Он всегда знал, что тюрьма — вещь очень неприятная и страшная. Но что настолько — он даже предположить не мог. Какой-то нелепой случайностью — он был в этом уверен — его сюда занесло. Как он мог тут оказаться? Ведь ничего предосудительного он не сделал! Да, пожадничал! Но и только! Но ведь за жадность его никто в тюрьму посадить не мог?
Камера, в которую его запихнули после приговора суда, представляла собой убогое зрелище — душная, пропахшая немытыми мужскими телами.
На нарах в разных позах сидели и лежали зэки. Человек двенадцать или пятнадцать — он не считал. С момента, как он сюда попал, он старался не шевелиться и не привлекать лишнего внимания к себе — так его научили еще в изоляторе. Там пахан был очень умным малым, который взял под крыло к себе этого недоумка, как его все называли.
Ему тут все было противно и мерзко. Ни до чего докасаться не хотелось. Он думал, что если по неосторожности до чего-нибудь докоснется, то обязательно вляпается во всю эту мерзкую грязь и сам станет грязным. А грязным он себя не считал, как и не считал преступным то, что сделал.
— Слышь, молчун! — высокий кавказец с грозным громким голосом подошел к его койке. — Тебя пахан требует к себе. Ответ перед ним держать будешь!
Он встал, слегка пошатываясь, и проследовал следом за кавказцем. Это ритуал приветствия и знакомства, он знал. Его об этом предупреждали.
Пахан задал всего пару вопросов и быстро потерял к новичку всякий интерес — а что интересоваться предателем Родины?
Зато провожатый кавказец интереса не только не потерял, но и проявил еще больший — человек оказался продажным, что попытался продать Родину, совершил государственную измену. За что срок и получил. Вот только кому он так перешел дорогу, что его запихнули на обычную, воровско-мокрушную зону?
— Слышь, молчун! — он обратился к новичку, присаживаясь на край его койки. — Базар есть. Как смотришь?
— Что ты мне предложить можешь? Ты даже не представляешь, что я потерял, оказавшись здесь! — с пылом воскликнул новенький — Лысый, как его тут же окрестили.
— А ты мне расскажи, — усмехнулся кавказец. — А я послушаю.
— Издеваешься, да? А я выйти отсюда хочу! Потому что я не виноват! Меня просто осудили, посчитав, что я что-то не так сделал! Что я закон нарушил! А я его не нарушал! Ты можешь понять, насколько я был бы богат, если бы не та незадекларированная тысяча долларов! Только это и было моим единственным нарушением! — новичок смотрел на кавказца с пылающим взглядом, в котором горели дикая ненависть к окружающим. — Но дело здесь не только во мне! Там, в Греции, нашелся какой-то профи, который положил всех наших! А мне на следствии сказали, что их убили при попытке к бегству! Ха! Барона — при попытке к бегству!
Кавказец неопределенно пожал плечами — даже если ничего интересного в разглашенной этим хмырем тайне не будет, он спокойно сможет сойти в ряды обычных смертников — его спокойно можно будет завербовать!
— Барон был отставником КГБ! Это был великолепный профессионал! Истинный профессионал своего дела! Оперативник до мозга костей! Нет, его кто-то застал в расплох! Это однозначно! — Лысый гневно сверкал глазами. — Выйти бы мне отсюда! Я нашел бы этого профи! И выяснил, что и как он сделал! И отомстил бы ему за все, что мне пережить пришлось! Ты ведь не представляешь даже, что я пережил! Ты можешь мне помочь? — он схватил собеседника за руку и начал судорожно трясти его. — Я смогу отблагодарить! По-королевски отблагодарить!
— Как ты сможешь меня отблагодарить? У тебя нет ни гроша — ты сам говоришь, что потерял все, — кавказец ухмыльнулся.
— У меня есть то, что явно твоих братьев с Кавказа заинтересует! Та разработка, которую Барон должен был продать, но не успел, хранится вот здесь! — Лысый постучал пальцем по лбу. — В полном объеме она хранится тут!
— Шамиль, — протянул кавказец руку Лысому для рукопожатия.
— Степан, — Лысый от радости чуть не перестал дышать — если этот хмурый мужик решил представиться, тем более, что знал, что он — предатель своего государства (а про то, что они не любят предателей, ему рассказывали еще в изоляторе). — Степан Золотовский. Будем знакомы?
— Посмотрим. Так ты говоришь, что хочешь сбежать отсюда? — кривая усмешка исказила губы кавказца.
— Да, очень хочу, чтобы найти того, кто меня лишил всего! Ведь он лишил меня не только денег, которые я мог заработать, но и моей семьи! Моя жена от меня ушла, запретив видеться с ребенком!
— Ты должен знать, что такую помощь придется очень долго отрабатывать. Пока отдыхай. Как будут новости, я тебе сообщу, — кавказец поднялся с койки Золотовского и пошел к своей койке.
Этот инженеришка его сильно заинтересовал — из него и фанатик получится весьма неплохой, когда он выработает свой ресурс как представитель этой весьма интересной разработки. Надо как-то на волю маляву кинуть о том, что есть один толковый человечек. Эх, узнать бы, что это за разработка. А уж если его купить тем, что пообещать найти того профи, на которого он так обозлился. Так от этого сопляка вообще не обобраться благодарностей!
Кавказец подошел к двери и трижды стукнул в нее. Окошко открылось через несколько мгновений, и в нем появилось лицо надзирателя. Шамиль о чем-то с ним пошептался и вернулся к своей койке.
Он чувствовал на себе заинтересованный взгляд Золотовского, этого лысого сурка, и неприязненный — со стороны пахана. Ну и плевать!
Спустя полчаса окошко в камерной двери открылось. Вновь появилось лицо надзирателя, который подозвал Шамиля. Он что-то быстро ему передал и закрыл канал связи.
Золотовский не находил себе места, все пытаясь понять, что происходит, что там такое его ждет, что за сообщения передают. Может быть, скоро его судьба решится?
А еще надо поговорить с Шамилем об исламе! Он точно знает, что если ему удастся выйти отсюда, он примет ислам! Потому что ислам ему приятнее гораздо. Аллах от своих детей ведь не отказывается абсолютно!