– Задержка зарплаты, – сказал я наугад. Мне казалось, что эта-то тема никогда у нас не выйдет из моды.

– Ошибаетесь! – бабушка Дронова отрицательно покачала головой. – Представьте себе, зомби.

– Это что-то гаитянское? – не без удивления произнес я. В моих ушибленных мозгах мелькнуло туманное воспоминание о каком-то давно читанном романе Грэма Грина. Нет, не знаток я модных газетных тем. Ну, не знаток – и все тут!

– Гаитянское? – недоуменно переспросила Ольга Афанасьевна. – Да нет же – отечественное! Эти умники называют так людей, запрограммированных на определенные команды. Якобы любого человека можно закодировать – как от алкоголизма, – и он, мол, станет исполнять чужую волю… Разве не бред?

– Бред, – согласился я без раздумий. Мой бывший коллега по МУРу Ванька Петров как-то тоже пробовал кодироваться от алкоголизма. На следующий же день рискнул проверить: будет ли его тошнить теперь от водки? Выпил рюмку, выпил две, одолел всю бутылку – хорошо, собака, идет, не тошнит! Закусил пирожком с мясом – и вот тут-то как затошнило! Мясо в пирожке оказалось несвежим. Анекдот.

– Вот я и говорю, – развела руками хозяйка кабинета, показывая на кучу газетных подшивок. – Но люди-то верят во всю эту дребедень. Верят, Яков Семенович, письма в редакции пишут…

Я скорбно кивнул. К счастью, эта модная тема еще не всплыла несколько лет назад, когда я служил в МУРе. Представляю, какая бы лафа была бандитам и убийцам. Я, мол, гражданин начальник, не ведал, что творил. Меня, гражданин начальник, какая-то сука запрограммировала. Так что ищите теперь гипнотизера-программиста, а с меня, Феди Косого с четырьмя судимостями, и взятки гладки. И отпускай-ка меня быстрее на волю как невиноватого, а то я гражданину прокурору буду жаловаться. Не отпускаешь, падла? Может, ты и сам будешь зомби?…

Тут я очень вовремя вспомнил о программисте Михаиле с шестого этажа, который уже наверняка гадает, куда это подевался суровый налоговый полицай. Вспомнил и стал прощаться с гостеприимной Ольгой Афанасьевной.

– Заходите к нам почаще, – ласково говорила мне вслед добрая бабушка Дронова. – А то сидишь тут одна, пыль с газет сдуваешь…

– Обязательно зайду, – обещал я уже в дверях. Почему бы, в самом деле, не бывать здесь почаще? Здесь милые люди, провожают под руку, угощают чаем, беседуют уважительно. Важно только не посещать в одиночестве сортир – во избежание несчастных случаев. Либо ходить туда с каской на голове. Правда, тут же сообразил я, в комплект к каске полагается еще и военная форма, в которой сотрудник Госкомприроды Штерн смотрелся бы странно. Хотя бродить по этажам в каске и в элегантном костюме – страннее вдвойне. Увидев такое чучело, даже сердобольный Иван-не-Денисович – и тот вызовет карету «Скорой помощи» с санитарами. Кстати, карета у подъезда уже имеется. Не меня ли ждет?

Тревожно озираясь по сторонам, я пешком поднялся обратно на шестой и вошел в секретную комнату в тот самый момент, когда на экране компьютера наш пятнистый Ка-50 стремительно заходил на цель. Целью был другой боевой вертолет, судя по эмблеме, украинский. «Доиграемся», – недовольно подумал я. Сначала какие-то хохмачи смастерили «морской бой» за Черноморский флот, теперь дело уже дошло до войны в воздухе. Завтра эти придурки сочинят игру «Взятие Киева», и бело-голубо-красные пехотинцы станут пулять в жовто-блакитных противников. А что потом? Отзываем послов?

– Неужели так увлекательно? – сердито поинтересовался я у компьютерного Мишеля, собирая пачку отпечатанных листов досье и пряча их в свой «дипломат» – Они ведь, Михаил, тебе вроде не чужие. Все-таки братья-славяне…

– Так ведь понарошку, Як-Семеныч, – пробормотал этот юный милитарист. – Виртуальная… о-о, готов!… виртуальная реальность.

Мишель убрал с экрана игру и удовлетворенно откинулся на спинку стула. Мебель здесь тоже была американская, очень удобная. Покойный Полуэктов устраивал тут наблюдательный пункт всерьез и надолго.

– Все равно гадость, – проворчал я, запирая свой «дипломат» на ключик. Вшивенький, но замок. Не раскроется хотя бы в метро. – Лучше бы поработал для родного Госкомитета.

– А чего работать? – пожал плечами Мишель. – Скоро, говорят, мою ставку вообще сократят, машины передадут бухгалтерии. Комендант здания уж давно зарится на эту комнатку – инвентарь хранить… Вам в налоговой полиции случайно программисты не нужны?

– Черт его знает! – отозвался я сумрачно. Похоже, Полуэктов перехитрил самого себя. Так надежно замаскировал свою программу, что ее того и гляди ликвидируют за ненадобностью. Пока эту пещеру Аладдина спасает только чехарда с руководством Госкомпечати. Но стоит только новому начальнику преодолеть восьмимесячный срок на этом посту – и у него руки обязательно дотянутся и до шестого этажа. В самом ведь деле, комендант давно просит, ведра ему негде хранить, понимаешь ли.

Я попрощался с загрустившим Михаилом, вызвал лифт и без происшествий доехал до первого этажа. Голова моя по-прежнему гудела, но уже заметно потише. Как трансформатор в хорошей кондиции. Ну и отлично. Головная боль для частного сыщика есть меньшая из бед. По шкале неприятностей эту беду значительно опережают смерть, ранение и безденежье.

Хозяйка книжного лотка на первом этаже успела уже явиться и разложить свой товар, а у меня в наружном кармане элегантного госкомприродного пиджака как раз лежала наготове пятидесятирублевая банкнота с санкт-петербургским пейзажем. На книжные надобности. Надеюсь, будущий гонорар от генерал-полковника перекроет мои сегодняшние траты. Не для чтения ведь книги покупаю, а для дела.

– У вас есть последние издания «Тетриса»? – спросил я.

Очкастая пигалица, ни слова не говоря, указала наманикюренным ноготком на пять разнокалиберных томов, расположившихся на правом лоточном фланге.

– Что-то маловато… – недоверчиво протянул я, складывая тома в стопку. Мне-то казалось, что «Тетрис» шлепает свои издания, как блины. Ни дня без строчки.

– Вы сами сказали «последние», – противным голосом заметила пигалица. – За апрель и половину мая у них вышло ровно пять штук. Вам теперь поискать предпоследние или этим обойдетесь?

Пять книг мой «дипломат» спокойно выдерживал, а сам я с таким грузом мог даже бегать, и прыгать, и брать барьеры. Но все, что свыше пяти, было уже перебором. Ладно, пока достаточно и этих. Не будем углубляться в более отдаленное прошлое. Мне ведь о «Тетрисе» не диссертацию писать, в конце концов.

– Хватит последних, – ответил я пигалице и вручил ей купюру. Продавщица немедленно начала рассматривать ее на просвет. По-моему, ей втайне даже хотелось, чтобы моя денежка оказалась поддельной.

– Не фальшивая, не фальшивая, – нетерпеливо проговорил я. Я успел уже открыть замочек своего «дипломата», погрузить туда покупки, снова закрыть и спрятать ключик, а пигалица все изучала мою банкноту. Возможно, ей просто нравился санкт-петербургский пейзаж на банкноте. Возможно, ей нравился город Санкт-Петербург целиком.

– Вроде бы настоящая… – после долгих раздумий сделала вывод маленькая лоточница и почти доверительно сообщила мне: – Без проверочки нельзя. Зазеваешься – мигом обштопают. С виду-то все сейчас приличные…

Каждый раз я забывал о милом характере местной лоточницы, и каждый раз этот характер напоминал мне о себе. Деньги сэкономишь, но и нахлебаешься тут комплиментов. Как там у поручика Лермонтова? «Тамань – сквернейший городишка на планете. Здесь меня обхамили и вдобавок чуть не вышибли мозги…» Примерно так.

– Нельзя ли повежливее, дорогуша? – раздраженно буркнул я. – И сдачу хорошо бы с моего полтинника.

– Мне тут не за вежливость платят, – с удовольствием откликнулась пигалица. – А за точность и знание товара. Вот ваша сдача. Ну-ка, проверьте ее!

Я проверил. Из принципа. Все было точно до копейки. Впрочем, она действительно никогда не обсчитывала. Полагала ниже своего достоинства.

– И насчет вежливости не надо мне ля-ля, – продолжила свою мысль честная лоточница. – Публика здесь раз в сто нахальнее. Вот с полчаса назад пробегал какой-то бугай. Накачанный, как Рэмбо, морда кирпичом. Выскочил из лифта, задел ножищей мой стол, все разронял… И я же у него еще оказалась глистой очкастой!