— Часов шесть.

— Мы за час домчимся. С вашего разрешения, Галина Вонифатьевна, я бы еще раз взглянул на вашу изумительную картину.

— Пойдемте, — просто сказала она.

В доме она быстренько накрыла стол, поставила графинчик красного вина и пирожки.

— Я хочу поздравить вас лично, Мар. Имя какое-то странное. А по крещению вы теперь Дионисий.

— Нас упорно не хотят отпускать, — поднимая бокал, снова ожил Пров. — Не  иначе, нас тут возлюбили.

Пока они о чем-то тихо говорили с Галиной Вонифатьевной, я погрузился в созерцание, стараясь найти в полотне вещественные подтверждения своего сна. Все в нем, в полотне, было исторически достоверно: и темное предгрозовое небо и жаркий Иерусалим... Где же иней на камнях, где ясное морозное утро, которое я видел воочию? Но так ли важны эти внешние признаки пути Спасителя на Голгофу? Главное в том, что я выбрал свою стезю и уже не отрекусь от нее в поисках истины. Приходит конец блужданию и неверию, как и всему сущему когда-то придет конец. Непостижимы умственно пути Господни, и только духовное обновление расчищает дорогу настоящему чувству в чистом виде. Такие, почти бессознательные мои рассуждения после причастия прервал Пров звоном гитары.

— Прощальный романс в сокращенном виде, чтобы не утомлять слушателей.

 Все, чем я дорожил, что было когда-то любимо -

 безразлично теперь и как сон вспоминается мне.

 Я забыл обо всем, все проходит, не трогая, мимо,

 словно смутная тень в освещенном луною окне.

Тетя Дуся слушала, улыбаясь и подперев голову кулачком. Галина Вонифатьевна опустила глаза вниз в каком-то напряженном достоинстве.

 Только ты, всюду ты мне звучишь таинств дивною песней,  

      все иное во мне заглушая собой и топя.

 Будто давним-давно мне напел тебя добрый кудесник,

 а вот только теперь я впервые услышал тебя.  

Да, это не для девочек из особняка. Галина Вонифатьевна закрыла лицо руками, словно уходя в это "давним-давно". И я понял, что Пров пел ей, только для нее.

 Пусть не я тот Парис, кто тебя украдет, как Елену.

 Пусть желаньям моим, не сбываясь, сидеть взаперти.

 Только верится мне: ты из чувств моих вечного плена,

 ни шутя, ни всерьез не должна и не сможешь уйти.

Она резко встала, я заметил сверкнувшие на лице слезы, и быстро вышла в другую комнату. Пров отложил гитару.

— Поехали.

Я извинился перед тетей Дусей. "Ничего, ничего, с ней это бывает", — бормотала женщина. И мы покинули гостеприимный дом.

Через час или два, мне-то было все равно, я стоял перед Фундаменталом в коридоре Космоцентра человеко-людей. Похоже, он ждал меня. Во всяком случае, он снова был доброжелателен, говорлив и даже, как будто, благодарен мне. Да и я поуспокоился. У меня появилась цель: узнать, в чем смысл моего существования.

— Весьма благодарен вам за десять тысяч квадратных метров дополнительных площадей! Подумать только, целый гектар! Мы там поставим скамейки, соорудим трибуну. И, пожалуйста, Дворец Дискуссий готов. Да что же мы стоим? Пройдемте в кабинет.

Мы шагали по коридору, пока на одной из дверей не загорелась надпись "Тута-тута!" Я почти и не знал быта человеко-людей, ведь мне показывали только то, что считали возможным и необходимым. Но, судя по этому помещению, я бы не сказал, что они испытывают недостаток в площадях. Кабинет был высок, с лепными украшениями. Позолота, легкая голубизна лепнины и абсолютно чистый основной белый фон потолка создавал ощущение полета. Ложные окна  с тяжелыми задернутыми шторами в тон потолку и стенам. Мягкий диван из телячьей (искусственной, конечно) кожи, круглый столик на гнутых ножках перед ним. Несколько кресел в том же стиле. Мягкие ковры, заглушающие шаги Фундаментала. Пульт управления в углу, экраны компьютеров.

— Располагайтесь, — предложил Фундаментал и опустился в кресло.

Сел в кресло и я.

— Ну и наделали вы шуму, — укоризненно сказал Фундаментал. — И у нас, и в виртуальном мире. Все наше моделирование Галактики пошло насмарку. Одних астероидов пришлось сколько выгребать... Но момент вашего приближения к крейсеру "Мерцающий" нам удалось записать. Хорошо, что аппаратура автоматическая. Ваше поведение ведь было совершенно непредсказуемым. Вихрь! Шквал! Глупость, словом... Работы нам поприбавилось. Дом с улучшенной планировкой трещинами хроноклазмов пошел. Пришлось чуть ли не всех сотрудников Космоцентра бросить на затирку. Да и виртуалы ваши собрались писать коллективную жалобу на вас. Разбирать придется. Коллективная ведь...

— У нас жалобы всегда коллективные. У нас вообще все коллективное.

— На это и надеемся, — сказал Фундаментал.

Я отсоединил от себя второго "Я" и послал его к дому с бесконечным количеством подъездов и этажей. Второму  "мне" тут же повстречался председатель домового комитета, окруженный толпой виртуалов. Тут, конечно, и Платон был, и Ильин... Диалектики, в основном, собрались здесь. Хотя, и любителей послушать, что же происходит в виртуальном мире, собралось тоже предостаточно. Мимолетного взгляда на дом было довольно, чтобы осознать, что ущерб ему я нанес значительный. Треснули стены, пообвалились некоторые балконы, даже фундамент кое-где дал осадку. "Ясно, — подумал я-второй. — Сейчас потребуют моего выселения".

— ... и пусть живет здесь вечно, — закончил какую-то свою мысль Ильин. — Без права выселения!

— Нельзя уж так сразу, — неубедительно возразил Платон. — Может же ведь виртуальный человек исправиться?

— Блягер! — возразил Ильин. — Таких только колючая проволока исправит, да и та не исправит.

— Он ведь был вполне нормальным виртуалом, — обреченно говорил Платон. — А потом вдруг возжелал стать личностью, и все пошло-поехало.

— Тем более! — подхватил Ильин. — В обществе пресветлого будущего личности не нужны.

— Да не пьет он, — заступилась было за меня виртуальная теща. — А девки хоть кого с ума сведут. — Но ее тут даже слушать не стали.

— Достукался, — сказал мне Гераклит. — Признаться, я на тебя кое-какие надежды возлагал... Ношу поправь...

Я уложил надгробный памятник на его спине поудобнее.

Став то тем, то другим, я пришел к выводу, что смысла "выселения" они толком не знают. Каждый виртуал сначала стремится "вселиться" в дом с улучшенной планировкой, а затем "выселиться". Какое-то "пресветлое будущее" маячило впереди. Ну бред, ну бред! С ума они, что ли, все посходили? Какое будущее в мире, где все происходит сразу?

Я воссоединился, зная, что они подпишут сейчас воззвание о моем "невыселении" и будут перебирать всех подряд, чтобы заполучить и мою подпись. Но я принципиально расписывался всегда не имеющей размеров точкой. Так что, фактически, моя подпись уже стояла под всеми возможными документами и дело было лишь в том, догадаются они об этом или нет.

— Хотелось бы, все-таки, услышать от вас, Фундаментал, чего вы от меня хотите, на что надеетесь, — сказал я. — Интересно также, какую цель вы преследуете?

— Правомерные вопросы, — как-то уж очень легко согласился Фундаментал. — Насчет цели вообще мне, конечно, трудно что-либо сообщить. Как сказал Цицерон, это знает только Бог. Ну, а поскольку никакого такого Бога нет, то этого никто не знает. А вот насчет надежд и хотений — сколько угодно. Да я вам об этом уже сто раз говорил! Но могу и в тысячный. Нам нужно вернуться в свой мир. Тот самый, где вы видели крейсер "Мерцающий". А как это сделать, честно говоря, я не знаю. Наш Космоцентр находился на борту этого крейсера. А теперь вот находится посреди виртуального мира.

— У виртуального мира нет центра, — напомнил я.

— Да уяснил я это, уяснил давно, — поморщился Фундаментал. — Но говорить все время на диалектическом диалекте — язык не поворачивается. Попробуйте описать наш мир на своем виртуальном языке. Тоже ведь ногу сломаете.