– Да, того же мнения я придерживаюсь насчет женщин, – сказал Гарретт, откинувшись назад.
Эйли положила виноградинку ему в рот.
– Кажется, Нерон ел виноград, когда горел Рим, – улыбнулся Гарретт.
– Хуже. Он играл на скрипке. Эх, мужчины, никакой от вас пользы, один вред!
– Я почти обижен.
Она поддразнила его улыбкой.
– Ну, если ты попытаешься убедить меня в обратном, то я, так и быть, сделаю одно исключение. Для тебя.
Он обнял ее за шею и поцеловал.
– Ну, хорошо, хорошо, у тебя получилось. – Эйли с трудом отстранилась от Гарретта.
Вручая ему бутерброд, завернутый в пленку, и выбрав еще один для себя, Эйли попросила:
– Расскажи мне о своей семье.
– Что, например, тебя интересует?
– Ну, какая у тебя семья. Расскажи о маме, папе, братьях, сестрах.
Откашлявшись, Гарретт торжественно начал:
– Несмотря на то, что я уже неоднократно обвинялся в бесчеловечности, у меня все же были мама и папа. Они уже умерли…
– Извини, мне очень жаль. Это давно произошло?
– Да. Мама умерла много лет назад, и я ее не помню. А папа… он умер три года назад от рака.
– А братья или сестры?
– Нет, я единственный ребенок в семье.
– Правда? Я тоже. А у тебя были близкие отношения с отцом?
– Нет.
– Он бил тебя или…
– Ну, для того, чтобы меня бить, ему нужно было хотя бы подойти ко мне, а я не помню, чтобы отец хоть раз занимался со мной.
– Правда?
– Да.
– Но… он ведь был твоим единственным родителем, кто же тогда заботился о тебе?
– Первые несколько лет после смерти матери со мной сидели няни. А через шесть лет отец женился во второй раз.
– И какой была твоя мачеха?
– Просто ангел.
Эйли буквально опешила – столь стремительна была перемена, произошедшая с его голосом и выражением лица, когда он заговорил о своей мачехе.
– Расскажи мне о ней, – попросила она.
– Добрая, понимающая, всегда рада помочь. Я готов был сделать ради нее все, что угодно.
Эйли немного помолчала, пытаясь представить женщину, заслужившую такие добрые слова.
– Тебе повезло, – сказала Эйли, откусив бутерброд.
– Повезло, – согласился Гарретт.
– Ну, не считая того, что у тебя был такой никудышный отец, тебе все-таки повезло, – подумав, подытожила Эйли.
Гарретт рассмеялся.
– Что такое?
– Никудышный? Я разное слышал об отце, но ты меня развеселила. Впрочем, все жалели меня за мое неудачное детство.
– Ну, от меня жалости ты не добьешься. Я и не такое видала в детстве. Поэтому действительно считаю, что тебе повезло.
– Да нет, – пожал плечами Гарретт, – я не ждал от тебя жалости. Просто то, что ты сказала, совсем не похоже на то, что я обычно слышу. Это меня и рассмешило.
– Ну что ж, я рада, что кажусь тебе смешной.
– Нет, Эйли, – поспешил сказать он и взял ее за руки. – Ты совсем не кажешься мне смешной. Наоборот, ты совершенно потрясающая. И необычная…
– Ну, ладно, ладно! Хватит мне льстить. А то я уже начинаю краснеть.
– Это не лесть, я действительно так считаю.
Эйли нахмурилась, глядя на него, пытаясь определить, серьезно ли он говорит, но не увидела ничего, кроме искренности в его глазах.
– Давай не будем усложнять ситуацию, – сказала она.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что у нас сейчас и так достаточно событий, на целый сериал хватит. Прячусь невесть где от преступника, который разгуливает на свободе, в то время как мой дом собираются продать, даже не спросив меня об этом.
– А то, что я нахожу тебя потрясающей, по-твоему, усложняет ситуацию?
– Конечно, усложняет, – огрызнулась Эйли. – Ты пойми – я сейчас нахожусь не в лучшем положении. Не контролирую себя. И проявить излишнюю симпатию к тебе было бы ошибкой.
– Почему?
– Ты еще спрашиваешь!
– Ну да, я просто не могу понять тебя…
– Потому что ты миллиардер, а я всего лишь держу гостиницу, хотя, впрочем, и ее у меня скоро отнимут. Ты живешь на Восточном побережье, а я – в центре Техаса. Первого февраля ты уедешь. Влюбиться в тебя – полное безумие.
– Хм… Ты явно обдумывала положение вещей, и не раз.
Эйли смутилась. Она действительно много раз размышляла об этом.
– Если я изначально понимаю, что что-то невозможно, то я и не расстраиваюсь, когда это не происходит.
– О, Эйли, – вздохнул Гарретт, – только ты со своим рациональным складом ума могла такое выдумать.
– С моим складом ума все в порядке! – сердито возразила она.
– Конечно, в порядке. – Он обнял ее, притянул к себе и нежно коснулся губами ее шеи. – Ну, тогда какие планы?
– Планы? – переспросила она тихо, отвлеченная его поцелуем.
– Для нас. На оставшиеся дни.
– Получить от них максимум удовольствия, – Эйли прильнула к его губам и, откинувшись на покрывало, потянула Гарретта за собой.
Гарретт не мог возражать против плана, который составила Эйли. Находиться в компании потрясающе красивой и обаятельной женщины, которая предлагает тебе невероятный секс и при этом ничего не требует? Черт побери, это мечта любого мужчины!
Конечно, мысли о том, что будет потом, все-таки напрягали его. В конце концов, Эйли – дочь его мачехи. Что случится, когда она узнает, что его мачеха – одновременно и ее родная мать?
Он попытался отвлечься от этих мыслей, обещая себе, что разберется со всем позже. В конце концов, Эйли сама предложила ему наслаждаться друг другом без всяких обязательств. Почему же он должен чувствовать себя виноватым?
Он оглянулся. Эйли была в доме и разговаривала с Клэр по телефону. Он даже представлять не хотел, как этот разговор подействует на Эйли. Она обожала свой дом, и, естественно, ей было невыносимо больно с ним расставаться.
Почему же он сам оставался сейчас во дворе, а не в доме вместе с Эйли? Ответ был очевиден. Гарретт не хотел видеть ее страданий, не хотел, чтобы ей было больно. Он и так получил уже достаточно свидетельств того, как тяжело ей пришлось в жизни.
Тяжело вздохнув, Гарретт заставил себя встать и пойти в дом.
Эйли подняла край своей рубашки, чтобы вытереть слезы.
– Все в порядке, Клэр, – пыталась она уверить подругу, – прошу тебя, не думай, что во всем я виню Мими. Она же не знала, что умрет. Она думала, что у нее впереди полно времени, чтобы изменить завещание.
– Но ты же знаешь, она не хотела, чтобы дом достался отцу. Она знала, что он все равно продаст его. Именно поэтому она мечтала, чтобы он достался тебе! – раздавался из трубки возмущенный голос Клэр.
– Да, мне бы тоже этого хотелось, – отвечала Эйли, всхлипывая.
– О, если бы я могла помочь тебе, ты знаешь, я бы сделала все возможное! А может… может, тебе купить его?
– Купить? Я и мечтать об этом не могу! Ты же знаешь, какие сейчас цены на недвижимость в Остине.
– Просто ненавижу своего отца! Скупой и бессердечный! Почему он не унаследовал доброе сердце Мими?
– Не вини его, Клэр. Зато у тебя точно такое же доброе сердце, как у твоей бабушки. Ладно, я пойду, я и так отняла у тебя много времени. Спасибо тебе за все.
– Мне так жаль, Эйли… Если вдруг тебе понадобится моя помощь, то я всегда рада… – виновато произнесла Клэр.
– Спасибо. Люблю тебя.
Отключив телефон, Эйли закрыла лицо руками и дала волю слезам, которые до этого сдерживала. Она обещала себе поплакать только один раз. Затем она сумеет взять себя в руки и жить дальше.
Но сейчас ей нужно было немного времени, чтобы пожалеть себя, чтобы выплакать всю тоску, засевшую внутри.
Чем я заслужила такое? – спрашивала она себя, и слезы катились по ее лицу. Преданная одними родителями, она попала к другим, которые следовали своим нелепым традициям и совершенно не понимая ее. Когда и они отвернулись от Эйли, она все же смогла выстоять, справиться без чьей-либо помощи. Переехала в другой город, устроила там свою жизнь, а все ради чего? Ради того, чтобы в один прекрасный день ее вышвырнули из собственного дома!