Итак, после начала Первой мировой войны один из представителей парижской интеллектуальной богемы Анри Барбюс добровольно отправился на фронт рядовым пехотинцем. Но этого всплеска патриотизма ему хватило ненадолго. И спустя год с помощью влиятельных парижских знакомых он покидает сначала фронт, а затем и армию.

В его романе «Огонь» красной линией следует сплошное нытье по поводу ужасов окопной жизни. Эти повседневные бытовые тяготы и лишения окопного существования, по его мнению, превосходят даже постоянный страх смерти на фронте.

Но то, что Барбюс считает непереносимым ужасом, для русского солдата-окопника как в Первую, так и во Вторую мировые войны было обыденной повседневностью, и он не позволял себе опускаться до такой степени даже внешнего вида, которую описывает Барбюс у себя и своих товарищей по окопной жизни на Западном фронте.

Что касается причин такого морально-интеллектуального распада, а попросту деморализации и дебилизации французской и английской наций, проявившихся в Первую мировую войну, которые и привели их тогда к «окопному тупику», то их достаточно много, включая и фундаментально-цивилизационные. Назову одну только из этих причин — серьезная алкоголизация населения на протяжении нескольких столетий в Англии и более двух тысячелетий во Франции. А систематическая алкоголизация среди прочего приводит к исчезновению способности к абстрактному (отвлеченному) диалектическому мышлению. Такой способ мышления необходим не только в гражданской научной деятельности, но и является основой военного управления и планирования, в том числе и разработки конкретных боевых операций.

Чтобы было более понятным, что такое отсутствие абстрактного (отвлеченного) мышления, приведу конкретный пример в виде одного из старых советских анекдотов про молдаван, которые, кстати, подобно французам пьют вино, как русские, к примеру, чай. Итак: «Объявление по громкоговорящей связи на одесском вокзале: «Внимание! Поезд Одесса — Кишинев отходит с третьего пути. Специально для молдаван повторяем: поезд Одесса — Кишинев отходит с пятой и шестой рельсы».

Прочитав вышеизложенное, русский читатель, наверное, сильно удивится, поскольку то ли мы сами, то ли с помощью извне создали миф о себе, как чуть ли не о главных алкоголиках планеты. Но стоит, например, почитать романы Диккенса, рисующие Англию первой половины ХIХ века, то высказывание капитана Максима Максимовича из «Героя нашего времени» Лермонтова об англичанах как закоренелых пьяницах, вовсе не выглядит неудачной шуткой или притчей о соломинке в чужом глазу и бревне — в своем.

Впрочем, вот вам конкретный пример степени поражения английской нации в ХIХ веке алкогольным недугом. Английская армия, участвовавшая в осаде Севастополя 1854–1855 годах, в отличие от своих противников — русских, союзников — французов, вначале практически не имела никакой военно-медицинской службы и терпела от этого жестокий урон. Сведения об этом вскоре проникли в Англию и вызвали громкий скандал.

Под влиянием этого скандала великосветская дама — общественница Флоренс Найтингейл, с большими связями в правящих кругах, по собственной инициативе прибыла в лагерь английских войск под Севастополем и начала развертывать там систему госпиталей.

В этой деятельности среди прочих серьезных трудностей она столкнулась с тем, что женский персонал, привезенный из Англии, в условиях лагерной жизни начал стремительно спиваться. В результате Флоренс пришлось сменить пять составов медсестер и санитарок, пока, наконец, шестой состав оказался непьющим. Так что даже нынешней Российской Федерации по части женского пьянства еще очень далеко до Англии ХIХ века.

В отличие от англичан, французы как-то не заработали репутацию алкоголиков. Но это потому, что пьянство у них культурное. Пьют они в основном вино. Но пьют они его словно воду. В результате уже очень давно потребление алкоголя в переводе на чистый спирт во Франции такое же, как у англичан.

Такие вот причины «окопного тупика» на Западном фронте Первой мировой войны в 1914–1918 годах.

К. КОЛОНТАЕВ

Тридцатые годы XIX столетия. Россия. Высший свет поражен новой книгой генерал-лейтенанта Дениса Васильевича Давыдова «Дневник партизанских действий 1812 года». Прославленный поэт и военачальник решил поспорить с самим Наполеоном Бонапартом и его многочисленными поклонниками, так как был возмущен тем, что большинство историков, восхищаясь гением императора, намеренно принижали роль русской армии в разгроме многонациональных полчищ, которые вторглись в Россию.

Хорошо известна версия, что Наполеона погубил «генерал Мороз». Многие узнали об этом еще в школе и с тех пор, неизменно приводя в пример Наполеона, покорившего всю Европу и потерявшего армию в студеной России, любят со знанием дела доказывать, что завоевателям к нам соваться не надо, ведь стужа и дороги погубят любого гения. Откуда взялась эта идея, никто не знает, но многие поколения наших соотечественников повторяют ее как великую истину. Именно этим еще в 1834 году и был возмущен Давыдов. Одну из глав своей книги он назвал «Мороз ли истребил французскую армию в 1812 году?», приводя свидетельства очевидцев и опровергая утверждения французского императора, который, правда, к тому времени уже 13 лет как покоился в могиле на острове Св. Елены. Наполеон придумал подобное объяснение своего поражения еще в 1812 году, объявив о причинах разгрома в двадцать девятом бюллетене. Согласно этому пропагандистскому документу (а по-другому бюллетени Наполеона назвать нельзя), внезапно выпавший снег и мороз в шесть дней расстроили дух его армии и отняли мужество у солдат, хотя русские мало тому способствовали.

Не соглашаясь с великим полководцем, Давыдов приводит следующие факты: во время кампаний 1795 и 1807 годов морозы были гораздо сильнее и длительнее, однако французы не потерпели такого сокрушительного поражения, а, наоборот, одержали ряд побед. Но самое главное то, что в 1812 году мороза как такового и не было, это просто нелепое заблуждение. Существует множество свидетельств того, что во время отступления «Великой армии» температура не опускалась ниже 10 градусов. В частности, согласно температурной таблице из отчета Виленской астрономической обсерватории за 1812 год самая низкая температура наблюдалась 13-го (-8 °C), 14-го (-9,2 °C) и 15-го (-6,5 °C) ноября. Во многом на общественное мнение оказала влияние народная память о сильнейших морозах зимы 1812/13 годов, но они разразились уже после того, как французы пересекли Неман.

Согласно спискам главного штаба Наполеона, перед тем как покинуть Москву французская армия состояла из 110 тысяч человек, когда же она достигла берегов Березины, в ее составе числилось всего 45 тысяч. Столь многочисленные по тем временам потери объясняются тем, что в нескольких сражениях французы, которые не смогли пробиться к продовольственным складам Юга России, были сломлены и сдавались в плен тысячами (в сражении под Красным 5 и 6 ноября в плен сдались 21 470 солдат и офицеров). Конечно, даже слабые морозы играли роль, но, как справедливо отметил Давыдов, «зима была только союзницею русских, а не, как тогда думали, единственною их защитницею».

Победа в Отечественной войне 1812 года была величайшим событием в истории России, да и, пожалуй, в истории всего человечества, и от этого еще больнее, что мы забываем о великом подвиге русской армии, искренне уверовав в слова честолюбивого полководца. Денис Давыдов — герой этой войны — был первым, кто во всеуслышание заявил о нашем заблуждении. Однако миф оказался живуч…

Бонапарт шел в Москву быстро, ни грязь, ни метели ему не мешали. Он захватил Москву в самом начале сентября. Стояла жара. Не было ни дождей, ни грязи, ни снега, ни мороза. Казалось бы, сиди и радуйся, грейся у огня пожаров, празднуй победу. Так нет же: случилось нечто такое, что заставило Бонапарта бежать из России до наступления холодов. Не зима его из Москвы выгнала! И Бонапарт до наступления зимы побежал из России. Потому что понял, что война только начинается!