По телу прокатилась дрожь, когда я представила боль от удара, и с опаской посмотрела на кнут. Гордость требовала выкрикнуть - "второе", а интуиция подсказывала, что лучше сказать - "первое", потому что я не испытывала уверенности, что вынесу хоть один удар.
-Ты псих, - выдавила я, пытаясь обойти вопрос.
-Меня не интересует твоя оценка моего душевного состояния, - с презрением ответил он, а потом снова спросил: - Первое или второе? - после чего резко выбросил руку вперёд и над ухом снова раздался пугающий свист, а следом и щелчок.
Кусок травы с дёрном в паре сантиметров от меня оторвался от земли и, подлетев где-то на метр, упал, и я испуганно выкрикнула:
-Первое! Будь ты неладен со своим кнутом!
-Тогда на колени, и полоть, - порекомендовал он, и я послушно опустилась на землю.
Представив, во что теперь превратится моя одежда, которую я и постирать то не могла, я зло сжала зубы и, схватив первый пучок травы, дёрнула его на себя. Но как назло, земля, которую, по-видимому, никогда не пололи, так просто не давала вырвать сорняки.
-Больше толку будет от твоего махания кнутом, чем от моей прополки, - с ненавистью пробормотала я, увидев, как корни остались в земле, а в руках лишь травинки, и покосилась на кусок травы с дёрном, которую мой похититель вырвал из земли одним ударом.
-Работай, а не бурчи, - властно бросил мужчина, а затем прямо у меня перед носом раздался третий щелчок и в лицо ударили частички земли с вырванной травой.
"Сволочь! Какая же сволочь!" - подумала я про себя, боясь что-то сказать и получить удар уже по своей спине. А потом схватилась за траву, возле небольшой ямки, которая образовалась от третьего удара и, потянув за ней, поняла, что хотя бы теперь чуть легче полоть, имея немного взрыхлённую землю.
Если в предыдущие дни я маялась от безделья, то теперь вспоминала о них с тоской. Каждой утро начиналось с завтрака, а потом мучитель выгонял меня на улицу и, усаживаясь в плетёное кресло на крыльце, наблюдал за мной, поигрывая кнутом, а чтобы я не сильно расслаблялась, периодически пускал его в ход. Раздающиеся рядом удары заставляли меня сильно нервничать, и я полола траву, хотя понимала всю бесполезность своей работы. Меня заставляли это делать, чтобы унизить и наказать, а это злило. Но пока я никак не могла отсюда сбежать, и приходилось мириться.
Вечером же порой сил не было, чтобы поесть. Добираясь до кровати, я практически падала от усталости и сразу засыпала.
Руки превратились в чёрт знает что и, завтракая по утрам, я с отвращением смотрела на огрубевшую кожу, сломанные чуть ли не до мяса ногти, чёрную каёмку под ними и не знала, сколько ещё выдержу. Хотя руки были не самым страшных. Через неделю такой прополки, я уже не могла встань на колени, потому что так намяла их мелкими камешками и неровностями земли, что кожа на них постоянно горела. Поэтому приходилось работать на корточках, что тоже доставляло боль, и ноги часто начинали неметь. А уж боль в пояснице я вообще стала воспринимать, как нормальное состояние. Порой я не могла разогнуться и со двора уходила скрюченной буквой "г", а в подвале долго стонала и кряхтела, укладываясь на кровать.
Однако, как бы больно и тяжело не приходилось, я не жаловалась своему похитителю, потому что казалось, он ждал именно этого - моих унижений и просьб прекратить эту пытку. Поэтому, выходя каждое утро во двор, я одаривала его взглядом, полным ненависти, а потом принималась за работу.
Проснувшись на восьмой день своих физических мучений, я услышала, как в окно бьют капли дождя и порадовалась. "У меня сегодня будет выходной... наконец-то! Хоть немного отдохну и высплюсь", - подумала я, но уже через двадцать минут меня затопила ярость, когда мужчина появился в подвале и, дав позавтракать, кивнул на выход, протягивая мне резиновые сапоги и тонкий дождевик.
-Там дождь, и я за две секунды промокну, и эта жалкая накидка из плёнки не спасёт, - сказала я. - Глупо выгонять меня на улицу в такую погоду и заставлять делать то, что совершенно не имеет смысла. Хочешь поиздеваться, заставь меня тогда драить стены и пол подвала зубной щёткой... Или в доме заставь убираться.
-Забыл у тебя спросить, что мне делать, - равнодушно бросил он. - Одевайся, и на улицу.
-Тварь, - прошипела я, обувая сапоги и набрасывая дождевик, а про себя подумала: "Точно хочет, чтобы я унижалась. Ну нет! Не бывать этому! Вот заболею, и сдохну назло ему!".
И я заболела. Проснувшись на следующий день, и снова услышав, как дождь бьёт в окно, я ощутила, как по телу прошла дрожь от воспоминаний предыдущего дня, а потом поняла, что это озноб.
Приложив руку ко лбу, я почувствовала, что он горячий, а судя по общему состоянию - першению в горле, слабости и боли в мышцах, я начала серьёзно заболевать. "Сейчас температура не больше тридцати семи и шести. Но если я снова выйду на улицу и буду день возиться под дождём в грязи, то завтра точно не поднимусь с кровати", - подумала я. "Ну что ж, проверим, насколько мой похититель готов гробить моё здоровье", - решила я, и когда он появился в подвале, сипло сказала:
-Мне плохо...
-Но не настолько, насколько нужно мне, - прервав, произнёс он, и снова поставил передо мной сапоги.
"Подонок! Точно угробить меня хочет! Ну и пусть! После сегодняшнего дня умру, и наконец-то закончится весь этот ужас", - сказала я себе и решила больше не объяснять причины своего недомогания.
Одевшись, я вышла на улицу и не обращая внимания на лужу, плюхнулась в неё коленями и продолжила полоть траву с того места, где закончила вчера.
Холодный, промозглый ветер гонял по тёмно-серому небу тяжёлые тучи, а заодно забирался под дождевик и меня уже начала бить дрожь от холода и его ледяных порывов. Одежда взмокла от дождя, и я чувствовала, как холодные капли, попадая за шиворот, стекают по спине, а руки и ноги окоченели до такого состояния, что я их уже не чувствовала. Но продолжала дёргать траву из земли, приговаривая, что мучения, это не страшно, что надо всего лишь немного потерпеть, а потом я умру, и мне будет на всё плевать - и на дождь, и на ветер, и на наблюдающего за мной похитителя. "Если я ещё в сознании, значит, организм способен это перенести. Вот когда он совсем ослабнет, я или потеряю сознание, а может сразу и умру. У всего есть предел и у меня он тоже имеется. Просто я ещё не дошла до такого состояния, а значит, нечего жалеть себя и уж тем более умолять похитителя смилостивиться, и дать мне хоть немного согреться и отдохнуть".
Приблизительно к полудню перед глазами начало всё плыть, тело знобило уже так, что мышцы начали болеть от судорог, а зубами я начала отбивать чечётку, и это привлекло внимание мужчины. Сойдя в крыльца, он подошёл ко мне и приказал:
-Посмотри на меня.
-Ззаччем? Ввалли на крылльцо и там пряяячься от ддожддя, - процедила я, стуча зубами. - Ммне ннадо выпполоть этту долбббаную трраву.
-Тебе физически плохо? - встревоженно спросил он.
-У мення с утра температтурра, - выдавила я, а потом мир вокруг вообще утратил реальные очертания, и сначала я ощутила, как заваливаюсь вперёд, а потом в лицо плюхнуло что-то холодное и вязкое.
Растянувшись на земле, я поняла, что упала в лужу и вяло подумала: "Вот организм и сдался. Подняться я точно не смогу, даже если меня начнут лупить кнутом".
-Ну что же ты молчала о температуре? - с какой-то непонятной болью прошептал мужчина, и я не поверила своим ушам.
"Это у меня уже глюки от переутомления и пережитых ужасов", - поняла я. "Не может так похититель разговаривать со мной. Он скорее бить меня начнёт", - в голове пронеслась последняя ясная мысль, а потом я соскользнула в какой-то водоворот, где моё тело начали истязать.
То казалось, что меня варят в кипящем масле, то обдают леденящим холодом, то рвут на части, то ломают мне кости и весь этот ужас приходилось переживать молча, потому что губы отказывались шевелиться и издавать хоть какой-нибудь звук, и эта неспособность выплеснуть боль, доставляла ещё больше страданий.