— Жертвоприношение! — орали глашатаи. — Полуденное Жертвоприношение!

На площади собирался народ. Нарядно и ярко разодетые люди оживлённо переговаривались, нетерпеливо поглядывали в сторону королевского дворца — до выезда государя и церемонии Оповещения о подготовке к обряду Жертвоприношения оставалось всего несколько минут.

Праздник Встречи Лета обещал удаться на славу: сверкающе-яркое, но ещё не жаркое солнце щедро дарило Поднебесному миру свои лучи, ароматы многочисленных цветов наполняли воздух чудеснейшим благоуханием.

Желающих послушать Оповещение всегда сходилось много, а сегодня толпа собралась вдвое больше обычного — ведь в жертву должны были принести не очередную прекрасную девственницу, а молодого воина. Того самого, который святотатственно лишил Жертву девственности и тем сам забрал себе её ольм — особую энергию, в обмен на которую Всевечное Небо подарит Варигскому королевству целый год удачливости и процветания: после обряда Жертвоприношения моровые поветрия, неурожаи и стихийные бедствия обходят земли Варига самой дальней стороной. Благодаря этой ежегодной церемонии королевство стало самой богатой и процветающей державой Поднебесного мира.

Но из-за кощунственной дерзости воина и ольменги — девушки-кандидатки в Жертвы — благополучие королевства и всех его обитателей едва не оказалось под угрозой.

Однако священники сразу успокоили народ — если кощунник забрал у Жертвы её ольм, то сам теперь должен быть принесён в дар Всевечному Небу. Варигцы не спорили — священникам лучше знать. А воин в качестве жертвы даже интереснее. Желающих заменить собой ольменгу давно уже не было, и девственницы, пусть даже самые прекрасные, за последние полсотни лет успели изрядно поднадоесть.

Крики глашатаев сменились руладами сигнальных рожков.

Со стороны дворца показался паланкин. Но флаг перед ним несли не алый — королевский, а всего лишь зелёный, министерский.

В толпе послышались разочарованные вздохи — Льехх, двадцатипятилетний король Варига, славился красотой не меньше, чем могуществом государства, и посмотреть на прекрасное лицо молодого монарха считалось доброй приметой.

С балкона Рассветной башни можно разглядеть Дворцовую площадь во всех подробностях, самому оставаясь невидимым — изящные, но прочные защитные решётки надёжно скрывают от посторонних глаз.

Льехх едва удержал злобное ругательство — звук рожков был визгливым и пронзительным до боли.

Но ведь раньше в их распевах ничего особенного не было. Или боль причинило само слово «жертвоприношение»? Ведь Жертвой должен стать Нэльд, его самый лучший и близкий друг. А не будь Нэльда, ею стала бы Вильса, единственная любовь Льехха. Его тайная и недостижимая отрада, которой он так и не решился сказать о своих чувствах.

Вильса сейчас далеко, где-то за пределами страны. Льехх никогда её больше не увидит. А завтра не станет и Нэльда.

Всевечное Небо, каким дураком и скотом нужно быть, чтобы упрекнуть Нэльда в предательстве! Ведь только благодаря ему Вильса останется жить.

В том, что она выбрала Нэльда, винить следовало себя. Но не своего лучшего друга! И тем более не Вильсу…

Ведь Нэльд делом доказал, что был достоин её любви гораздо больше Льехха. И верность дружбе Нэльд тоже доказал, когда отказался от побега. Как и верность присяге Защитника.

«Ваше величество, — ответил Нэльд, — если не будет Жертвоприношения, Вариг погибнет. Вместе с королевством погибнет и его монарх. Мне одинаково больно было бы увидеть и то, и другое. Поэтому я выполню свой долг, государь».

Льехх до боли стиснул перила балкона, стремясь удержать стон — до той минуты Нэльд, оставаясь с ним наедине, никогда ещё не называл своего друга ни государем, ни вашим величеством.

…Со стороны площади донеслись новые взвизги сигнальных рожков и восторженные крики толпы. Оповещение окончено. Паланкин министра церемоний несут обратно во дворец.

Льехх оглядел придворных. От пёстрых, сверкающих драгоценностями одежд рябило в глазах, аромат многочисленных благовоний смешался в удушливую вонь.

«Нэльд, Нэльд, Нэльд…», — стучало в голове неотвязной мыслью. А грудь как пыточным обручем стискивало тоской. И боль от неё оказалась не меньше, чем от пытки.

Король смерил оробевших от предчувствия монаршей немилости вельмож ледяным взглядом. Те поспешно согнулись в низких поклонах. Король возвестил, что в преддверии Жертвоприношения собирается предаться молитвам и благочестивым размышлениям, а потому повелевает переодеть себя в облачение паломника, проводить в Полуденную часовню и оставить одного.

Едва за придворными закрылась дверь, как Льехх вскочил с колен и плюнул на алтарь. Схватил священный жезл и, словно дротик, метнул в венчавший алтарный свод символ Неба.

— Паскуда! — хриплым от ярости голосом заорал Льехх. — Твои благодати ничем не отличаются от проклятий, если за них нужно платить жизнью людей и смертью собственной души!

Льехх закрыл глаза. Нэльд тоже сейчас заперт в часовне, только в Полуночной. А завтра он умрёт на Дворцовой площади в церемонии Жертвоприношения.

— Нет, — твёрдо сказал Льехх, — ты не уйдёшь за Грань один. Я буду ждать тебя там. И путь мой будет ничем не легче твоего.

Король постоял с полузакрытыми глазами, вполголоса вспоминая законченные и незаконченные дела. Строительство дорог и нового порта, союз с Тарегой — соседним и влиятельным государством… До появления у Льехха сыновей официальным престолонаследником считается принц Тьерн, младший брат отца. Человек он неглупый и Варигом будет управлять ничем не хуже год назад опочившего государя. Хотя и не лучше. Реформы, которые затевал Льехх, король Тьерн делать не будет ни за что. Зато он вдовец и препятствий к бракосочетанию с тарегской принцессой у нового монарха не возникнет. А там, глядишь, кто-нибудь из его наследников и до реформ додумается. Тарегскую принцессу хвалят не только за смазливое личико, но и за прозорливый ум. А мудрая мать и детей толковых рожает…

Нет, с делами всё в порядке, ни одно из них не препятствует королю передать престол наследнику и уйти из ненавистного мира за его Грань.

Быть может, когда он встретится там с Нэльдом, побратим согласится принять от Льехха мольбу о прощении…

Льехх посмотрел на алтарные светильники. Маслом их заправили не более получаса назад, так что содержимого любого из них хватит, чтобы открыть для себя дверь в Мир-За-Гранью.

Но для надёжности Льехх возьмёт два сосуда с горящим маслом.

Он потянулся к светильникам. Но прикоснуться к ним не успел — по рукам больно ударил брошенный кем-то жезл.

Льехх с изумлением посмотрел на молоденькую девушку в одежде послушницы.

— Ты откуда здесь? — с возмущением проговорил король.

— Вот за тем бордюром валялась, — обыденно ответила послушница, показав на Северную алтарную границу.

— Валялась? — ошарашено спросил король. — Как это?

— Я призракша, — пояснила послушница. — А призракам без тела обходиться вовсе не так удобно, как привыкли считать живые. Поэтому я взяла это тело. Хотя мозг в нём уже почти мёртв, все прочие органы остались в полном здравии. Так что телом можно немного попользоваться — дня два или три.

— Что? — пролепетал король. — Я не понимаю… Ты не человек?

— Человек. Только призрачный.

Окончательно запутавшийся Льехх помотал головой. Послушница подошла ближе и проговорила уточняюще:

— У вас тут что, средневековье? — голос призракши звучал уверенно и властно. Чувствовалось, что в Мире-За-Гранью она привыкла распоряжаться делами и судьбами.

— Я государь и владыка этой земли, — высокомерно ответил Льехх.

— Усраться, как круто, — фыркнула призракша.