Членистоногие всё ещё скребут к стене, где меня видели а передо мной выросли не очень приятные рожи… кто такие? Почему не знаю? Но они кажись, знают меня. Дело у них есть для Толстого. На высотку полезть надо … а зачем надо не говорят, ага значит силишек у самих нет, и не всё так просто, и засада там полная, жопой чую… и обратно поклажу тащить.

Вот значит, как … А не пошли бы вы незнакомые морды … сами! Вот значит, как… Уважаемый Толстый только может! Ещё бы, я конечно не Муха, Муха с его костями вряд ли такой подъём бы осилил, или осилил бы за месяц а им позарез сейчас надо…

Надо соглашаться, так понимаю, по крайней мере, накормят и проводника дадут.

А там видно будет. Да же трёх проводников дадут? Это что-то?

Одна пара от нас сразу откололась и пошла на подъём с другого конца здания.

Я со своим проводником начал приглядываться к этой стене. Внутрь ни-ни, там такая бяка, что детей малых перед сном пугают. Одним словом неведомая и невидимая, а кто увидел уже не расскажет.

… … … Вот и близится долгожданный краешек… Но что-то мне проводник не нравится, как в том анекдоте не нравится — не ешь. Суетной становится, глазенки прячет, и где наши подельники и чем в данное время занимаются то же непонятно и это настораживает.

А была не была! И вот проводник мой летит вниз аки птица, расправив крылья, орёт и гадит. Шучу, конечно, не мог я такого позволить, чтоб он нашумел сильно, и больно ему было. Свернул я ему шею по-тихому, а потом в полёт отправил. Скажем несчастный случай, не повезло парню, сорвался. Там наверху меня двое ждут, а двое не трое… ещё посмотрим, чем дело кончится.

На крыше здания меня ждал сюрприз. Крышу венчал охрененый шпиль. Шпили на доме не такая уж редкость, редкость была махина, нанизанная на него как голубь на шампур.

Нда… до вершины шпиля шагов тридцать и примерно посередине она и застряла. Побитая ржавчиной, как шуба молью, со следами зелёной краски и двумя подвесными пулемётами. Вот это лакомый кусочек! Я прилёг отдохнуть, подождать подельников, и заодно обмозговать как туда забраться. Через пол часа появились напарники с угрюмыми рожами и языками на плечах. Отсутствию своего товарища они даже не удивились. Душевные ребята. К этому времени я уже знал, как туда залезть, только не знал, как живым уйти, когда всю эту красоту им отдам. Нет, вы подумайте! Взять и за здорово живёшь отдать оружие в руки придурков, эт всё равно, что дикому псу горло подставить. А что мне мешает добраться до пулемётов, завалить из них дурней а потом свалить отсюда подобру, поздорову? Если они конечно не заржавели, если конечно смогу их открутить, если конечно… Короче, куча сомнений, кроме одного — как туда залезть, и я туда залезу! Поэтому сразу отверг советы товарищей по поводу закидывания кошек на агрегат. Гнилой он ненадёжный. Шпиль конечно крут, ни стыков, ни скоб, взглядом зацепится не за что, гладкий как девичья коленка. Но и я не пальцем делан. Как лезут по верёвке? Ручками и ножками. По дереву — аналогично. А если его не обхватить? А вот для этого есть верёвка, перекидываешь её вокруг дерева и уменьшая петлю передвигаешься вверх. Так я и сделал. Запасную верёвку прихватил с собой и попёр наверх.

Тяжек труд борцов, страшно далеки они от вершины. Придумать всегда проще, чем сделать. За полчаса я порядком выдохся и взмок, пока наконец уцепился руками за открытый люк и забросил измученное тело в чрево машины. В бок больно упёрлась сумка с инструментами, у поясницы здорово мешала фляжка, и ещё что-то колкое мешало спине.

Я обернулся. Э… да это не иначе покойничек, вернее его остов и лежу я сейчас позвоночник на позвоночнике. Рядом жизнерадостно скалится череп с выразительной дыркой во лбу. Невдалеке небрежно валяется предмет, которым такие дырки и делают.

Очень полезный предмет, нужный в хозяйстве. Это мы приберём, а пока пару глотков из фляжки. Предмет оказался не только невзрачен на вид но и не боеспособен, обойма не вытаскивалась, и сам он не взводился, прикипел насмерть. Вздохнул и, заткнув его за пояс прикрыл рваным свитером. Надо будет навестить одноглазого Хаймовича, он по таким делам дока. Снизу подали голоса любопытные.

— Эй! Ну что там? Что, нашёл? Есть что?

Я выглянул вниз. Поистине любопытство одно из самых сильных эмоций оно даже придаёт выразительность этим скучным мордам.

— Есть, жмурик… Его правда давно покоцали, но можете погрызть, если хотите.

И кинул им берцовую кость.

— Придурок! Мать твою, Толстый! Полезное есть что? Ты не спи, давай пулемёты скручивай!

— Сейчас отдохну, поем и займусь. Тут быстро не управишься, ржавое всё…

Не собирался я отдыхать, и поесть я мог по ходу дела. Мне нужно было время обыскать кабину и прибрать всё самое ценное. Они внизу это то же понимали, но помешать мне не могли, что злило их до невозможности. Засунув за щёку кусок вяленого мяса, полез в кабину и там обнаружил ещё одного покойника в рваном пилотском кресле с характерными дырками в спинке сиденья. Дырки были и в лобовом стекле, и с боку, и снизу, и через них задумчиво свистел ветер. Непроглядная сера мгла на горизонте сменялась тяжёлыми свинцовыми тучами. Где-то на окраине города, за последними видимыми отсюда домами уже шёл дождь. Совсем скоро здесь станет неуютно. Я поёжился представив, что видимо придётся провести здесь ночь, под пронизывающим холодным ветром и дождём. Пистолет у второго покойника оказался исправен, что радовало. Не мешало бы стрельнуть из него для проверки, но двоим внизу совсем не обязательно знать, о моей находке. А вот автомат, проржавевший до самого затвора я им, пожалуй, подарю. То-то бедолаги обрадуются. Пока прожевал кусок, посреди десантной кабины уже возникла небольшая горка находок. Возникла она в основном из вещмешка, который я вытряхнул на пол. Так … Будем делить. Вздутые консервы им, таблетки из аптечки им, ампулы из аптечки мне, сухарики мне, куртку мне, носки им, штаны мне, трусы им, бритвенные лезвия мне, коробку от них им, нож складной им, штык нож мне, автомат ржавый им, бейсболка с дыркой им… Не обделил ли я их часом? А — а — а, есть ещё форма на скелете, дырявая правда вся и расползается по ниткам, ну так и быть им отдам. А вот планшетку с картами я пожалуй возьму себе. Жаль, что не разбираюсь я в них.

Ну, да Хаймовичу покажу. Он такие вещи страсть как любит, порадую старика.

Стоп! Что-то я пропустил, что-то блестящее мелькнуло на мгновение, я ухватил это боковым зрением и тут же упустил из виду, узрев целый вещмешок. А вот оно — армейский жетон, что болтался на позвонке скелета и рядом с ним в паре какая-то загогулина. Цепочка паянная, не порвёшь, пришлось снимать через голову. На жетоне и хреновине какие — то, то ли знаки, то ли надписи. Дед потом прочитает.

Меж тем приятели мои занервничали:

— Толстый! Ты что там уснул?! Или обосрался? …

— Вот сейчас доберусь до пулемёта и дам очередь, посмотрим кто из нас обосрётся..

Внизу хихикнули, но как то натужно, видимо такая перспектива их не радовала.

Хотя сам я в свои слова уже не верил, было понятно, что дождь и время сделало своё дело.

И пулемёт можно использовать как оружие, только уронив кому-нибудь на голову.

Но дело есть дело, болты с гайками покрутим, а привод придётся обрезать, для этого целая ножовка припасена с двумя сменными полотнами. Привязавшись сам и подстраховав веревкой пулемёт, принялся за работу. Не могу сказать, что дело спорилось, потому как вертолёт благодаря моему весу и стараниям получил крён на правый борт, отчего я висел почти вниз головой, обхватив ногами станину. Гайки откручиваться не хотели, ключи гнулись, один ключ выскользнул из руки и зазвенел по бетону. Было бы жарко, если б не усиливающийся северный ветер. Где то рядом громыхнуло, потом ещё раз и уже ближе. Не уж то старею, с тоской подумалось мне, ведь какие то пять лет назад, я завязал узлом две арматурины, протянувшиеся друг к другу от домов, посредине улицы этот узелок на высоте добрых пятнадцать шагов. Чтоб все знали, на что способен Толстый!