— Лично я хотел бы с ней поговорить. А другим что было надо?

— Ну, пару раз ее мать приезжала. Послушать, как эта дамочка со мной разговаривала, так можно подумать, что я сводник какой или еще кто. А я всего-то навсего квартиру сдал ее дочери. Ну и ухажеры ее все время названивают — особенно после Нового года, — хоть телефон отключай. Вы не один из ее молодых людей будете?

— Нет, — ответил я, но прилагательное «молодой» мне польстило.

— А кто же тогда? Вы из Лос-Анджелеса, так? — Он продолжал ощупывать меня взглядом. — У вас номерной знак лос-анджелесский на машине. Те, другие, тоже из Лос-Анджелеса были, ну, которые в фирме игральных автоматов работают. Вы тоже оттуда?

— Нет. С чего вы взяли?

— Да вот, гляжу, вы тоже при оружии. Или, может, опухоль у вас под мышкой?

Я сообщил ему, что я — частный детектив и ищу Галли.

— А что, на таких фирмах без пистолетов не работают? — спросил я.

— Это я не знаю. Так или иначе, у тех ребят они были. Во всяком случае, у костлявого. Он мне сам свою пушку под нос ткнул. Думал, я испугаюсь. Я ему не сказал, что с этими железками обращаться научился раньше, чем его, ублюдка, мамаша на свет родила да в канаву выкинула. Очень уж ему хотелось шустряком и умником себя выставить, ну я и не стал ему мешать.

— Вы и сами не из простачков, похоже.

Он был польщен, его широкое красное лицо снова расплылось в улыбке. Ему захотелось рассказать о себе побольше.

— Если я кой-чего в жизни добился, то только потому, что не сидел сиднем и не ждал, когда доллары на деревьях вырастут. Нет, сэр, я трудился, землю потом поливал во всех сорока восьми штатах. Во Флориде целое состояние потерял, но это было в последний раз, когда меня вокруг пальца обвели.

Я присел рядом с ним на свободное раскладное кресло и предложил старику сигарету. Но он отмахнулся.

— Нет, это не для меня. Астма замучила, да и сердце пошаливает. А вы валяйте спрашивайте. Видать, эта фифа старая не на шутку переполошилась, раз детективов нанимает.

Я начинал думать, что переполошилась она не зря.

— Вы сказали, что эти ребята из фирмы пытались вас запугать. Как вы считаете — почему?

— Думали, я знаю, где Галли. И этот олух ее — не то мексиканец, не то итальяшка. Они сказали, Тарантини его зовут. Ну и имечко, говорю я им, вроде названия слабительного. Тощему это не понравилось, хотел на меня попереть, но коротышка его придержал. Засмеялся и сказал, что насчет желудка он не знает, а вот кошельки этот самый Тарантини облегчает здорово.

— Что он имел в виду?

— Он особо не распространялся. Похоже, Тарантини этот смылся с выручкой фирмы или навроде того. Они спрашивали, не оставила ли Галли адреса, но черта с два. Я им посоветовал в полицию обратиться, и коротышка опять развеселился. Тощий сказал, что они сами управятся. Тогда он мне пушку свою и показал — такой маленький черненький пистолетик. Я говорю, может, тогда мне в полицию звякнуть? Ну и коротышка велел ему ствол спрятать.

— Кто они были такие?

— Сказали, с фирмы. Но больше на головорезов смахивают. Визитных карточек они не оставили, но я их узнаю, если снова увижу. Тот, с пушкой, который у второго в подручных был, он худой как щепка — боком тени не отбрасывает. Пиджак как на пугале огородном висит. Плечи, правда, широкие. Лицо бледное, будто он только из тюряги или чахоточный. Глазки маленькие, колючие. И крутого парня из себя строит. А отними у него хлопушку, так я его в бараний рог скручу — даром что старик. Мне ведь лет столько, что давно пенсию получить мог бы, если в я в ней нуждался.

— Но вы не нуждаетесь.

— Нет, сэр. Я, как говорится, продукт частного предпринимательства. Так вот, второй — босс то есть, — он на самом деле малый крутой. Ввалился ко мне в контору, как к себе домой. Только когда смекнул, что на мне не покатаешься, стал вроде как в приятели набиваться. Но я скорее со скорпионом подружусь. Один из тех бильярдных ковбоев, что на рэкете наживаются, а потом джентльменов из себя корчат. В панаме, кремовый костюмчик из габардина, галстучек ручной работы, ботиночки желтые с блеском, лимузин длиной с вагон и черный, как катафалк. Когда он на нем подкатил, я решил, что ко мне из похоронного бюро пожаловали.

— А вы ждете оттуда гостей?

— Теперь уж со дня на день, сынок. — Он хотел было засмеяться, но передумал. — Только паршивому воришке лос-анджелесскому меня в гроб не уложить — кишка тонка. Но коротышка — громила еще тот, это точно. В плечах тоже — дай Бог, и по роже видать, что кулака попробовал. Смотрит на тебя этак ласково, но упорно, так что порой холодок пробирает. А о Тарантини так говорил, что клиент этот — пиши покойник.

— А как насчет Галли Лоуренс?

Старик пожал массивными покатыми плечами.

— Не знаю. Идея, наверно, такая, что если они ее отыщут, то она их на этого Тарантини выведет. Я им даже не сказал, что знаю его в лицо.

— Миссис Лоуренс вы этого тоже не сказали, не так ли?

— Нет, почему же. Сказал. Даже дважды. Хоть дамочка эта мне и не по нутру пришлась, но знать она имеет право. Я ей рассказал, что, когда Галли с квартиры съезжала, Тарантини перевез ее вещи на своей машине. Тридцатого декабря это было. Неделю или дней десять до того она где-то пропадала, а когда вернулась, сказала, что съезжает. По договору она должна была меня за месяц предупредить, так что я вполне мог заставить ее за этот срок заплатить, но я подумал: на кой черт? У меня тут целая толпа очереди дожидается.

— Миссис Лоуренс не знала, что парня Галли зовут Тарантини.

— Да я и сам не знал, пока мне эти молодчики с фирмы не сказали. Они здесь всего два дня назад были, в субботу, значит, а миссис Лоуренс несколько недель не показывалась. Я решил, она на это дело рукой махнула.

— Вы ошиблись. Еще что-нибудь можете рассказать о Тарантини?

— Будущее его ясно и без всяких карт! Тюряга. Если, конечно, его еще раньше на голову не укоротят. Один из этих смазливых итальянских мальчишек, на которых дурехи всякие кидаются. Да вы сами знаете. Черные кудри, костюм с иголочки, скоростная машина и воровская душонка. У такой девушки, как Галли, вкус получше должен быть.

— Думаете, она вышла за него замуж?

— Откуда мне знать? Сколько я видел хорошеньких девчонок, которые со скотами связывались, а потом всю жизнь маялись. Надеюсь, что не вышла.

— Вы сказали, у него спортивная машина?

— Точно. Довоенный «паккард» — бронзового цвета с белыми бортами. Села она, значит, в машину, хлопнула дверцей и — привет, только я Галли и видел. Если найдете ее, дайте мне знать. Понравилась мне эта девчонка, ей-богу.

— Почему?

— Сильная, своенравная. Люблю женщин с характером. У меня у самого характера хоть отбавляй, и, когда его в других чую, я к таким всей душой.

Поблагодарив его, я вышел на улицу. Вслед мне донесся его громкий жизнерадостный голос:

— Но одним только характером в жизни не обойдешься. Я это во время Большой депрессии понял. Говорят, сейчас другая на подходе, но мне наплевать. Я сижу крепко и ко всему готов.

Я крикнул в ответ:

— Вы забыли про водородную бомбу.

— Черта с два! — торжествующе рявкнул он. — Я и бомбу перехитрил. Доктор сказал, что с моим сердцем я больше двух лет не протяну.

Мне понадобилось не меньше получаса, чтобы разыскать «Арену», хотя я приблизительно знал, где она. Здание стояло на отшибе, возле железнодорожных путей. За ними, прижимаясь одним боком к пыльному пустырю, тянулись трущобы, застроенные хибарами из фанерных ящиков. Одна из лачуг была покрыта раскованными бочками из-под бензина, которые сверкали на солнце, словно рыбья чешуя. Посреди дворика лежал человек, застыв, как ящерица на горячем камне.

Снаружи «Арена» походила на старый пакгауз, с той только разницей, что со стороны улицы к ней была пристроена билетная касса размером с телефонную будку. Пожелтевшая афиша над закрытым окошечком сообщала: «Соревнования по борьбе каждый вторник. Стоимость билетов: обычный — 0.80; по предварительному заказу — 1.20; у ринга — 1.50; детский — 0.25». Дверь справа от окошка была приоткрыта, и я вошел внутрь.