Конвейер эволюционировал в тысячи раз быстрее муравейника, поэтому люди не успели биологически дифференцироваться на репродуцирующих особей и бесполых рабочих. Конвейерная культура, как система надбиологических массовых программ, более 1000 лет обрабатывала людей, подавляя сексуальность, но не могла истребить базовые безусловные рефлексы в области секса и репродукции — не хватило времени селекции. Люди так и остались некачественными муравьями, и потому подлежали замене на другие устройства.

По мере стандартизации живого труда (с одной стороны) и развития автоматических устройств (с другой стороны) работник конвейера начал вытесняться роботом. Робот мог выполнять те же манипуляции с гайкой, но надежнее и дешевле, чем это делает человек.

Правда, человека можно было переучить с одной операции на другую, но когда появились гибкие роботы, которых можно перепрограммировать, — человек утратил и это последнее преимущество. Перепрограммировать робота можно гораздо быстрее, чем переучить человека. Возникли почти безлюдные гибкие автоматизированные производства. Человеку оставалось только обслуживать существующих роботов и придумывать новых.

Чем более совершенные роботы возникали, тем менее они нуждались в помощи людей. Постепенно даже проектирование новых роботов подверглось автоматизации.

Производство, освобожденное от ненадежного и дорогостоящего человеческого элемента, стало эволюционировать с колоссальной скоростью, производя все больше деталей, и строя из нее все более мощные производства, производящие еще больше деталей.

Роботизированная конвейерная цивилизация, нуждаясь (пока) в некоторых функциях людей, вынудила их обслуживать себя. Если вернуться к муравьиной аналогии, то люди превращаются во второстепенную расу (так в муравейниках есть жучки-симбионты, вырабатывающие особые химические вещества). Роль муравьев переходит к роботам.

При всем обилии товаров, потребляемых людьми, сам конвейер потребляет гораздо больше ресурсов, чем люди. Глобальный конвейер работает для своего воспроизводства, а для поддержания симбиоза, сбрасывает людям побочные продукты своей деятельности.

Людям следует все это потреблять и обслуживать конвейер. Больше ни для чего люди не нужны. Чтобы психологически примирить людей с этой ситуацией, человеческие ресурсы, освободившиеся в ходе роботизации глобального конвейера, брошены в сферу сбыта.

Навязчивый маркетинг товаров, услуг, стиля жизни, политики, предметов культуры и искусства, необходим, чтобы синхронизировать деятельность людей с работой конвейера.

Любая потенциально-вечная эволюционирующая система (биологическая популяция или техногенный саморегулирующийся конвейер) стремится к сохранению своей структуры.

В зависимости от характера среды, самосохранение имеет разные базовые стратегии.

(1) Если это — одна из систем, находящаяся в конкуренции с аналогичными системами в общей среде с ограниченным потоком ресурса (биологическая популяция в биосфере, полис или государство в геополитическом пространстве, фирма в экономическом пространстве свободного рынка) — то эволюция означает прогресс. Система каждый раз жертвует какими-то особенностями своей структуры, меняет их на другие, чтобы сохранить то, что может быть сохранено без риска поражения и гибели.

(2) Если это — уединенная в данной среде система (изолированная биологическая популяция, племя в недосягаемых джунглях, фирма-монополист в тоталитарной экономике) — то эволюция означает стагнацию и регресс. Система занимается устранением любых факторов, способных спровоцировать изменение ее структуры. Она жертвует гибкостью ради стабильности, делая какой-либо прогресс невозможным.

Пока в разных регионах были свои индустриальные конвейеры, имела место ситуация (1), эволюция шла по пути прогресса. Но в XX веке начал складываться единый глобальный конвейер — ситуация (2), и в мире стали развиваться мощные стагнационные процессы.

К настоящему моменту можно выделить следующие направления стагнации

1 — Укрупнение и унификация розничной торговли с одновременным снижением качества потребительских товаров и услуг (расхожим примером является «McDonalds»).

2 — Уравнительная дискриминация, или избыточные права дефективных особей.

3 — Усиление тормозящего влияния монополии и копирайта крупных корпорации, препятствующее динамичному развитию программно-информационной среды.

4 — Возникновение законодательных запретов на наиболее перспективные области генной инженерии, евгеники и распространения интерфейсов нервная система — компьютер.

5 — Падение уровня прагматизма и критичности в среде интеллектуалов, журналистов, литераторов, политиков и представителей общественно-научной сферы.

6 — Снижение независимости, инициативности и экономической ответственности в среде бизнесменов (enterpriser) и лиц с автономной занятостью (freelancer).

7 — Рост популярности мировоззренческого традиционализма и обскурантизма (т. н. религиозный ренессанс) с некритическим восприятием информации масс-медиа.

8 — Распространение в обществе соглашательского отношения к унифицирующему вторжению социальных институтов в частную и семейную жизнь.

Особенно интересны 1-й, 2-й и 3-й пункты. Если в остальных случаях можно спорить об объективности оценок, то здесь — нет. Пункт 3: Мир наводнен низкокачественным дорогостоящим программным обеспечением ТНК Microsoft, диктующей регрессивные правила и стандарты на рынке программного обеспечения и на рынке труда. программистов. Пункт 1: лучше заметен в развивающихся странах, где мелкая торговля административно вытесняется супермаркетами, в которых качество обслуживания и качество предлагаемых товаров повседневного спроса объективно ниже. Пункт 2: напротив, лучше заметен в развитых странах, где образовался культ дискриминации нормальных граждан и продвижения дефективных на престижные места в обществе, вопреки здравому смыслу и в ущерб функционированию социальных институтов.

Это — среднестатистические тенденции, но есть группы и целые «островки» жителей планеты с особой микросоциальной средой, тенденции в которых совершенно иные. Эти группы со своей жизненной философией существенно влияют на развитие ситуации.

Термин «постистория» возник в философии постмодернизма и означает ни что иное, как отрицание линейной цепи причин и следствий в развитии человеческой цивилизации. История была разоблачена, как разновидность телеологического мифа, необоснованно претендующего на свое линейное продолжение в будущем. Ликвидация мифологической ценности истории, как традиции, как некого «священного навоза» (Фридрих Дюрренматт, «Геркулес и авгиевы конюшни») позволила взглянуть на мир, как он есть, здесь и сейчас.

Берем книгу западного бизнесмена — либерала Джорджа Сороса «Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности», и читаем, что «открытое общество» (оно же — «свободный мир») держится, оказывается, не на экономической и нравственной автономии личности, а на неких «подлинных ценностях». Сорос клеймит рыночную свободу и нравственный релятивизм, восхваляет социальное служение и призывает ставить общественные идеалы выше личных интересов. Есть целый раздел «Возврат к подлинным ценностям», где В разделах «Нравственная философия» и «Обремененная личность») Сорос пишет: «Философы Просвещения любили считать себя обособленными и необремененными связями с обществом, но на самом деле они имели глубокие корни в своем обществе — с христианской моралью и чувством общественных обязанностей…. Выдвигая идею «обремененной личности», я, безусловно, занимаюсь тем же абстрактным мышлением, что и философы эпохи Просвещения». Под христианской моралью в книге понимается протестантская мораль в стиле Вебера, идеал образцового человека-муравья.