— Я не уверен, что опять видел Смерть. Зачем ей было приходить, если никто даже не попытался вмешаться? Может быть мне все это померещилось — и колебания воздуха, и то, что Лиза не смогла встать, хоть и пыталась. Может быть она просто упала, ударилась головой и потеряла сознание? Я не знаю… а может быть к этому моменту Смерти уже просто надоело с нами играть, и она пришла сама. Порою агент Смит с пистолетом — это попроще, чем твои открытые люки и падающие кирпичи.

Гриша со вздохом посмотрел на часы… Четыре двадцать…

— Нас оставалось двое. Машка мне звонила тем вечером, но я не взял трубку. Не хотел ни о чем с ней говорить… Может быть и зря. Может быть, поговори я с ней, меня бы осенило раньше, и сейчас она была бы жива. Или все равно мертва… В любом случае, я не гадал бы, сработает мой метод, или нет… Уже знал бы это наверняка…

— Как умерла она? — спросил Дима, — Опять канализационные люки и кирпичи? Или вновь пожаловал «агент Смит»?

— Ни то и ни другое. Ее убили. Люди… Я могу лишь догадываться, почему она оказалась в лесу — должно быть, после Лизиной смерти решила, что в городе, где все готово взорваться в любой момент, находиться слишком опасно. Что на природе, где нет проводов, которые может закоротить, или баллонов, которые могут взорваться, ей будет безопаснее. Если так и было, то я понимаю ее логику, ведь изначально все мы должны были погибнуть в огне. К тому же, Лиза сгорела заживо…

— Но ведь в твоем первом видении не все умирали от огня, не так ли? Катя, например, сломала шею… Так, ведь, и случилось в жизни?

— Так. Только вот… Как бы это выразиться, все мы в моем первом видении умерли от того, что сгорели, а Машка — сначала умерла, а уж потом сгорела. До того, как все это случилось, я не был уверен в этом… У нее была пробита голова…

Маша не открывает глаз — у нее нет ни малейшего желания видеть лицо подонка, лежащего сейчас на ней. Она даже не пытается отбиваться, хотя руки остальных четырех, раньше державших ее мертвой хваткой, теперь лишь символически придерживают ее. Должно быть они думают, что она либо потеряла сознание, либо решила последовать известной народной мудрости: если тебя насилуют — раздвинь ноги и получай удовольствие.

Но она в сознании. Она не пытается получать удовольствие. Она просто не хочет делать ничего. Абсолютно ничего!

Пусть эти пятеро, весело ухмыляясь, по очереди возятся на ней. Пусть считают себя героями, или наоборот суперзлодеями — этакими чикатиллами современного разлива. Ей все равно. Когда они появились, часы показывали без десяти четыре, а значит сейчас как раз пришло то время.

Конечно, когда тебя по очереди насилуют пятеро хорошо подвыпивших парней, трудно следить за временем. Трудно поддерживать в идеальном состоянии свои внутренние часы, отслеживая биение каждой секунды, но все же отмерить треть часа с точностью до пяти минут сможет любой.

И сейчас было время прихода Смерти.

Когда появились эти пятеро, и когда по их пошлым ухмылкам Маша поняла, что ее ждет — она испугалась. Когда они повалили ее на землю и стали срывать одежду — подумала, что Смерть пришла на двадцать минут раньше, чем должна была. А потом, когда первый из них взобрался на нее — в ее сознании промелькнула первая светлая мысль.

Может быть это — не часть плана Смерти? Может быть это — вместо него?!

Ведь Гриша говорил, что в первом видении видел, как на ней горит одежда. Что она, как и Катя и Лиза, должна умереть в огне… Поэтому она и отправилась в лес, как можно дальше от цивилизации, чтобы уйти как можно дальше от всего, что может вспыхнуть или взорваться. Радовало и безоблачное небо — оттуда не стоило ждать удара молнии.

И у этих пятерых в руках не было канистры с бензином! Значит Смерть могла забыть про нее? По каким-то причинам вычеркнуть из своего плана?

Последний из насильников, наконец, заканчивает свое дело и поднимается на ноги. Теперь все пятеро стоят полукругом, и смотрят на нее. Маша не видит этого, ибо глаза ее остаются закрытыми, но чувствует, как по ее нагому телу блуждают их взгляды. Липкие, омерзительные взгляды…

— Сколько времени?! — вдруг спрашивает она, открывая глаза.

Парни ржут. Не смеются, а именно ржут, громким, раскатистым пьяным смехом, будто состязаясь друг с другом в самом идиотском смехе, в самой тупой улыбке.

— А ты ничего, крошка… — сквозь смех говорит один из них, — Понравилось, а? Я был хорош?

— Сколько времени? — упрямо повторяет она свой вопрос, не удостоив его реплику вниманием.

— Пять с небольшим… — отвечает другой, сверившись со своим телефоном. SonyEricsson k700. Это нужно запомнить, на случай, если она вернется домой. Лишняя наводка для милиции…

— Сколько именно?

— Семнадцать ноль восемь… — отвечают ей.

Время пришло… Сейчас она узнает, есть ли она в плане.

— Знаете, что она сейчас делает? — вдруг говорит один, — Она наши рожи запоминает!

— Точно! — восклицает наиболее пьяный из них, поднимая с земли толстый сук, — Да я ее, суку…

Последняя мысль, которая мелькает в Машиной голове — «Как глупо»…

— Это даже вчера в новостях передавали… — сказал Гриша, — Я уж не знаю, как, но их всех поймали спустя несколько часов, и они во всем сознались. Они изнасиловали и убили ее, а потом, надеясь замести следы, навалили гору сухой травы, положили сверху тело, и подожгли… Думали, так можно сжечь труп! Уроды…

— Значит, остался только ты… И ты надеешься обмануть Смерть? Ни у кого из тех, что были с тобой в самом начале, это не получилось.

— Но никто и не додумался до того, до чего додумался я. Все гениальное — просто. Ты еще не понял?

Дима перевел взгляд на часы. Без пятнадцати пять… В пять десять, плюс-минус копейки, для Гриши все будет кончено. Или Смерть завершит корректировку своего генерального плана, или он сумеет вычеркнуть себя из него. Третьего не дано…

— Я не знаю, что ты там придумал, — сказал Дима, выразительно указывая на часы, — Но тебе лучше поторопиться. И еще, было бы здорово, если бы свои эксперименты со Смертью ты проводил не в моей квартире. Мне бы не хотелось, чтобы из-за тебя она сгорела, и уж тем более не хотелось бы, чтобы меня потом обвинили в твоем убийстве и сожжении.

— Я потому к тебе и пришел, что мне нужна твоя помощь…

— В чем, вообще, состоит твой план?

— А он очень простой! — сказал Гриша, резко вставая и выбрасывая вперед правую руку, метя Диме в челюсть…

Дима открыл глаза, пытаясь понять, что же произошло, и где он сейчас находится. Память услужливо подбросила мощный Гришин удар, отправляющий его в нокаут, а органы чувств сообщили, что он по-прежнему у себя дома, на своем диване. Крепко связанный по рукам и ногам чем придется — собственными рубашками, галстуками и шарфами…

— А, очнулся, наконец… — раздался рядом Гришин голос, — А я уж думал, что так и не успею рассказать тебе, в чем же состоит мой план.

— Я, кажется, начинаю понимать… — хрипло отозвался Дима, с трудом двигая челюстью. Кажется, перелом, но если он прав — такие мелочи должны волновать его в последнюю очередь.

— Все просто замечательно… — картинно вытянув руку вперед, сказал Гриша, — Зашел я как нельзя удачно. Помнишь, что я говорил о цене жизни? После того, как ты увел у меня Дашку, твоя жизнь стала стоить для мня не дороже куска говна! Предки твои уже на даче, о том, что я к тебе заходил — не знает никто. Все замечательно! Все великолепно!

— Ты все так и задумал с самого начала? С того момента, как я открыл тебе дверь? А все эти разговоры, все то, что ты мне рассказывал — все это, чтобы просто потянуть время до положенного срока?

— Конечно! Я же говорил, что все гениальное — просто! Я не понимаю, почему герои «Пунктов назначения» не додумались до такой элементарной вещи. Наверное потому, что среди них не было русских! Зачем заморачиваться на попытках вмешаться, на новой жизни, которая должна спутать планы Смерти? Ведь все проще! Ты, ведь, понимаешь меня?