Апофеозом германской разведывательской мысли стало создание специального научно-информационного центра с кодовым названием «Раумкоппель».

Рукою историка: «Раумкоппель», — пишет известный в ФРГ историк Кайус Беккер, — начал свою работу в здании бывшей школы в Шененберге (Меклен-бург).

Деятельность этого «научного центра» осуществлялась в полной тайне. Никто даже не подозревал, что эти совсем не по-военному выглядевшие господа в штатском имели отношение к тому самому соединению «К», к которому принадлежали отчаянные бойцы-одиночки: боевые пловцы, водители человекоуправляемых торпед, взрывающихся катеров и прочие смельчаки. Более того, своей тщательной подготовительной работой эти люди решающим образом способствовали успеху многих диверсионных операций».

Возглавлял «научный центр» доктор Конрад Фоппель, служивший в течение многих лет хранителем Лейпцигского музея страноведения. В его подчинении находился целый ряд способных географов, геологов, океанографов, метеорологов и математиков.

«Мы придавали большое значение тому, — рассказывает доктор Фоппель, — чтобы в каждой отдельной разработке дать четкое представление о пределах своих знаний. Люди, которые при выполнении задания руководствовались нашими данными, должны были, безусловно, верить тому, что мы утверждали наверняка. Те данные, которые мы считали полезным указать, но в достоверности которых не были уверены на сто процентов, мы сопровождали необходимыми оговорками и вопросительными знаками».

Меньше всего чудо — центр доктора Фоппеля мог информировать ОКМ1 о Северном морском пути.

 — Это самая засекреченная морская трасса на планете! — оправдывался доктор Фоппель всякий раз, когда из ведомства Редера раздавались упреки на этот счет. — Большевики не сообщают в открытой печати никаких навигационных данных о ней, ибо этот единственный торный путь в непроходимом океане имеет для Советов стратегическую важность. По нему можно перебрасывать военные корабли как с Дальнего Востока на Крайний Север, так и в обратном направлении — из Северной Европы в азиатские моря. Причем перебрасывать скрытно и неуязвимо для любого противника.

Но как проскочить, пробиться, выжить, спастись? Только ледовые капитаны и лоцманы Севморпути обладали этим уникальным опытом. Всякий опыт — это много информации, немного интуиции и чуток везения и еще раз информация. Всякая информация может быть уловлена, перехвачена, добыта, накоплена... На этом стоял абвер, как, впрочем, и любая другая разведка мира.

Разумеется, кое-что о русской Арктике в картотеках доктора Фоппеля было. Например, великолепная серия аэрофотоснимков, сделанных с борта дирижабля «Граф Цеппелин».

Этот немыслимый полет вдоль всей секретной трассы Советы разрешили в 1931 году, когда между рейхсвером и Красной Армией цвела тайная любовь: под Казанью обучались танкисты Гудериана, под Липецком — будущие асы Геринга, а на верфях Ленинграда и Николаева стажировались подводники Деница...

«Летом 1931 года, — рассказывает писатель-историк Е.Л.Баренбойн в повести «Операция «Вундерланд», — Советское правительство разрешило с чисто научными целями полет немецкого дирижабля над Арктикой. Командовал им его конструктор Эккенер. Среди десяти ученых разных стран на дирижабле находился и советский профессор Самойлович. Полету дирижабля было оказано всемерное содействие: для него была создана особая служба погоды, в районы Земли Франца-Иосифа вышел ледокольный пароход «Малыгин», была построена специальная швартовочная мачта. За четверо суток дирижабль облетел огромную территорию Советского Севера протяженностью почти в тысячу километров и шириной более сотни километров. Фотограмметристы засняли ее на кинопленку. По договоренности материалы съемки должны были быть предоставлены нам. Но немцы заявили, что пленка испорчена. Сейчас эти данные «исключительно научного», как писали тогда в газетах, полета широко использовались немецкими офицерами в работе над подготавливаемым планом».

Аэрофотограммы — это вид сверху, это бесценное подспорье для летчиков люфтваффе, которые собирались прокладывать трассы в восточную Арктику. Командирам же кораблей нужен был иной ракурс на приметные мысы, скалы и бухты — не выше уровня ходовых мостиков.

И тогда гросс-адмирал Редер позвонил Канарису на Тирпицуфер.

Право, это было пустячное для абвера дело — разыскать фотоархив полярной экспедиции, который счастливый случай забросил не куда-нибудь, а именно в Берлин. С этим справился бы любой сыщик из уголовной полиции.

И Фабиан Рунд прекрасно сознавал, что именно поэтому выбор шефа пал на него, самого молодого сотрудника III отдела, и это задание — еще один экзамен в его новой карьере.

Первым делом Рунд позвонил в Лейпциг — в Аусланд-институт и заказал справку о составе русской гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана. Спустя несколько минут он получил по телефону нужные сведения: «Русская гидрографическая экспедиция Северного Ледовитого океана (ГЭСЛО) осуществляла плавания в 1910 — 1915 годах на ледокольных судах «Таймыр» и «Вайгач». В последнем сквозном плавании — из Владивостока в Архангельск — экспедицию возглавлял капитан 2 ранга Б.А.Вилькицкий. «Вайгачом» командовал капитан 2 ранга П.А.Новопашенный. В состав экспедиции входили офицеры русского флота Транзе, Евгенов, Неупокоев, Никольский, Жохов, Лавров, Фирфаров...»

Рунд раскрыл «Справочник Российского общевоинского союза», нашел главу — «Военно-морские объединения русских офицеров в зарубежье» и радостно потер руки: главой берлинской кают-компании был ни кто иной, как бывший командир «Вайгача» каперанг Новопашенный.

Здесь же указывался и его адрес: Shonebergerufer, 18. Рунд немедленно отправился — он был уверен в этом за «Фотолоцией» засекреченного большевиками трансарктического пути. Да и кто, как не командир корабля, мог располагать подобными фотоснимками?

На контрольно-пропускных пунктах еще стояли скучающие пограничники, но документов они уже не спрашивали, таможенные интроскопы были зачехлены, поднятые шлагбаумы и расстопоренные турникеты пропускали потоки берлинцев в обе стороны. Хотелось увидеть сразу все — и фасадную сторону рейхстага, который, подобно Луне, позволял созерцать лишь один свой бок — из-за непроходимых доселе Бранденбургских ворот, и знаменитый парк Тиргартен с памятниками Гете, Шиллеру, Гегелю, и фешенебельную Курфюрстендамм, и русское кладбище в Тегеле...

В Тиргартене пестрело множество палаток, мимо которых шнярыли дикие кролики. В палатках жили любители рока, съехавшиеся в эти дни со всего света, чтобы побывать на суперконцерте «Уолл» («Стена»), где под песни знаменитых рок-звезд должна была рухнуть Берлинская стена, чей гигантский макет из белого пенопласта сооружали над громадной эстрадой.

Общительные студенты из Канады нашли мне место в одной из палаток с видом на рейхстаг. Я лежу под палаточной крышей с ребятами из натовской страны Канады и прекрасно понимаю их, а они меня.

Из всей невообразимой лавины увиденного в дни берлинского скитальчества скажу лишь об уличном антикваре. Он торговал с лотка всякой милой дребеденью начала века: кайзеровскими пивными кружками, допотопными авторучками, довоенными открытками, почтовыми марками... Я взял потертый альбомчик с коллекцией довоенных визитных карточек. Кто их собирал? Кому они теперь интересны? Пышные титулы прусских баронов, почетные звания коммерсантов, адреса акушерок, дантистов, дипломированных экономистов... Одна из них, весьма простенькая, с голубым крестом Андреевского флага, задержала взгляд. Текст был набран по-русски и по-немецки: «Кают-компания офицеров русского флота в Берлине. Председатель — капитан 1 ранга Петр Алексеевич Новопашенный. Shonebergerufer, 18».

Адрес на всякий случай я запомнил и даже переписал в блокнот. Вполне вероятно, что в этом доме живут дети или внуки Новопашенного. А поговорить нам будет о чем.