Домой я вернулся непоздно. Уже подойдя к двери, услышал, что у меня звонит телефон. Я начал судорожно вставлять ключ в замок, но, как всегда бывает, когда торопишься, тут же уронил его в груду опавших листьев пассифлоры. Телефон надрывался, пока я копался в листьях, разыскал ключ и вставил его в замок. Но в спешке зацепился за коврик у двери, и к тому времени, когда поднялся с пола и доковылял до телефона, гудки смолкли.

Я растер ушибленное колено, потом отправился в ванную комнату. Только-только мне полегчало, как телефон зазвонил опять. Я увидел в этом некую закономерность. Он звонил до тех пор, пока я не торопясь помыл и вытер руки и так же не торопясь вернулся к кофейному столику, и только тогда он вновь смолк.

Третий звонок застал меня в кухне с квартой водки в одной руке и ванночкой со льдом – в другой. Я хотел было выдернуть шнур из розетки, но передумал и поднял трубку.

Сначала я услышал отчаянные вопли ребенка. "Нет! Нет!" – кричал мальчик или девочка. Потом крики стали тише, словно кто-то захлопнул дверь камеры пыток.

– Мистер Роулинз? – поинтересовался инспектор налогового управления Реджинальд Лоуренс.

– Это я.

– Мне хотелось бы задать вам пару вопросов и дать совет.

– Что вас интересует?

– Какое дело вам предложил агент Крэкстон?

– Не знаю, могу ли я рассказать вам об этом, сэр. Это дело государственной важности, и он строго-настрого приказал мне держать язык за зубами.

– Мы все работаем на одно правительство. Я тоже состою на государственной службе.

– Но он работает в ФБР. Он представляет закон.

– Это всего лишь другая ветвь правительственных органов.

– Тогда почему вы задаете мне вопросы о том, чего Крэкстон хочет?

– Я хочу знать, потому что у него нет права предлагать что-либо от имени налоговой инспекции. Взявшись за какое-нибудь дело, мы доводим расследование до конца. Я должен вести это расследование, иначе мои результаты, – он сделал паузу, подбирая нужные слова, – будут неполными. Так что, чего бы он там ни наобещал, завтра утром я должен представить документы для суда.

– Но что я могу тут сделать? Он привлек меня к работе на федеральном уровне, и я ее делаю. Расскажи я вам о его задании, попаду в переплет еще похлеще, чем сейчас.

– Учтите, если вы попытаетесь избежать уплаты налогов, даже работая на ФБР, мы вновь возьмемся за вас, когда эта ваша работа закончится. Я говорил со своим начальником и получил полную поддержку. Ждем отчет о ваших налогах до следующей среды, иначе получите вызов в суд.

– Значит, вы обсудили этот вопрос с мистером Вэдсвортом? – спросил я.

– Кто вам сказал... – с замиранием сердца спросил Лоуренс. Но я понял: он уже сам знает ответ.

– Сожалею, но не могу вам помочь, мистер Лоуренс. У меня свои карты, у вас – свои. Я думаю, нам просто надо их разыграть.

– Вы уверены, что это вам поможет, мистер Роулинз? Ошибаетесь. Вам не удастся уйти от ответственности перед правительством.

Это прозвучало как наставление из учебника.

– Мистер Лоуренс, не знаю, как вы, но я по воскресеньям отдыхаю.

– Проблема никуда не уйдет, сынок.

– О'кей, пусть будет так. Я вешаю трубку.

Мистер Лоуренс опередил меня.

Я пошел в кухню и убрал водку. На смену ей извлек бутылку импортного арманьяка тридцатилетней выдержки из заветного тайничка в чулане. Подобрал и подобающий случаю бокал. Как следует пить хороший коньяк, меня научил один богатый белый человек, на которого я когда-то работал. Такой напиток нужно смаковать, растягивая удовольствие. Тогда и опьянение гораздо приятнее. Напиваться я предпочитал в одиночку. Никаких громких разговоров и смеха. Мне нужно было лишь забвение.

Налоговый инспектор прямо-таки горел желанием засадить меня в тюрьму и, судя по всему, руководствовался какими-то чисто личными соображениями. А Крэкстон лгал мне. Я был в этом абсолютно уверен, но не понимал, чего он на самом деле хочет. Допустим, я ничего не обнаружу по поводу коммунистического заговора, и тогда он запросто отдаст меня на съедение собакам из налогового управления. Я подумывал, уж не переписать ли мне в самом деле собственность на чужое имя, чтобы хоть как-то укрепить тылы. Нет, на документах должно стоять мое имя. Я желал Этту-Мэй. Желал всем сердцем. Если бы она была моей, я стал бы солидным человеком, покупал бы ей наряды, заботился о нашем доме.

Конечно же я знал: это сулило смерть либо Крысе, либо мне. Я знал, но не хотел с этим мириться.

В понедельник я отправился в контору Мофасса. Он сидел за столом, уставившись в тарелку. Каждое утро, около одиннадцати, молодой парень, живущий по соседству, приносил ему завтрак, состоявший из свиной отбивной и яичницы. Прежде чем начать есть, Мофасс иногда по полчаса разглядывал блюдо. Он не говорил, почему это делает, но мне казалось, что я знаю причину. Мофасс боялся, что парень плюнул в его завтрак. Подобное оскорбление было бы для Мофасса непереносимым.

– Доброе утро, Мофасс.

– Привет, мистер Роулинз.

Он наконец поднял свиную отбивную за косточку и откусил приличный кусок.

– В ближайшие три или четыре недели я не смогу уделять вам много времени, я буду очень занят.

– Я делаю свое дело каждый день, мистер Роулинз. Если я возьму отпуск, вы разоритесь, – упрекнул он меня, не переставая жевать.

– За это вам платят, Мофасс.

– Я понимаю, – сказал он, засовывая в рот добрую половину яичницы.

– У вас есть для меня какие-нибудь новости? – спросил я.

– Да, пожалуй, нет. Приходили полицейские и расспрашивали о Поинсеттии. – По лицу Мофасса пробежала тень. И помнится, я подумал тогда: "Уж на что черствый человек, и то огорчился, узнав о гибели молодой женщины". – Я сказал им, что знаю лишь одно: она в течение пяти месяцев не платила за квартиру. Моя позиция пришлась не по вкусу черному полицейскому, и я посоветовал ему прийти ко мне снова, когда у него будет ордер.

– Мне хотелось бы поговорить с вами о ней, – сказал я.

Он взглянул на меня без особого интереса.

– Ее приятель, Вилли Сакс, пытался со мной расправиться возле церкви Первого африканского баптиста в прошлое воскресенье.

– Как это так? – удивился Мофасс.

– Вообще-то ему нужны были вы, но я не пожелал сообщить, где вас найти.

Мофасс набил рот яичницей и кивнул.

– По словам этого парня, вы имеете какое-то отношение к несчастному случаю, который с ней произошел.

– Да он просто расстроен, мистер Роулинз. Сам бросил ее, когда случилось несчастье, а теперь девица покончила с собой, вот он и хочет свалить вину на другого.

Мофасс пожал плечами. Вот уж действительно, этот человек тверже алмаза. На лице у него отразилось лишь презрение, но мне было не по себе. Я знал, каково стать причиной смерти другого человеческого существа. Я прочувствовал эту вину на собственной шкуре.

– Я должен кого-нибудь нанять на время вашего отпуска? – спросил Мофасс.

Он знал, что мне неприятно, когда меня считают лентяем.

– Это не отпуск. Просто возникло дело в связи с налогами.

– Что?

Он перестал жевать и взял сигару из стеклянной пепельницы на столе.

– Меня попросили оказать небольшую услугу. Если я это сделаю, неприятность с налогами уладится.

– Чего хочет от вас налоговая инспекция?

Мне не хотелось сообщать ему, что я работаю на ФБР.

– Нужно найти одного парня, связанного со священником нашей церкви. Наверное, он утаил налогов побольше меня.

Мофасс только покачал головой. Было ясно: он мне не поверил.

– Так что в ближайшие две недели вы будете находиться при церкви?

– По-видимому, так.

– Значит, будете отмаливать налоги вместо того, чтобы их выплачивать?

Он издал звук, похожий на кашель. Сперва мне показалось, он подавился, но потом, когда звук стал громче, я понял, что Мофасс смеется. Он отложил сигару в сторону и вытянул из кармана чистейший носовой платок, высморкался, вытер слезы и рассмеялся опять.