— Мы ее тащили, — ответил пожилой капитан в милицейской форме, видимо, участковый. — Там точно труп.

Я дала сигнал криминалисту, он начал снимать место происшествия в разных ракурсах и через пять минут кивнул в знак того, что можно нарушать обстановку, — все, что нужно, он зафиксировал.

— Ну, давайте копать, — предложила я. — Лопата-то хоть есть?

— Лопата есть, только…

— Что?

— А вдруг лопатой повредим труп? — осторожно спросил участковый.

— Мальчики, ну извлечь-то его надо, как же мы будем осматривать? — заговорила Наташа. — Как говорится, при всем богатстве выбора другой альтернативы нет.

Сзади меня тронул за руку Стас.

— Мария Сергеевна, — тихонечко зашептал он мне в ухо, — а нельзя извлечь труп бережно? Здесь ведь дачная местность, наверняка у кого-нибудь есть свиньи…

— Ну и что? — не поняла я.

— Я читал, что свиней используют для откапывания трюфелей; может быть, свинья и труп откопает аккуратно, пятачком?

— Стас, ты молодец, — так же, как и он, тихонечко сказала я, не в силах сдержать улыбку. — Мне нравится, что ты стараешься думать и мышление у тебя нетривиальное. Но все-таки обойдемся лопатой. Как же я свинью занесу в протокол: как специалиста или как техническое средство? Ну, не обижайся, все равно ты здорово придумал… Пойдем пока материал почитаем.

Мы выбрались из лесочка к машине, я просмотрела объяснение грибника, попросила Стаса вместе с криминалистом составить план места происшествия, а сама, присела на край кювета и подставила лицо солнечным лучам: хоть так немножко позагорать; закрыв глаза, я представила себя на берегу моря, в дюнах, далеко от лесочков, в которых, куда ни ступи, под ногами закопанные трупы… Через полтора часа нас позвали «к станку».

Я усадила Стаса на пенечек писать протокол, а сама пристроилась сзади него с веткой и стала отгонять здоровущих комаров, диктуя описание окружающей обстановки и привязку трупа к местности. Наташа уже вовсю ворочала извлеченное из земли тело, уложенное на кусок брезента, успев сообщить нам, что на затылке имеется входное пулевое отверстие; выходное разворотило левую глазницу.

Наш объект оказался достаточно свежим, одетым в пиджак цвета бутылочного стекла, из дорогих, белую рубашку с едва заметной кремовой полосой, черные брюки, острые складки на которых не разгладились даже от пребывания под землей. Я не поленилась рассмотреть ботиночки, бывшие на ногах трупа: сковырнув палочкой землю с подошв, я убедилась, что ботинки «Саламандра» — новехонькие, фабричные набойки имели первозданный вид, не сношены были ни на йоту. Наташа перевернула шикарный шелковый галстук, показав мне фирменную марку. Мы с ней переглянулись: складывалось впечатление, что клиент попал в лесочек прямехонько из казино или ресторана.

Карманы дорогой одежды были пусты, более того — идеально чисты. Ни соринок, ни бумажек, ни крошек табака — ничего из того, что неизбежно появляется в карманах после хотя бы нескольких дней носки.

Наташа Панова диктовала Стасу описание одежды, методично снимая с тела каждый из описанных предметов. Я вернулась к пенечку, где Стас строчил протокол, стараясь, чтобы текст был разборчивым, поскольку по дороге я ему втолковывала про культуру следственного производства, объясняла, что эксперт, которому придется вскрывать труп в морге, получив копию протокола осмотра в качестве единственного источника информации, поэтому в правилах следственной вежливости — писать протокол, представляя себя на месте того человека, которому доведется его читать.

— Маша, поди-ка сюда!

Доктор Панова, распрямившись, махала мне рукой в резиновой перчатке.

Я быстро подскочила к брезенту. Наталья спустила с бедер трупа брюки, расстегнув хороший кожаный ремень, и молча ткнула пальцем в трусы, открывшиеся нашим взорам. Мы с ней переглянулись: заношенные сатиновые трусы явно дисгармонировали с прочими предметами одежды. Я подобрала с земли острую веточку и приподняла ею нижний край штанины. Носки, на которые были обуты новехонькие туфли, — серо-коричневые, все в мелких дырочках — явно были одного разлива с трусами. Но я еще не видела таких нуворишей, которые бы покупали «за бешено» весь прикид, а носки и трусы подбирали на помойке.

— Зубы и руки, — тихо сказала я Наталье. Она, кивнув, развела пальцами губы покойника,

И рот под руками эксперта оскалился гнилушками, да и эти испорченные зубы украшали его челюсти в шахматном порядке. Наташа провела пальцем по деснам:

— Все лунки заживлены, сохранилось.., сверху — пять, снизу.., сейчас посчитаю, — шесть зубов. Золотых коронок нет.

Она подняла и развернула ко мне ладонь покойника, заскорузлую ладонь с въевшейся грязью, с нестрижеными ногтями.

— Сними рубашку, — попросила я.

Наташа кивнула. Расстегнув на трупе рубашку, она вытащила из рукава его руку, и я позвала криминалиста, чтобы тот сфотографировал обнажившуюся на плече татуировку: собор с тремя куполами. На груди справа был вытатуирован хитрый черт.

Я подозвала оперативника — того самого парня в джинсах и черной футболке. Показав ему татуировку, спросила, что он думает по этому поводу.

— Вор, — быстро ответил опер, — три ходки. Небось еще и шарики в половой член вшиты?

Наташа, спустив с трупа трусы, кивнула.

— Правильно, — подытожила я. — Вы когда-нибудь видели нового русского вора?

— Да, — почесал в затылке оперативник. — Что-то не то.

— Одна радость, — утешила я его, — что он судим: если сейчас его «откатаем», к вечеру будете знать его полные данные. Если только он в Питере судим.

Эксперт-криминалист уже копошился в своем хозяйстве, готовя валик и черную краску для дактилоскопирования трупа, а я подошла к Стасу сказать, чтобы он отметил в протоколе факт получения отпечатков рук трупа в ходе наружного осмотра. Оставшись довольной качеством протокола, я спросила Стаса, что он думает по поводу увиденного.

— Ряженый, — легко сказал Стас.

— То есть?

— Такое впечатление, что какого-то гопника приодели как для карнавала. Причем тот, кто переодевал, или он сам — если это была его идея — понимал, что разглядывать и раздевать его не будут и вряд ли ему придется говорить, иначе состояние полости рта выдало бы его в первую же минуту.