— Не ори! — говорит Алёша. — Не видишь, что ли, — у нас тихий час!

Марина даже язык прикусила. Потом шёпотом говорит:

— У нас тоже тихий…

Она, оказывается, едва дождалась, пока все уснут. Лежала, лежала… Всё-таки дождалась. Её мама быстро уснула, молодец. Марина маму пледом накрыла, пусть отдыхает. За маму она не беспокоится. Её дедушки беспокоят! Особенно один. Он у них всегда с трудом засыпает, просто с ним беда. Всё вставал… То воду из чайника пьёт, то вдруг закурит. Потом подошёл к Марине и слушает, как она дышит. Но она ровно дышала, старалась. Наконец снова лёг. Ещё кашлял, ворочался. Еле-еле заснул…

Марина скорей за Лариской побежала, — они подруги. В окно поцарапалась — это такой знак. Лариска сразу выскочила и говорит:

— Ты меня не жди!

Лариске никак сейчас не уйти: у неё мама беспокойная, ни за что не уснёт. Нет никакой надежды! Её маме вдруг показалось, что Лариска хрипит. Может, она простудилась? Теперь мама её малиной поит и ждёт, что к вечеру у Лариски подскочит температура.

Делать нечего. Марина решила одна на море идти. У неё дело! Никак нельзя отложить. Она уже столько раз откладывала! Марина кролика должна выкупать — вот какое дело. Сегодня день подходящий. Жарко. Вода, конечно, тёплая. А кролика ни разу ещё не мыли. Он грязью небось зарос. Чешется! Просто скребёт себя лапами. У него даже в ушах грязно, Марина смотрела. Хорошо, что он вообще серый, на нём не видно.

— Я мыло уже взяла, — говорит Марина.

Без мыла какое мытьё? Марина так рада, что нас встретила. Она специально мимо нашей дачи к морю пошла. Может, мы ей поможем кролика выкупать?

Конечно, поможем.

— А полотенце? — говорю я.

— Ой, я забыла! — испугалась Марина.

Надо же, она не подумала про полотенце. Трусами, что ли, собиралась своего кролика вытирать? Больше на нас и одежды нет. Хорошо, что мы ещё дома. Я уже несу полотенце. Махровое. Мне бабушка этим полотенцем голову вытирает. Но оно чистое. Бабушка вчера его выстирала. Не знаю, успела ли она полотенце выгладить? Ну, это ничего.

На всякий случай я ещё прихватила мочалку.

И мы пошли к морю.

Всеволод вскочил и тоже сзади бежит. Сразу заторопился! Боится отстать и в нашей траве потеряться. Теперь он хочет у Марины кролика взять, за уши. Кролик дрожит и Всеволоду не даётся. Марина его закрывает локтями. А кролик царапается.

— Давай я понесу, — говорю я.

Обычно она никому не даёт, а тут вдруг дала. Я кролика прижала к себе. Он сразу когти убрал. Чувствует, что я к нему хорошо отношусь. За уши брать, конечно, не буду. Только поглажу. Вот так. У него сердце громко стучит… Или это у меня? Нет, у кролика.

— Он тебя боится, — говорит Марина. — Давай обратно!

И кролика забрала. Может, у него сердце стучало как раз от радости, что он у меня сидел. Но Марина уже отняла. Она же хозяйка, я понимаю.

— А зимой он где будет? — говорю я.

Я просто так спросила. Вдруг Марина своего кролика оставит на даче? Вон как он вырос! А моя бабушка вдруг случайно приедет…

— Она его зимой резать будет! — кричит Андрюша.

— Нет, не будет! — кричит Серёжа.

— Он на балконе зимой будет жить, — говорит Марина.

— На балконе замёрзнет, — говорит Алёша.

— Тогда я его в комнату возьму, — говорит Марина. — Мне мама позволит. Она мне всё теперь позволяет, потому что папа погиб.

Маринин папа в прошлом году погиб. На своей машине разбился. Ему под колёса из-за угла выскочил мотоциклист, и Маринин папа неудачно свернул. В столб. Мотоциклист даже не ушибся, а он погиб. Бабушка сразу заставила дядю Гену продать мотоцикл. Сказала: «Выбирай — я или мотоцикл!» Конечно, дядя Гена бабушку выбрал.

— Можно его в коробке держать, — говорит Марина.

— А купать в ванне будешь, — говорю я.

Вот и море. Оно же рядом. Мы прямо из кустов попрыгали на песок. Такой горячий песок! Через сандалии жжёт. Мы скорей сандалии сняли, чтобы их совсем не прожгло. На пятках по песку скачем. Пятки толстые, им ничего не будет.

Море у нас большое. Противоположный берег едва-едва виден. Наше море вообще-то залив. Оно мелкое. Можно сколько хочешь по морю идти и не утонешь. Можно на четвереньках идти, как угодно. Волны тихонько катятся, катятся. Голубые! А по дну ползают ракушки, и след от них — будто острой палочкой кто-то провёл по песку. Но ужасно запутанный. Это моллюски по дну прогуливаются. Им торопиться некуда — куда хотят, туда и свернут.

Возле берега в воде растут водоросли. И так колышутся! Под водорослями темно и немножко страшно — такие густые. Всюду шныряют мальки. Целые стаи. Эти мальки пучеглазые. Станут в море и стоят, стоят. Любопытничают. Мы их прямо ведёрком ловим. Или сачком. Ещё водится полосатая рыбка «зебра», мы её сами так прозвали.

«Зебра» у меня в тазу целых четыре дня жила. Я воду меняла, крошила в таз хлеб. Но таз ужасно линял: он старый, в ржавчине. Бабушка говорит: «Твоя „зебра“ уже не дышит». Неправда, она боками шевелит. Но уже не очень. Я скорей побежала к морю и выпустила. «Зебра» долго в воде стояла. Может, думает, я пошутила, надо обратно в таз. Потом как хвостом махнёт! И ушла в водоросли. Интересно, как бы она ушла, если бы не дышала?!

Пиявки в море тоже, конечно, есть. Мы от них на камнях спасаемся. Камни торчат из воды и от солнца трещат, все в трещинках. На них загорать удобно. Животу горячо, а ногами в море болтаешь. Тогда спина очень загорает. Но многие камни обросли морским мхом, скользким. Тут уже не полежишь.

Море наползает на берег и шипит. Бросает на берег белую пену. Крепкая пена, её уж не сдуешь. Даже ветер не может сдуть. Она всюду катается и на осоку виснет, на камни.

На большом камне лежит Никита и кого-то ловит в воде.

— Кого ловишь? — кричит Алёша.

— Тише! — кричит Никита. — Всех «скелетов» мне распугали!

Ну и нечего самому кричать. Всё равно «скелеты» не слышат! У них даже ушей нет. Это такие маленькие рачки. Просто крошечные. И до того худые, все рёбра видать. Мы их потому и называем «скелеты».

А Никита больше на нас не смотрит.

— Мы кролика будем купать, — говорю я.

Всё-таки он мой старый друг. Ему тоже, наверное, интересно. Но Никита не обернулся. Будто «скелетов» в другой раз нельзя наловить. Я их просто черпаю банкой. Ну и пусть!

— Может, на глубину пойдём? — спрашивает Алёша.

Конечно, он плавать умеет, вот и предлагает. У нас глубина за посёлком. Там взрослые купаются. Только в море войдёшь — и сразу по шею. И уже тонешь. Алёша, наверно, спасёт. Но всё-таки. Меня дедушка недавно спасал. Сам, главное, бросил. Думал, я поплыву. Его так когда-то учили: бросили, он и поплыл. Но я сразу стала тонуть. Дедушка испугался. Так за мной нырнул!

— На глубине купать неудобно, — говорит Марина. — Мыло некуда положить.

Вот как Марина Алёше сказала. Никто не боится, конечно. Просто там неудобно купать.

— Лодка! — вдруг кричит Всеволод. — Вон лодка!

Мы посмотрели. Что-то в море чернеет. Сбоку. Но непохоже. Лодка тут не пройдёт. Сразу засядет в песке.

— Камень… — сказал Алёша.

Солнце мешает смотреть. Очень блестит.

Нет, оно двигается. Уже ближе. Нет, не камень. Но что?

— Какая ещё лодка! — говорит Никита. — Это Мямля пасётся…

Сам даже не поднял голову, а всё знает. Зачем Мямле в море пастись? Она не рыба. Никита иногда скажет — прямо как Всеволод!

Тут солнце в тучку зашло. Сразу видно!

— Коза! — кричат Андрюша с Серёжей. — Это коза!

Сама теперь вижу, что коза.

Шлёпает через море, и брызги кругом летят. Фонтаном! Иногда она в море рога окунает. Потом как встряхнётся! И голову задерёт кверху. А с морды у неё морская капуста свешивается. И уже видно, как она эту морскую капусту не спеша в рот подбирает. Она, значит, и тут капусту нашла!

— Это морская коза! — кричат Андрюша с Серёжей. — Мы её на берег не пустим! Пусть теперь плавает!

Но Мямля на берег и не торопится. Вдоль идёт.

— Она уже давно… — говорит Никита. — Тётя Галя искать прибегала. Ругалась. Но я всё равно не сказал. Зачем выдавать? Я сам без спросу ушёл…