Николай исповедует убеждение, что русская литература — это нечто большее, чем сочинительство, это всегда тяготение к пророчеству и предвидению. Поэтому он открывает глубины в нашей литературе, еще никем не открытые. В некотором смысле его книга — это книга первопроходца.

Михаил Трофимов. Посреди России встану. Тысяча казачьих частушек. — Иркутск. 2000.

Короткое предисловие к этому сборнику написал Валентин Распутин. Он приводит одну из частушек: "Ты, казак, мой рыбак,/Я златая рыбка./Как ты хочешь, казак,/К лету нужна зыбка". И говорит: "Вот и все доказательства. Целая поэма в четырех строчках. А сколько их, таких поэм, в этом сборнике. Иркутский поэт Михаил Трофимов вспомнил и записал эти казачьи частушки".

Борис Ярочкин. Дамский вальс. Повесть. — Астрахань, 2000.

Новая повесть известного пи

сателя-фронтовика из Астрахани — о подвиге соотечественников в Великую Отечественную войну.

Станислав Сеньков. Северный виноград. Избранное. Стихи, рассказы. — Брянск, «Десна», 2000.

В какой-то степени это итоговая книга брянского писателя — в ней собрано лучшее из семи предыдущих сборников плюс новые стихи.

Юрий Мартыненко. Солнце в огороде. Рассказы. — Астрахань, 2000.

Книгу составили нежные, тонкие рассказы о детстве. Автор своим талантом возвращает нам свежесть сравнений, он рассказывает о подсолнухе так, что сравнение его с солнцем не воспринимается штампом.

Юрий Оноприенко. Сто чудных бед. Детские повести. — Орел, 2000.

Автор двух романов, многих рассказов, лауреат Всероссийского литературного конкурса имени Шукшина Юрий Оноприенко написал первую свою книгу для юных читателей. Кажется, она вышла живой и увлекательной.

Тверские летописи. Древнерусские тексты и переводы. — Тверское областное книжно-журнальное издательство, 2000.

Составитель, автор вступительной статьи, переводов и примечаний этого уникального тома Владимир Захарович Исаков, член Союза писателей России. Много лет он шел к этой книге. Тверские летописи впервые публикуются в переводе на современный русский язык.

Евгений Карасев. Свидетели обвинения. Стихотворения, поэмы. — Тверь, "Русская провинция", 2000.

Евгений Карасев издал в некотором роде итоговый однотомник. В аннотации издатели напомнили читателям, что "автор этой книги в прошлом особо опасный рецидивист: семь судимостей, двадцать лет за колючей проволокой…" Вступительную статью написал Олег Чухонцев.

03.03. А.А.Коркищенко — 75 лет — Ростов

03.03. А.М.Устюгов — 80 лет — Киров

06.03. М.В.Федотовских — 70 лет — Пермь

07.03. В.Н.Попов — 50 лет — Новосибирск

08.03. А.А.Корешков — 70 лет — Владимир

08.03. В.В.Половинкин — 75 лет — Ниж. Новгород

09.03. И.И.Малохаткин — 70 лет — Саратов

10.03. А.В.Лой — 50 лет — Новосибирск

18.03. В.И.Першин — 60 лет — Магадан

20.03. П.В.Лебеденко — 85 лет — Ростов

21.03. А.Г.Гребнев — 60 лет — Пермь

21.03. В.Б.Казаков — 75 лет — Саратов

25.03. А.Д.Дунаев — 50 лет — Магадан

27.03. А.В.Солянкин — 60 лет — Рязань

29.03. М.Л.Турбин — 60 лет — Орел

Не мною одною замечено: если сегодня кто-либо кичливо, акцентированно рекомендует себя: "Я — дворянин, потомственный дворянин!" — стало быть, тут же ожидай ХАМСТВА. Неспособности к публичному поведению в рамках традиционной этики и морали.

Это — естественно: ведь вырождение данного, некогда правящего, сословия началось очень давно, — отчего и рухнула «окормляемая» им Российская империя.

Действительное же фамильное благородство, в осколках еще сохранившееся, никогда не станет афишировать свой формальный сословный статус. Воистину — по восточной поговорке: зачем кричать, что у тебя в кармане мускус, когда запах его сам говорит об этом?..

Вот что первым делом подумалось мне, когда я ознакомилась со статьей Александра Севастьянова "Разговор с глухими" ("ДЛ", № 1 с.г.). Хотя, в сущности, подготовлена была к этому стилистикой обширных его националистических «простыней» (четыре с лишним полосы в "Независимой газете"), да и прямой информацией со стороны одного из тамошних же оппонентов Севастьянова — С.Королева, который в «НГ» от 6 июля 2000 г. прямо указывал на заносчивость, грубость, скандальность, саморекламу ("оголтелое самоцитирование"), суетливо-"торговые" ухватки «лавочника», сутяжничество и прочие неприемлемые для хода серьезных дискуссий свойства "идеолога русского национализма".

Но в своей статье — "Своя своих не познаша?" ("ДЛ", №№ 16–17 2000 г.) — я отмела в сторону эти королёвские сообщения и даже, по своему обыкновению, осудила переведение разговора на личные, человеческие особенности А.Севастьянова, легко, впрочем, угадываемые за агрессивным тоном его публикаций.

Севастьянов, однако, — как показал его «ответ» мне (и газете "Завтра"), — ничуть не способен оценить такого внеличностного подхода к его работам. В своем «ответе» он, со всем «породистым», верно, ерничаньем, обращается ко мне то как к «мадам», то как к "юной деве", ну а слово «поэтесса» — цеховую мою принадлежность — преподносит как просто синоним «самоочевидной» глупости и пустоты."…Уж какая там полемика может быть у историка и социолога с поэтессой?" — надмевается он, чувствуя себя, видно, Платоном, но зачем-то решаясь унизиться до «ответа» на мою статью. И вся эта манера воспитанного словно бы — мягко сказать — подворотней и улицей «дворянина» особенно впечатляет в сравнении с холуйской восторженностью «рафинированного» автора перед "Гавриилом Харитоновичем Поповым". Севастьяновскую песнь которому я процитировала в моей статье…

Я, конечно, не называла "историка и социолога" ни мосье, ни отроком, ни юнцом, у которого молоко на губах не обсохло, ни парнишей (и т. д.) и совсем не касалась престижа его профессии, хоть не часто та связана с научной добросовестностью и умом. Но, привыкнув в идеологических по профилю статьях распинаться о собственной генеалогии, образовании, карьере, о женах своих, о друзьях, ставших врагами, о «разводах» с печатными органами, коварно изменившими ему, и т. п., — Севастьянов, пожалуй, воистину не в силах «вместить», как это можно в публичных полемиках обходиться без: похвальбы, «бытовухи», "подноготной" своей и чужой, без амикошонства, заушательств, разнузданной злобы, дворовых насмешек и пр. Впрочем, этого и прежде не мог обычно «вместить» никто из моих оппонентов — никогда не державшихся предложенной темы явно обабившихся и набычившихся «мужчин». Так что А.Севастьянов — скажу в извиненье ему — явление не исключительное, а, напротив, уже типическое, о какой бы особой "моей (своей! — Т.Г. ) сословно-классовой принадлежности" он ни твердил. Ценен с его стороны лишь "показательный урок" насчет нынешних "их благородий". «Сословный» урок вульгарности. Развязности. Незнакомости с принципом личного самоуважения. (О чем, собственно, я предупредила в начале.)