее пассажирское, а спиной оперлась о приборную доску. Нет, я всё-таки молодец. Такой удобной машины ни у одного миллионера нет. Не говоря уже о скорости и маневренности.

Парню, судя по всему, те же мысли в голову пришли.

— Ты где учишься? — спросил он.

— На мехмате. В этом году диплом.

Подобрашка усмехнулся.

— Я тоже мехмат закончил. Филиппенков всё ещё преподаёт?

— Он мой дипломный руководитель.

— Ну ещё бы… Он таких ярких любит. А мне посоветовал сразу же после диплома подумать об альтернативной профессии. «Ибо для науки как в прикладной, так и в теоретической сфере вы не пригодны». Я покумекал и устроился менеджером по работе с поставщиками в крупный салон цифровой техники. Теперь я его совладелец и полновластный директор одного из филиалов.

Он откинулся на спинку сиденья, полузакрыл глаза.

— Когда я получил эту должность, то первое, что решил сделать — это расширить и перепланировать торговые помещения. В первоначальном виде они были не только неудобными, но и очень неуютными. Потому и покупатели там старались не задерживаться. Захар занимался дизайном интерьеров… Вольный художник. У него было что-то вроде фирмы, но реально единственным её сотрудником был он сам. Ну ещё секретарша, потому что надо было кому-то принимать звонки и ходить на почту, чтобы оплатить счета за газ и электричество. Офис у Захара совмещён с квартирой, а всей этой бытовой канцелярией ему заниматься было лень.