Тут кусты зашуршали, и из них выскочила тётя Галя. В купальнике и босоножках. И ещё в репьях.

— Вот ты где?! — закричала тётя Галя.

Мямля сразу остановилась и слушает. Тётя Галя просто с ног сбилась из-за этой подлой скотины! Тёте Гале некогда с мужем побыть. Она вся в репьях! А ребёнок плачет. Тёте Гале даже спать его некогда уложить. Она по лесу скачет! С утра. Домой боится идти. Вдруг там лесник? Или ещё кто-нибудь. Тёте Гале только и не хватало — штраф за Мямлю платить. Опять верёвку оборвала! Цепью, что ли, её привязывать? Теперь по морю шляется! Виданное ли дело? Новую моду взяла!

— Может, ей акваланг купить? — сказал брат Алёша.

— Ласты… — сказал Никита с камня.

Так голову и не поднял. Спиной с нами разговаривает. Вот какой!

— А ты, Никита, молчи, — сказала тётя Галя. — Тебя дома обыскались. Сейчас отец с палкой придёт. Бабушка за сердце хватается, а он тут лежит!

— То спят все, то обыскались, — ворчит Никита.

Но всё-таки с камня сполз. Трусы подтянул и сразу пошёл домой. Мимо меня прошёл, будто меня тут и нет. Не взглянул даже.

Значит, у Никиты на даче тоже был тихий час. И уже кончился? Нам тоже на море одним не разрешают ходить…

— Слышишь, подлая?! — кричит тётя Галя.

Мямля ближе к берегу подошла и в водорослях стоит. Переминается с ноги на ногу. Рога на солнце блестят, и борода торчит, как у хулигана. Набок. Но жевать перестала.

— Продам я тебя, — вдруг говорит тётя Галя. — Хватит! Намучилась.

Развернулась в песке, полные босоножки набрала и даже не вытряхнула — так расстроилась. Сразу исчезла в кустах. Бузина за ней прошумела, и кузнечики бросились врассыпную, теряя ноги. Эти кузнечики такие нервные: чуть что, ногу отбросят. Просто как отстегнут. И кинут в траве. А сами уже дальше скачут. Весёлые! Я сколько раз видала. Потом у них новая нога вырастает. Точно не знаю, но я так думаю.

«М-ме…» — сказала вдруг Мямля и прямиком из моря пошла.

Только песок захрустел.

Но тётя Галя уже не слышит. Продаст Мямлю — и всё. Раньше нужно было Мямле об этом думать!

— Испугалась! — засмеялся Алёша.

— Она правда продаст? — сказала Марина и крепче прижала своего кролика. Кролик задрожал и прижался.

— Запросто, — сказал Алёша.

— У меня рубль есть, — вдруг сказал Серёжа. — Я тогда куплю.

Вот он как придумал! Конечно, тётю Галю могут обстоятельства вынудить. У неё же грудной ребёнок, а Мямля не слушается.

— У меня тоже двадцать копеек есть, — говорю я.

— Двадцать копеек! — фыркнул Алёша. — Коза, может, тысячу стоит!

Тысячи у меня нет. Надо с бабушкой поговорить. Думаю, она даст. Я в прошлом году целых пятьдесят копеек потеряла. Пошла за молоком и из кулака потеряла. Сижу в пыли и реву. Бабушка говорит: «Чего так тихо ревёшь?» А я говорю: «Как теперь будем жить? Я деньги потеряла!» Бабушка говорит: «Да уж проживём как-нибудь. Не в деньгах счастье!» — «А в чём?» Это я. Она засмеялась, говорит: «В чистой совести. У тебя совесть чистая?» А я и не знаю, не задумывалась как-то. Потом говорю: «Нет, я же все деньги потеряла». Но слёз почему-то нет, только жмурюсь. Бабушка говорит: «Не надо быть разиней». И как меня толканёт. Я в траву кувырнулась. И уже смеюсь…

Молоко мы в тот день не купили. «Раз деньги потеряли, — сказала бабушка, — обойдёмся сгущёнкой». А дедушка говорит: «Это, по-моему, уже перегиб». — «Зато в другой раз мы не потеряем», — смеётся бабушка.

Я больше и не теряла ни разу.

— Ты намыливать будешь или держать? — говорит Марина.

Она своего кролика уже окунула. Море такое тёплое, а он боится. Не привык просто! Марина его посадила на камень, и кролик в него когтями вцепился. Не оторвать!

Я мочалку взяла и его осторожно тру. Он уши прижал. Ему нравится. Я осторожно, чтоб мыло в глаза не попало. А Серёжа с Андрюшей его водой поливают, прямо из рук. Всеволод вокруг бегает и море мутит. Мы ему не даём купать кролика. Ещё уронит!

— В уши воды не налейте, — предупреждает Алёша. — Сразу оглохнет.

Мы сами знаем. Ни одной капли не попадёт!

— А мне в уши можно! — кричит Всеволод.

И с головой нырнул, только трусы из моря торчат и ноги болтаются. Он прямо в водоросли нырнул. Стукнулся лбом об дно. Но тут же мягко, песок. Уже выскочил. И водоросли у него висят на ушах. Андрюша тоже нырнул. Он теперь по морю идёт на руках и ногами брызги взбивает. А Серёжа на дне сидит и плескается. Меня зовёт:

— Саша, ныряй!

Но нам с Мариной некогда. Мы кролика вытираем махровым полотенцем. Надо досуха вытереть, особенно голову. Это обманчивая погода, что жарко. Всё равно у нас север. Мы с Мариной вдвоём вытираем. А кролик крутится. Не понимает, что надо для его же пользы. У него шерсти столько! Такая серая стала, блестит. Прямо голубая. Он когтями Марине в руку вцепился.

— Смотри! — рассердилась Марина. — Я ведь тоже могу продать!

Но это она просто так сказала.

Мы чистого кролика в полотенце завернули и уже на берег несём.

— Пусть теперь погуляет, — говорит Алёша.

Но Марина не хочет кролика отпускать. Она боится, что он сразу вымажется. Опять, что ли, его купать? Нет, она его дома пустит, к себе на диван. Диван пока чистый, его пылесосом чистили. Маринина мама уже, наверное, проснулась и с дивана встала.

— Ой, — говорю я, — с этим кроликом мы просто счёт времени потеряли! Может, тихий час давно кончился?

— Ничего, — говорит Алёша. — Они волноваться не будут. Нас много. Сразу все не утонем!

— А вдруг мы в лесу заблудились? — говорю я.

Алёше нечего возразить.

Мы в позапрошлое воскресенье заблудились как миленькие. За черникой ходили, недалеко. С нами дядя Гена пошёл. Но ему в самом черничном месте одна мысль пришла в голову. Он вернулся на дачу, чтоб на бумаге проверить, дельная это мысль или так, от жары. Мысль-то оказалась дельная, но мы заблудились.

Полный бидон черники набрали и повернули к дому. Вдруг — не знаем, куда идти. Лес всюду! Кочки. Колючие кусты. Елки такие тёмные. И мухоморы на ножках. Мы их сбиваем, а они опять стоят. Всюду. Шишки сверху падают, а белок не видно. Ни одной! Зато норы просто под каждой ёлкой. Чёрные. И некоторые в паутине. Паутина по всему лесу висит и цепляется за лицо. Может, в этих норах змеи живут? Гадюки и другие. Андрюша в каждую нору палкой тыкает. А Серёжа у него отнимает палку. Ему гадюк жалко. Вдруг они испугаются?

Всеволод красных ягод нарвал и хочет их съесть. Такие сочные ягоды! Ему понравились. Почему нас бабушка такими не кормит? Я посмотрела: это же волчьи ягоды! Они ядовитые. А Всеволод тянет в рот. Его не отговоришь. Как дам по руке! Ягоды разлетелись, а Всеволод лезет драться…

Мы уже наобум по этому лесу бредём.

Вдруг — дорога. Но она заброшенная — видно, что по этой дороге давно не ездят. На ней лужи стоят. Прямо на дороге маслята растут. У нас на участке тоже растут, подумаешь. Всё равно не знаем, куда по этой дороге идти. В какую сторону город? Где дача? Всеволод говорит: «Я супу хочу».

Алёша ему объясняет, что супу нет, мы заблудились. Может, вообще обеда не будет, никакой еды. Мы же в лесу!

А Всеволод сердится: «Хочу супу!»

Алёша говорит: «Вот черники пока поешь». И подставил ему бидон.

Всеволод сразу руки в бидон запустил. Можно подумать, что он этой черники ещё не наелся. Он же всё равно её в свой рот собирал! Облизывается.

Мы даже не заметили, а бидон уже пустой. Всю чернику съели! Неизвестно, будет ли обед. Хоть черники поесть.

Кто-то говорит: «Угостите рыбака!»

Это Нечаев, Никитин папа. Удочки несёт на плече. Шустрый какой! Он уже на озеро сбегал, порыбачил. И теперь спешит на обед. А тут мы сидим у дороги. Губы чёрные, и слёзы размазываем по щекам. Ему интересно, чего это мы размазываем?

«Мы заблудились», — сказали мы.

«В двух соснах-то?» — засмеялся Никитин папа.

Не знаю, где он сосны увидел. Тут ёлки, берёза есть, рябина, ольха. А сосен никаких нет. Ну ладно. Главное, он знает, куда идти. Мы же в двух шагах от посёлка! Ещё один поворот, потом горка — и уже дачи видно…