Каждый раз при их приближении у Виктора сжимались кулаки и падало сердце.

Ему казалось, что каждая из них смотрит на него с жалостью, пренебрежением, удивлением — как это он, мужественный и стройный, может идти с такой малопривлекательной, потрепанной женщиной. Он ярко представлял себе, как он мог бы идти с одной из этих молодок — сколько бы радости и гордости он испытывал. Но потом он вспоминал свои неудачи с красивыми самками, знакомство с ними ему редко удавалось довести до постели, а часто и само знакомство заводилось с трудом, как старая машина холодной зимой. Он чувствовал, что он теряет уверенность в себе, когда идет с женщиной, которая ему нравится. И чем больше она ему нравится, тем меньше у него уверенности, которой так требуют всем своим существом женщины. Уверенность он обретал с женщинами, к которым он был безразличен, и основывалась она на безразличии к тому, как они к нему относятся. «Не хочешь — убирайся» — и с ними это срабатывало безошибочно. Однажды он выгнал одну среди ночи из своей квартиры, которая позволяла себя целовать, но не позволяла себя раздевать.

Захлопнув за ней дверь, он подошел к окну, чтобы крикнуть ей вдогонку что-нибудь оскорбительное. Но в течение пяти минут она так и не вышла из дома. Виктор вернулся к двери, и открыл её — строптивая девушка в слезах стояла у дверей, явно согласная на уступки. Пришлось её впустить и докончить прерванное начинание.

Но если женщина нравилась ему — он чувствовал, как его тревожит каждый её шаг, каждое её слово. Он не мог сдерживать своего нетерпения, он чувствовал, как, помимо его воли, глаза его наполняются обожанием, слова суетливой робостью, а движения — излишней предупредительной осторожностью. Всю это мешало успеху продвижения к постели. Но если доходило до дела, то голое желанное тело наполняло его победным чувством достигнутого, и он бросался на него с ненасытной жадностью, которая, помимо лести, приносила женщинам предостаточно наслаждения.

Озеро казалось бесконечным по периметру. У воды сидело множество парочек, жмущихся друг к другу. Виктор пытался заглядывать в лица девушек — и все, как одна, казались ему многократно лучше Лин. Он мечтал лишь о том, чтобы не встретить никого из знакомых — он придумывал заранее, как он будет потом объяснять, если они всё-таки с кем-нибудь встретятся — кто она, почему они шли обнявшись — но ничего не приходило в голову, кроме: «Что вы, это вам показалось, это был не я».

А Лин тем временем кейфовала — она болтала, хихикала, заглядывала Виктору в глаза и победно смотрела по сторонам. Виктор почти не слышал её, думая о своем, и лишь поддакивал, когда он чувствовал вопросительные интонации в её болтовне. Он представлял её пизду, чтобы хоть как-то оправдать свою унижение близкой наградой. Виктор услышал, как она стала распространяться о том, что ей бы хотелось переехать жить во Флориду, и он с удивлением подумал, что, оказывается, какие-то помыслы могут у них совпадать.

На озере паслись стаи уток. За матерью тянулась мохнатая нитка утят, которые поныривали из чувства подражания старшим. Виктор умилился этой картинке, но потом вспомнил, с кем он идет, и всю внутри обвалилось. Многие встречные девушки шли или бежали в облегающих маечках, сквозь которые проступали, как жирные пятна, соски. И он опять пытался вызвать в себе оправдательную похоть, стараясь представить себе раздвинутые ноги Лин. Это у него получалось, но не шибко.

«Скорей бы закончился круг», — думал он и ускорял шаг, но Лин вопрошала, почему ты бежишь, и он отвечал, что становится свежо, и он хочет поскорей забраться в машину, однако шаг замедлял. И опять она прижималась к нему, а он опять — ускорял шаг. Ко всему прочему, он вдруг наступил на что-то мягкое.

Опустив глаза, он увидел, что это утиное дерьмо. Он сошел с дорожки и с омерзением стал вытирать подошву о траву под идиотский смех Лин. В конце концов засмеялся и он, подумав, что всё в сегодняшнем вечере вписывается в понятие дерьма. Гулянье продолжалось. Стоянка машин уже виднелась за деревьями, хотя вечер значительно потемнел. С приходом сумерек объявились комары, и Лин заботливо махала потной ладошкой перед носом Виктора, вставая на защиту своего вот-вот любовника от нападок насекомых. Виктор положил руку на её зад и проводил пальцем линию там, где смыкались ягодицы под ненужными шортами. Они заканчивали круг, который Виктор называл про себя то адовым, то чертовым, то порочным. На стоянке во многих машинах сидели юнцы с девицами и громкой музыкой глушили чавканье поцелуев и совокуплений.

Виктор вёл Лин на приличной скорости к машине. Лин уже не тормозила его стремления. В машине сидели молча, и чтобы не позволить ей заводить никчемный разговор, Виктор включил стерео погромче. Он положил её руку себе между ног, а свою руку — ей. Через пару минут, он стал было расстегивать молнию себе на ширинке, но Лин остановила его резонной фразой: «Подожди, мы ведь почти дома». И действительно, через минуту они подъехали к дому, у которого стояла чья-то машина.

— Это подружка сына, — пояснила Лин.

В доме стоял туман от марихуаны и смех сына, перемешанный с девичьим. Лин пошла на кухню сделать себе коктейль. Там сидела парочка, и Виктор увидел красивую девушку лет шестнадцати. Она протянула наманикюренные пальцы и открыла, что её имя Ким. «И что она делает с этим слюнтяем?» подумал Виктор.

Она держала с руке самокрутку и нагло на него смотрела. Её большие свежие груди еле сдерживались узкой майкой. Но сынку явно было не до них, он скручивал новую самокрутку и даже глаз не поднял на мать и Виктора.

— Ну, что, совсем дошёл? — спросила мать своего отпрыска и, не дождавшись ответа, вылила остатки водки себе в стакан и плеснула туда соку. Струя сока нехотя окрасила водку в грязно оранжевый цвет.

Сынок затянулся, а девочка хихикнула.

«Может быть, она тоже стыдится своего партнера?» — подумал Виктор и стал размышлять, как хорошо было бы переключится на неё.

— Cколько тебе лет, — спросил он Ким.

— Пятнадцать, а что? — с готовностью ответила она.

— Грудь у тебя, как у десятилетней, — сказал Виктор, и девушка зашлась в смехе, а сынок, откинулся на стуле и засмотрелся на потолок.

Лин глотнула полстакана и потянула Виктора в спальню.

Когда они разделись, Лин сказала:

— У меня месячные.

Виктор уже заметил хвостик тампона, торчащий у неё между ног. Повергнутый красотой пизды, Виктор склонился к ней, жадный до её крови и всего, что в ней есть. Лин отстранилась, взялась за хвостик, чтобы вытащить тампон, но Виктор остановил её:

— Я сам.

— А тебе не противно? — засмущалась Лин.

Вместо ответа он приник к её клитору и встал над Лин, расположив хуй над её лицом. Она заурчала и потянулась к хую и жадно засосала его. Виктор намотал хвостик тампона на палец и ждал чтобы вырвать его, как кольцо из гранаты, когда наступит нужное мгновенье. Он кончил первый, и глотание не сумело прервать требовательные стоны Лин. И когда она сжала его ягодицы в распахнувшемся оргазме, Виктор выдернул кровавый пахучий тампон, и зажав его в кулаке, продолжал скользить языком по опавшему клитору.

— Спасибо, — серьезно сказала Лин и нежно поцеловала его яйца. Виктор развернулся к ней лицом, и победно держа в кулаке тампон, будто словленную мышь, спросил:

— Куда это выбросить?

— В туалет. Теперь я хочу спать, — разомлев, добавила она.

Виктор вышел из спальни. На кухне было тихо, он вошел в ванную, бросил тампон в унитаз и помочился на него, растворяя кровь и потроша тампон своей струей. Он спустил воду и подошел к умывальнику, глядя на себя в зеркало, усмехнулся. Он посмотрел на свою кровавую ладонь: «А ведь никакого преступления не совершено», — сказал он себе. Он открыл воду и вымыл руки, прополоскал, на всякий случай рот и протер губы, а также обмыл член горячей водой.

Вдруг дверь в ванную открылась — перед Виктором стояла голая улыбающаяся Ким. Виктор бросился к ней и закрыл за ней дверь на защёлку. Сладость поцелуя разлилась по их телам.