"Что еще за "Магистр"? – думал он, спускаясь на второй этаж. – Бриллиант неимоверной цены… Чушь какая-то. Впервые с подобным сталкиваюсь. И где! В нашей провинции. Сокровище, место которому только в Алмазном фонде, – разозлился: – Похоже, блажь эмансипированной дамочки. Чтобы угрозыск без работы не остался…"

– Живой? – встретил его вопросом Белейко.

– Как видишь.

– Получил?

– Так себе… Дельце вот подкинул, не соскучишься. Вроде я двужильный.

– Женя, ты не двужильный, а удачливый. Про тебя по управлению легенды ходят

– Постучи по столу.

– Уже. Что там у тебя?

– Да вот какая-то Ольховская А. Э., судя по ее заявлению, готовит мне всесоюзную славу. Для этого нужно совсем немного – бриллиант величиной с голубиное яйцо отыскать, который она, якобы, получила в наследство и который кто-то прикарманил втихаря. Каково, а?

– Постой, постой… Ольховская… Женя, ты в драмтеатре давно был?

– А что? – подозревая подвох, с недоверием посмотрел на него Дубравин.

– Ведь это наша лучшая актриса! Талант, я тебе доложу, редкий.

– Это ты успеваешь еще и по театрам шастать… – проворчал Дубравин, усаживаясь за стол. – Телефонный справочник у тебя?

– Возьми…

Дубравин полистал пухлую растрепанную книгу, нашел нужный номер, снял телефонную трубку.

– Алло! Драмтеатр? Пригласите, пожалуйста, Ольховскую. Дома? А вы не подскажете номер ее телефона? Кто звонит? Это звонят из управления… – Дубравин на миг запнулся, а затем сказал: – Культуры. Записываю… Спасибо!

– Лишние дебаты по этому поводу нам ни к чему, – ответил майор на недоумевающий взгляд Белейко. – Тем более сплетни. Если, конечно, написанное в заявлении соответствует истине…

И Дубравин опять начал накручивать телефонный диск.

– Здравствуйте! Ольховская? Вас беспокоит майор милиции Дубравин. По поводу пропажи драгоценностей… Да. Мне нужно с вами встретиться. У вас дома? Конечно… Хорошо. Я буду через час. Устраивает? Добро…

Едва Дубравин положил трубку, как тут же звякнул телефонный звонок.

– Слушаю, Дубравин. Да… Уже иду, – и к Белейко: – Спецпочта из Москвы. По-моему, то, что я просил… Минут через десять Дубравин возвратился с пакетом.

– Посмотрим, что здесь… – вытряхнул из пакета несколько машинописных листков.

Внимательно прочитал, делая пометки в своем блокноте.

– Есть что-нибудь подходящее? – спросил Белейко.

– Пожалуй, да. Взгляни… – передал бумаги старшему лейтенанту. – Там, где я отметил птичкой…

– Эти? – показал Белейко. – Подпружный Сергей Алексеевич, он же Ставкин, кличка Жареный… Чугунов Семен Антонович, кличка Заика, или Семка Заика. Насколько мне помнится, Чугунов из наших краев. Я ведь…

– Точно, Бронек. Ты впрямь на Заике "сгорел", когда в лейтенантах ходил. Тогда он тебя, да и меня тоже, здорово вокруг пальца обвел. Что и вскрылось на суде в Москве три года спустя – МУР постарался. Но я думаю, что он еще в местах не столь отдаленных…

– Ушел из-под надзора. Притом недавно, – прочитал Белейко данные Всесоюзного розыска на Чугунова. – Освободили Семку. А "квалификация" у него подходящая. Правда, в наших случаях уж больно чистая работа.

– Опыта поднабрался… Второй тоже хорош гусь. Бежал из ИТК. Ты его не помнишь, а мне пришлось в свое время с ним повозиться, "Домушник" высшего класса. Кстати, у него тут кое-какие связи остались. Не исключено, что Жареный в городе.

– Семка Заика вряд ли сюда кинется. Осторожен, бес сверх всякой меры и хитер. Да и кто его здесь ждет?

– Трудно сказать… У него и в самом деле в городе ни родственников, ни товарищей нет. Если, конечно, судить по нашим данным.

– Нужно проверить.

– И тщательно. Все-таки шанс. Мизерный, но… Ладно. Все. Еду к Ольховской…

Ольховская угостила майора кофе и бутербродами с колбасой. Дубравин не стал себя долго упрашивать, детей-то он накормил, а сам пожевал на ходу вчерашний пирожок с мясом. "Красивая…" – невольно подумал он, глядя, как ловко управляется Ольховская с ручной кофемолкой. И представив на миг себя рядом с нею, поежился, и ростом не вышел, и волосы непонятного цвета, светлые с темными прядями, да еще и торчат, как у ежа иголки, и нос маловат, и брови кустиками…

– Значит… кгм… – Дубравин пригладил усы, которые отпустил еще в Высшей школе милиции для солидности, да так и носит с тех пор, – о том, что у вас был перстень с ценным бриллиантом, знали только трое… – он посмотрел в свои записи, – ювелир Крутских и ваши подруги-актрисы Ирина Алифанова и Валентина Новосад. Так?

– Да. Девочкам я показала его, когда мы днем готовились к моему дню рождения. Они мне помогали…

– Понятно… – многозначительно сказал Дубравин, хотя на самом деле в этой истории понятного было мало. – И уже вечером этого же дня, как только подруги ушли домой, вы и обнаружили пропажу. Правильно?

– Вечером… Точнее, около двенадцати ночи

– Когда вы уехали в театр? В котором часу?

– Где-то около шести.

– А подруги ваши?

– Вместе со мной.

– Спектакль закончился… – Дубравин опять посмотрел в свой блокнот, – в половине десятого. Дома вы были в начале одиннадцатого… А почему на день рождения вы пригласили только двух человек? У вас что, больше друзей нет?

– Почему? Есть. Но то самые близкие мои подруги. А потом… – Ольховская помрачнела – Недавно умерла моя бабушка, и я посчитала, что веселиться большой компанией после всех этих событий и переживаний просто кощунственно. Девочки меня поздравили, мы поужинали, попили чаю. Повспоминали…

– Где стоял ларец?

– В бабушкиной комнате, в шкафу.

– Вы говорили, что хотели сдать перстень с "Магистром" государству. Тогда почему не сделали этого раньше? Ведь с того момента, как вы его обнаружили, прошло около двух недель…

– Может, вы не поверите, но просто не могла выбрать свободной минуты. Репетиции, спектакли, зубрежка новых ролей… А, что я вам рассказываю… Для того чтобы понять все это, нужно побывать в шкуре артиста…

– Еще как понятно… Мне, по крайней мере… А больше ничего у вас не пропало? Деньги, ценности, меха…

– Нет. Денег в квартире не было – потратила на продукты. Из мехов у меня только пальто с песцовым воротником да шапка песцовая. И старая мутоновая шуба. Остальные более-менее ценные побрякушки – цепочку золотую, перстни, которые хранились здесь, – она выдвинула ящик буфета (после завтрака они перебрались в гостиную) и достала красивую шкатулку, – я в тот вечер надела на себя. Все-таки день рождения…

– Разрешите… – Дубравин достал из кармана полиэтиленовый пакет и положил в него шкатулку. – Мы ее посмотрим… чуть позже… У кого-нибудь еще есть ключи от вашей квартиры?

– Ключи? – Ольховская смутилась. – Да… в общем…

– Кто этот человек?

– Мой бывший муж, Владислав. Мы с ним развелись в прошлом году. Он оставил за собой комнату…

– Он и живет здесь?

– Да… То есть нет! – видно было, что Ольховской эта тема неприятна. – Изредка Владислав приходит…

– Простите за нескромный вопрос: в чем причина вашего развода? Это нужно…

– Если нужно… – Ольховская нервно пожала плечами. – Владислав очень – да, да, очень! – талантливый скрипач. Жили мы с ним хорошо. Он любил меня. И я… тоже. Но года три назад Владислав пристрастился к игре в преферанс, начал выпивать. Дальше – больше… Зарплату домой не приносил, продал все свои ценные вещи. Даже скрипку… Я не выдержала…

– А он… не мог?

– Что вы? Все, что угодно, только не это! Вы не знаете Владислава. При всем том он честный человек. После развода даже копейки не взял, хотя у меня деньги были, я их не прятала, и он знает, где они лежат.

– Кто же тогда? Алифанова, Новосад? Ведь если рассудить здраво, драгоценности, в том числе уникальный бриллиант, мог взять человек, который точно знал, что они у вас имеются и где лежат. Не так ли?

– Нет! Только не они! Поверьте, не будь этого злополучного перстня с "Магистром", я никогда в жизни не пришла бы в милицию с подобным заявлением. Остальных ценностей мне, конечно, жаль: все-таки память о бабушке, которую я очень любила. Но не настолько жалко, чтобы из-за них на моих лучших подруг пало подозрение в краже. Я за них могу поручиться чем угодно.