Но потом он замедлился.

И остановился.

Птицы, оглашавшие округу своим пением, умолкли, когда Ви посмотрел на единственное место, где и не думал оказаться.

Кладбище, где хоронили умерших Избранных, со всех четырех сторон было обнесено высоким самшитовым забором, через который ему ничего не было видно. Меж густой мелкой листвы виднелся арочный проем, и птицы сидели как раз на его шпалерах, молча глядя на Вишеса, словно сделав свою работу.

Подойдя ближе, он шагнул внутрь, нагнувшись, хотя в этом не было необходимости - арка была достаточно высокой и не задевала его голову. Когда он вошел, птицы взвились в воздух, взлетая и исчезая.

Нельзя было не подумать о Селене, глядя на все эти статуи женщин, которые на деле были вовсе не статуями. Они были Избранными, которые так же страдали от Окоченения и погибли, как и женщина Трэза, от болезни столь же безжалостной, как и смертоносной.

Хлопающий звук привлек его внимание.

Возле одной из сторон самшитового забора, развеваясь как флаг, повисли строки светящихся символов на Древнем Языке. Это послание ни к чему не крепилось, текст свободно плыл, держась в порядке, который имел бы смысл для читающего, но все же образуя складки на неведомом ветру, как будто слова были вышиты на ткани, привязанной к палке.

С ощущением ужаса Ви приблизился к тому, что как он догадывался, его мать оставила после себя.

Протянув руку, он схватил верхний край и расправил сообщение, ощущая вес, которого вроде не существовало, и вполне четкие края, хоть и невидимые.

Золотые символы сложились в четкие строки, и он прочел их один раз. Потом второй. И потом в последний раз.

Всему отведен свой срок, и мое время подошло к концу. Я немало опечалена тем, что происходило между нами, и между мной и твоей сестрой. Судьба оказалась куда более могущественной, чем то, что в моем сердце, но так и должно быть.

Я назначу преемника. Создатель предоставил мне свободу выбора, и я воспользуюсь этим, когда придет время - а это случится скоро. Это будешь не ты, и не твоя сестра. Ты должен понимать, что это не знак неодобрения, а уважение к тому, какие жизни вы для себя выбрали.

Когда я воспользовалась возможностью дать жизнь расе, я не предвидела такого финала. Однако даже для божества бывает сложно узреть разницу между тем, чего они хотят, и тем, что будет.

В другом мире, возможно, мы свидимся вновь.

Скажи своей сестре, что я посылаю ей мою любовь.

Знай, что это в равной мере относится и к тебе.

Прощай.

Когда Ви отпустил текст, символы рассыпались в воздухе как певчие птицы, поднимаясь и исчезая в молочно-белом небе.

Вишес пару раз осмотрелся по сторонам, как будто это могло подтвердить или опровергнуть реальность происходящего. Затем он просто остановился, будто превратившись в одну из статуй на кладбище, взгляд его уперся в одну точку, но ничего не видел, тело застыло на месте.

Ви не мог решить, чувствует он облегчение или скорбь или... черт, он не знал, какого хрена это было. И да, он ощутил внезапный импульс пойти к Бутчу, чтобы его лучший друг приковал его к распорке и хлестал, пока с кровью из его головы не выйдет вся эта хрень.

Бладлеттер давно мертв, отец Ви убит его сестрой, и этот мудак отправился в Дхунд, если в этом мире существовала хоть какая-то справедливость.

А теперь умерла и его мамэн.

Никто из них не особо стал для него родителями, и это прекрасно. Это стало для него настолько нормальным, что люди, у которых были мамэн и отец, нормально выполняющие свои роли, казались Ви странными.

Так что сейчас было в высшей степени странно чувствовать себя так, будто он лишился корней - учитывая, что у него изначально не было семьи.

Он снова подумал о том, как Рейдж выжил на том поле битвы. А потом вспомнил о крошечной новорожденной, которая выжила, хоть и не должна была.

- Проклятье, - выдохнул он.

Как типично для его матери. Последнее, что она сделала перед тем, как отбросить коньки - если можно назвать ее исчезновение этим человеческим обозначением смерти - ответила на его молитву и спасла жизнь дочки Куина.

Как будто последнее «да пошел ты».

Или, черт подери, возможно, это его отвратный фильтр извращал все в плохом свете.

Как угодно. Она мертва... вот и все. Но только...

«Господи Иисусе, - подумал Ви, проводя рукой по лицу. - Дева Летописеца мертва».

Когда настала ночь, Эссейл все еще находился в тренировочном центре Братства, сидел на стуле напротив Маркуса, который проспал весь день.

Учитывая, сколько времени отсутствовал Эссейл и его планы на вечер, он достал телефон, его пальцы порхали над экраном, пока он писал смс кузенам...

- Что это? - последовал хриплый вопрос.

Резко повернув голову, Эссейл с удивлением обнаружил, что Маркус проснулся.

- Айфон, - он приподнял устройство. - Это... сотовый телефон.

- Боюсь... - мужчина слегка приподнялся на подушках. - Боюсь, мне это ничего не говорит.

На мгновение Эссейл попытался представить, что все эти сальные волосы исчезли, на теле прибавилось несколько фунтов, лицо уже не смотрелось таким скелетом. Маркус выглядел бы более... миловидным, скажем так.

Встряхнувшись, Эссейл пробормотал.

- Это телефон. Ну, знаешь, можно звонить людям. Или писать им.

- О.

- Ты знаешь, что такое телефон?

Маркус кивнул.

- Но они стояли на столах, а не лежали в карманах.

Эссейл выпрямился.

- Сколько она держала тебя там?

Все тело мужчины напряглось, реагируя на этот вопрос. Но он не увернулся от ответа.

- Какой сейчас год? - когда Эссейл ответил, бледное лицо мужчины померкло. - О... дражайшая Дева Летописеца.

- Сколько.

- Тридцать два года. Какой... какой сейчас месяц?

- Октябрь. Почти ноябрь.

Маркус кивнул.

- Было холодно. Когда ты вынес меня из дома... было холодно, но я сомневался, дело во мне или...

- Дело не в тебе.

Иисусе, Нааша, должно быть, похитила его вскоре после того, как вышла за своего хеллрена. Должно быть, она понимала, что ее ждет с пожилым мужчиной. Но почему она не заботилась о Маркусе? Если оставить в стороне проблемы морали, то все равно источник крови был настолько хорош, насколько сильна плоть, которая его предоставляет.

Вот только потом Эссейл подумал, как Нааша использовала его и остальных. Она очевидно нашла много других источников питания.

Очевидно, пренебрежительность взяла верх, когда отпала нужда.

Воцарилось молчание. А потом Маркус спросил:

- Откуда ты знал, что я там?

- Я обыскивал дом в поисках... - Эссейл отмахнулся от объяснения, потому что это неважно. Куда важнее, что... - Мы все хотели бы знать, где твои родственники? Кому мы можем позвонить от твоего имени?

- Мои кровные родственники живут в Старом Свете. Я оставил их и приехал сюда, потому что хотел... - голос Маркуса сорвался. - Я хотел приключений. В тот дом я пришел наниматься на должность работника. Однажды вечером госпожа прошла мимо моей комнаты, а затем призвала меня вниз, в темницу. Она дала мне вина и...

Глаза мужчины заволокло дымкой, как будто воспоминания были столь мрачными и тяжелыми, что могли лишить чувств.

- Как мы можем связаться с твоими родственниками? - повторил Эссейл.

- Я не знаю. Я... - Маркус внезапно собрался. - Нет, не связывайтесь с ними. Не сейчас. Я не могу видеть их в таком состоянии.

Мужчина поднял запястья с татуировками, и в этот момент он выглядел столь же беспомощным, как и тогда в клетке, прикованный цепями.

- Что я скажу им? Мы всего лишь гражданские - мне приходилось посменно работать на корабле в гавани Нью-Йорка. Но у всех семей есть гордость. А в этом... нет ни капли гордости.

Эссейл потер лицо так сильно, что его бедный многострадальный нос загудел. И это напомнило. Этим вечером ему пришлось принять еще дозу, прежде чем заняться делами.