— Какая же ты гирканка? — весело глядя на нее, пробасил Сурхан.— А по мне так все едино — было бы вина вдосталь... Да еды,— добавил он, подумав.

— Так это по отцу я гирканка,— усмехнулась Соня,— а мать моя родом из Ванахейма.

— А-а-а! — протянул Альво.— Так вот откуда...

Он взглянул на ее роскошные рыжие кудри, и, хотя не закончил фразы, всем и так стало ясно, что он имеет в виду.

— Конечно,— кивнула девушка.— Во мне смешалась кровь жителя опаленных зноем степей и уроженки северных заснеженных стран, но ни одна из этих крайностей мне не по нраву.

— Теперь понятно, почему ты так легко согласилась на предложение хитреца Ханторека,— заметил один из братьев.

— Да уж не из-за денег,— сказала она.

— На приключения потянуло...— хмыкнул Сурхан и покачал головой.

Похоже, он потерял терпение, потому что встал и, потыкав огромным, как меч, кинжалом в исходившую умопомрачительным ароматом тушу, удовлетворенно кивнул и отхватил огромный кусок.

— По-моему, еще не пропеклось,— попыталась остановить его Соня.

— А на мой вкус, в самый раз,— отозвался гигант, вонзая зубы в сочную мякоть.

— Твое дело,— пожала плечами девушка,— но не забудь, что нам нельзя надолго останавливаться.

— Да разве я похож на Ханторека? — прожевав, спросил туранец и насмешливо посмотрел на девушку.

Оба брата оглушительно загоготали. Альво покачал головой, словно припоминая утреннее приключение, и, не выдержав, расхохотался. Соня обвела взглядом спутников и тоже засмеялась.

— Да уж, послал Бел заказчика,— не унимался Альво.— Полный болван!

— На твоем месте я бы не слишком над ним потешалась,— возразила девушка.— Не нравится мне это дело.

— Так чего же ты поехала? — удивился немедиец.

— Потому и поехала, что дело непростое, а такие всегда были мне по душе.

Какое-то время все молча ели. Сурхан запивал жаркое тем самым красным вином, которое так презирала Соня, предпочитавшая этому пойлу чистую родниковую воду.

— Послушай,— заговорил наконец Там, обращаясь к Альво,— этот... Ханторек... То, что он говорил о Немедии, это верно? Прижали нашего брата?

— Еще как! — Альво кивнул.— Чего ради, ты думаешь, я перебрался в Шадизар? В Бельверусе шагу ступить не дают.

— Значит, он не лукавил,— задумчиво проговорил туранец.— Нам и в самом деле лучше держаться подальше от городов...

Солнце медленно поднималось над заснеженными вершинами Кезанкийских гор. Свежий утренний ветер ласково обдувал лицо девушки, в лазурном небе не было ни облаков, ни птиц. Бескрайняя степь пестрела сочным разнотравьем. Однако рыжеволосая красавица не любовалась цветами. Прикрыв от солнца глаза ладонью, она смотрела на юг, где вдалеке, рядом с башнями покинутого накануне Шадизара, виднелась тонкая цепочка навьюченных животных.

Ступая на удивление легко и бесшумно, туранец подошел сзади и остановился рядом.

— Это караван,— убежденно подтвердил он очевидное и, подумав, добавил: — Большой караван. К полудню добредут сюда, а значит, пора сматываться, но пожрать успеем.

— Быть может, лучше присоединиться к ним? — не слишком уверенно возразила Соня.

— А зачем? — искренне удивился Малыш.— Чтобы к вечеру подохнуть?

— Так их поджидают?

— Конечно,— невозмутимо сообщил он.— Если бы не наше дело, я и сам мог бы сидеть сейчас в этой засаде.

— Тогда лучше уйти немедленно.

— Что-о?! — прогудел великан.— Без еды?!

— Ничего,— встал на сторону девушки Альво.— Перекусим на ходу. Если у Кривого Тугуна все сорвется, этот ублюдок начнет искать виноватых, и Бел нашептывает мне, что нам совсем ни к чему попадаться ему на глаза.

— Всю дорогу на ногах,— ворчал Сурхан, седлая жеребца.— Что за жизнь! — продолжал он жаловаться уже вскакивая в седло.

— На, не хнычь!

Приятель сунул ему хороший кусок окорока, и обжора угомонился.

Горы мгновенно поглотили небольшой отряд, но если в далеком караване его так и не заметили, то притаившаяся на каменном склоне ворона подождала, пока они не исчезнут за поворотом, и только после этого, взмахнув черными крыльями, спланировала к еще дымившемуся кострищу. Она примостилась на костях недоеденной туши и принялась отрывать от ребер аппетитные куски, досадуя на скверную привычку людей портить хорошее мясо, непонятно зачем прожигая его над огнем — дивный аромат крови пропадал, уступая место противному запаху дыма, прогоревшего дерева и паленого жира. Однако, проведя предыдущий день в полете, а ночь в холодных скалах, она с готовностью проглотила и эту дрянь. Насытившись, птица полетела к ручью, чтобы свежей водой запить плохонькую еду. И только после этого она взлетела так высоко, чтобы ее не разглядели с земли, и устремилась вперед.

После полудня из ворот Шадизара выехала карета, запряженная шестериком. Как и три дня назад, ее сопровождали десять воинов, но теперь путь их лежал на север.

Дверцы кареты украшал барельеф, который издалека можно было принять за дворянский герб. Однако при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что это не так. Угрожающе оскаленная волчья морда, вырезанная на полупрозрачном голубоватом камне,— этого было вполне достаточно, по крайней мере на северо-востоке Хайбории, чтобы каждый понял: едет член могущественного клана Белой Волчицы, и простому человеку лучше держаться от него подальше. Впрочем, так думали далеко не все, ибо число сторонников новой веры стремительно росло.

В карете сидел щуплый невзрачный мужчина, лицо которого искажала ярость. Он собирался покинуть Шадизар еще накануне, но вынужден был остаться на лишние сутки, причем провел их, как и предсказывала рыжая стерва, в отхожем месте.

Перед глазами у него навязчиво маячил образ прекрасной воровки, но теперь Ханторек ничуть не сомневался, что с самого начала она откровенно смеялась над ним, ни на мгновение не воспринимая всерьез! Это его-то, одного из будущих Властителей Мира! Словно заколдованный, он раз за разом вспоминал унижения, через которые ему пришлось пройти.

Не-ет! Он страшно отомстит и ей, и ее дружкам! Она за все заплатит, и тогда настанет его черед посмеяться. Но, как ни странно, чем больше он распалял себя, тем сильнее ему хотелось обладать этой девушкой! Говорят, что от любви до ненависти только шаг. Он ненавидел Соню всей душой, и это чувство будило в Хантореке если уж не любовь, то неукротимую похоть точно.

И тут вдруг ему в голову пришла мысль, от которой он похолодел. Ведь если кто-то из этой пятерки наглецов все-таки станет послушником, он непременно расскажет всем, как славно подшутил над одним из отцов-настоятелей Храма! Ничто не распространяется столь быстро, как слухи, особенно неприглядные, а это значит, что в скором времени он превратится во всеобщее посмешище. Потом слухи достигнут матери Разары, и серьезные неприятности не заставят себя ждать. Он тут же представил ее холодный жестокий взгляд, когда она скажет, что он уронил честь отца-настоятеля. И тогда — прощай честолюбивые мечты!

Но что же делать? Что делать?!

Он с ужасом понял, что опоздал. Надо было побеспокоиться об этом раньше, еще в Шадизаре! Он мог просто отказаться от их услуг, сохранив таким образом и свое достоинство, да и деньги тоже. Теперь же придется убить их, а сделать это не так-то просто, но самым ужасным было то, что убить придется всех, и рыжеволосую красавицу тоже.

Ханторек высунулся из окна кареты и крикнул вознице:

— Вперед! Гони! Мы должны вернуться в Логово раньше их!

Звонко щелкнув, плеть обожгла бока благородных животных, и карета рванулась вперед. Что ж, отлично! Ханторек откинулся на спинку сиденья и улыбнулся сам себе. Нергал с ней, с проклятой девкой! Халима поможет ему забыть о рыжей стерве! Через Пограничное Королевство они не пройдут!

«Да, что ни говори, а они слишком много знают, и болезнь эта настолько смертельна, что умирают от нее так же, как и от порошка Черного Лотоса!» — подумал Ханторек и снова улыбнулся. Ему самому понравилась собственная мудрость. Ненужные знания убивают верней Черного Лотоса! Да, пожалуй, эта мысль достойна, чтобы ее запомнить, а при случае и повторить вслух.