— Ты говоришь именно так, моя…

Она прервала его, закрыв ему рот губами и коснувшись языком его языка и нёба. И тогда он потерял способность говорить и думать. Руки его блуждали по ее спине, а она целовала его и ласкала так, что он чуть не задохнулся.

Потом она взяла его руку и направила ее туда, где ей хотелось, чтобы он ласкал ее. Кожа у нее была шелковистой, и она мурлыкала от удовольствия, когда он стал ласкать ее сначала пальцами, а потом губами. Она была вся уступчивость и податливость, а потом на миг словно окаменела, и он почувствовал, как из нее исторгнулся поток горячей влаги.

Она застонала и назвала его по имени, дыхание у нее стало быстрым, прерывистым, она нащупала его член и стала ласкать его губами, а потом оседлала его сверху.

— Миган, Миган, — залепетал он, перед тем как разрядиться с неимоверной силой. Ему хотелось, чтобы это мгновение остановилось и длилось до бесконечности. Ему хотелось, чтоб вся жизнь была как это мгновение. Совершенная. Прекрасная. Как дивный сон.

Но он знал, что кошмар здесь, рядом. Знал, что какой-то безумец хочет отнять у него и Миган и все, что они обрели. Но это может случиться только в том случае, если он допустит ошибку. А ошибку он может допустить, если отдастся чувствам, которые овладели им минуту назад. Он не вправе допустить это.

Они долго лежали, не произнося ни слова и не тяготясь молчанием. Словно обоим нужно было время, чтобы вобрать в себя то, что только что произошло. Потом он услышал ровное тихое дыхание и понял, что Миган заснула. Ей надо было отдохнуть, и он осторожно вытащил руку из-под нее и юркнул в джинсы.

Надо ловить убийцу.

Миган перевернулась, села в кровати и стала смотреть в стеклянную дверь на берег. Погода явно меняется. Небо покрыли тяжелые тучи; на пляже не было ни души, лишь несколько смельчаков в шапочках и свитерах бродили кое-где.

Типичная для южной Алабамы переменчивая декабрьская погодка. Днем чуть ли не печет, а ночью прохладно. Детишки под солнышком бегают босиком по мелководью. И вдруг все меняется, температура падает, и вот матушка-зима приходит ненадолго на юг. Но холод, поселившийся в душе Миган за последнее время, сбежал от жарких объятий Барта. Прошлую ночь она заснула в его руках.

Она хотела было выскользнуть из постели и приготовить кофе, как он встрепенулся.

— А ты и впрямь спишь как сторожевой пес.

— Особенно когда я на деле. Да в этом доме трудно крепко спать. Если бы я верил в привидения, я бы решил, что их здесь легион.

— А ты не веришь?

— Нет. Мне хватает беспокойств и с живыми. Если еще и с привидениями возиться… Здесь такой ветер, все скрипит и воет. Вон, послушай.

— У нас есть легенда, что это плачут вдовы по своим мужьям и возлюбленным, погибшим в море. Никто не может объяснить, почему они плачут только тогда, когда поднимается ветер. Я пойду сварю кофе.

Барт обнял ее и поцеловал долгим поцелуем, отчего все в ней запело.

— Лежи в кровати, будущая мамаша. Я сделаю кофе сам.

Через некоторое время он вернулся с чашками дымящегося кофе и горячими ломтиками хлеба, который разогрел в тостере. На подносе стояла чашка с размороженной клубникой, там же были салфетки, ножи, вилки и ложки и два стакана свежевыжатого апельсинового сока.

— Ты определенно решил развратить меня, — воскликнула Миган. — Я без тебя не смогу и шагу ступить.

— А что, хорошая мысль. — Он убрал со столика будильник и установил поднос. — На самом деле это вознаграждение за вчерашние труды по припоминанию всех подробностей твоей жизни. Мой приятель из ФБР проверяет сейчас дюжину имен, которые ты мне дала. Никогда не знаешь заранее, на что наткнешься, когда начинаешь копаться в прошлом.

— Ума не приложу, как ты набрал целую дюжину. Я так не вижу ни одного из возможных подозреваемых.

— Скорее всего, это, что говорится, пальцем в небо, но с чего-то ведь надо начинать. — Он протянул ей чашку кофе, вторую взял сам и подошел к окну, чтобы посмотреть на затянутое тучами небо. — Я начал с людей, с которыми ты пересекалась по делам и которые, по твоим словам, не очень соглашались с твоими решениями. Для такой молодой женщины ты слишком властная. Всегда найдется кто-то, кому это придется не по вкусу.

— Одно дело, не по вкусу, совсем другое — убить. Это разные вещи.

— На свете масса безумцев.

Миган откусила кусочек тоста. По утрам она последнее время всегда испытывала лютый голод. Раньше, до беременности, она довольствовалась на завтрак рогаликом, если вообще завтракала. А теперь всегда завтракает, а потом еще и перекусывает до ланча.

— В такие моменты трудно себе представить, что убийца существует в реальности. Кажется, что кто-то глупо пошутил, а теперь занимается своими делами и думать об этом забыл. Вот сейчас спущусь по лестнице, и жизнь потечет как обычно.

— Это так твое сознание пытается приспособиться к действительности. Оно спасает тебя от сильных стрессов и напряжений, иначе у тебя бы крыша поехала. Это из той же оперы, когда врачи «скорой помощи» шутят, имея дело с ужасающими увечьями, или полицейские начинают говорить сальности при виде грязного преступления.

— Итак, чем будем заниматься сегодня?

— Тем же, чем обычно, только я хотел бы обследовать купол или любое место, где твоя бабушка могла хранить сувениры, картины, письма — словом, любые свидетельства прошлого.

— О Господи!

— Что стряслось?

Она схватилась за живот.

— Малышка сегодня уж очень разбушевалась. Это прямо кикбоксинг какой-то. Положи руку сюда и подожди. Почувствуешь ее. Это ж динамо-машина.

Он присел на край кровати и положил руку ей на живот. Долго ждать не пришлось. Спектакль начался. Он осклабился и пробормотан:

— И такое творится в твоем животе?

— Всю дорогу. Там настоящий спортзал. Раньше она была поспокойнее. Сдается мне, там маловато места для ее упражнений.

Он нагнулся и поцеловал ее в то место, где задвигался младенец. Это было так трогательно, и она почувствовала, что он стал ей еще ближе. Вот уж воистину — таких мужчин днем с огнем не сыщешь.

Трудно было поверить, что они знакомы всего две недели. Однако, очевидно, когда люди находятся вместе в минуты опасности, время спрессовывается и становится равным по опыту целой жизни.

С улицы сквозь балконную дверь донесся шум мотора.

— Разве твой плотник работает по субботам?

— Вроде нет.

Барт надел халат и вышел на балкон посмотреть, кого это угораздило приехать. Миган неторопливо поднялась, сунула ноги в тапочки, натянула тренировочные штаны и просторную кофту.

— Это коп, — сообщил ей Барт. — Когда не надо, они всегда тут как тут.

— Забавно. Это, должно быть, Роджер.

— Кто-кто?

— Роджер Кольер. Мой школьный приятель. В день приезда я звонила в полицию. Жаловалась на человека, который явно за мной следит.

— Господи, подумай только, что он наплел своим дружкам-полицейским, когда узнал, что ты впустила в дом этого таинственного незнакомца. Они все вне себя были. Нет чтобы тоже следить за тобой. Открыть?

— В халате? — Она умоляюще вскинула руки. — А впрочем, что тут особенного? Он, думаю, уже слышал всю эту душещипательную историю о том, как старый школьный дружок приезжает в наш городок, бросает один взгляд на сногсшибательную красотку и тут же теряет голову. — Она взъерошила волосы, изображая роковую женщину, и плотно обтянула кофтой живот. — Сейчас почищу зубы, ополоснусь и сразу же спущусь к вам. Только не вздумай говорить, что ты тот самый парень, который следил за мной.

— Кто — я? Тот парень, что следил за тобой, а потом попал в дом, а там, глядишь, и в постель? Да за кого ты меня принимаешь?

Миган состроила гримаску, но ничего не ответила. Про себя же она подумала, что он сексуальный, бравый супермужик — как раз то, что ей сейчас нужно. А будущее представлялось ей настолько смутным и туманным, что и думать о нем совсем не хотелось.