Другую подругу зовут Мариной. Хорошенькая в меру, улыбается то озорно, то загадочно. Пишет какую-то механическую диссертацию, танцует в Дворянском собрании и живет с симпатичным молодым дьяконом. Хочет ребенка, но врачи сказали, что слишком долго она его не хотела. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что более-менее значимые деньги никогда не будут отягощать ее кошелька. Также взгляда хватит, чтобы понять, что события, неординарные или неожиданные, вряд ли взбудоражат ее жизнь. Марина близка мне чем-то, и я с удовольствием с ней общаюсь.

Но лучше бы моя милая женушка дружила с Юлей. Она мне нравится. Внешне. Открытая улыбка. Женщина во всем. От мизинца до взгляда. С ней хорошо сидеть, идти, разговаривать, молчать, остального я не пробовал. А в голове у нее все, как у Веры. Детей не рожает – работа не позволяет, да и лучше это сделать со следующим мужем. Нынешний – некачественный. Или пробный, как она говорит. Его интересует только машина. Он даже яичницы сам сделать не может и, чтобы утолить голод, ждет жену с работы. Таких я называю тамагочами[2].

«А сам ты что за человек?» – может спросить читатель.

Не знаю. Точнее, знаю, но не хочу говорить. Ну, хорошо, хорошо! Как вы уже, наверное, поняли, я – неудачник. Так получилось, что в детстве некому было мне объяснить, в каком мире я живу, и как в нем добиваются успеха. Более того, я до сих пор не знаю, что такое успех и почему его надо добиваться кем-то становясь. Не объяснили. Ведь у нас, у людей так: скажешь ребенку, что бога нет, так он вырастает атеистом. Скажешь, что есть – вырастет верующим. Все (получается, что даже Бог) зависит от слов человека, которому доверяешь.

– Тебе надо менять работу, – сказала теща, как только я уселся завтракать. – Я понимаю, ты любишь геологию, тебе нравятся твоя работа в институте и уважение коллег, но ведь сто долларов это смешно для уважающего себя мужчины... Вера получает во много раз больше...

– Да я только об этом и думаю... – почернел я. – Не берут никуда... Возраст – есть возраст. Столько резюме по кадровым агентствам разослал, газеты с объявлениями постоянно покупаю. Геологи сейчас нигде не нужны... В других институтах платят еще меньше, если вообще платят. В Министерстве геологии оклады такие же, а в приличные фирмы можно устроиться только по знакомству.

– У Юрия Борисовича есть хороший знакомый в милиции. Он может устроить тебя в охранное агентство. Охранники на рынке получают больше трехсот долларов, плюс...

Теща замолчала. Она была воспитанным человеком и слово «навар» произнести не смогла. Его произнес я, и Светлана Анатольевна, кивнув, продолжила:

– Работа – сутки через двое... Пойдешь?

– Пойду... Куда денешься? Фиг с ней, с этой наукой... Охранником, так охранником. Но хотелось бы не делать резких телодвижений... Может быть, сначала по совместительству устроиться?

– Это мы уладим... Вот тебе записка, иди с ней к начальнику отдела кадров агентства. Оно на Пролетарской улице, ты знаешь. Он даст тебе направление на медкомиссию...

Пришел я на Пролетарскую раньше времени открытия агентства. Минут на пятнадцать раньше – так торопился. Пришлось ждать на скамеечке. Уселся и вспомнил свой институт.

...В Научный геоинформационный центр я перешел из ВИМСа. Перешел, покусившись высокими окладами и тем, что центр возглавлял космонавт Лебедев, дважды герой Советского Союза. В отделе кадров мне сказали, что если пойдет так, как задумал Лебедев, то сотрудники института будут получать по тысяче баксов, не меньше.

Планы у прославленного космонавта были действительно грандиозными. Он хотел создать РГИК, то есть региональный геоинформационный комплекс. Этот комплекс должен был включать аэрокосмический мониторинг, различные наземные средства наблюдения, сбора и передачи всевозможной информации (от экологической информации до информации по минерально-сырьевым ресурсам). Представьте себе некое подобие «Интернета», в котором заинтересованные лица и организации ежечасно могут получить оперативные данные по паводкам, движению саранчи, опустыниванию, разливам нефти, толщине снежного покрова, автомобильным пробкам на Садовом кольце, по спелости зерновых и видам на их урожай, различным экстремальным ситуациям и так далее, и так далее, и так далее.

Но на все это были нужные деньги. А их не было. И мы спасались субарендой. Так на наших этажах появились предприниматели с бриллиантовыми перстнями на руках. За ними пришел запах дорогого кофе, длинноногие сверхмодно одетые девушки и блестящие мальчики с озабоченными умными глазами. Предприниматели часто менялись: скоренько надув клиентов, они испарялись, оставляя нам в плату свои кофеварки, ковры и компьютеры, но, к сожалению, не длинноногих своих секретарш.

Они испарялись на Канары, а мы работали... За неполные сто у.е. И весело работали. Взрывы смеха поминутно раздавались из комнат нашей лаборатории. Мы брались за любую работу, однажды даже подрядились искать с помощью аэрофотоснимков топляк на дне Волги. И нашли дистанционный метод поисков, хотя и сами того не ожидали. А заказчик сбежал, не заплатив сполна. Отмыл деньги и исчез в неизвестном направлении.

И так все время. Предприниматели испарялись, заказчики убегали, а мы весело работали. Нет, достаточно... Если охранникам платят в три раза больше, чем ученым, то значит, они обществу нужнее.

В отделе кадров сидел молодой мускулистый человек, назвавшийся Анваром. Скептически просмотрев заполненный мною личный листок, одарил презрительным взглядом («Куда ты лезешь, мышь белая?) и кинул на стол направление на медкомиссию.

Вконец раздавленный пренебрежением жителя параллельного мира, я поехал на работу. На одиннадцатом этаже первой арбатской «книжки» настроение мое испортилось еще больше – пришли три приглашения на международные конференции по дистанционным методам поисков полезных ископаемых. В Лас-Вегасе, Мехико и Сиднее. Участие в них оплачивалось приглашающей стороной. Все оплачивалось, кроме питания и авиабилетов. Короче, тысяча баксов – и я в Сиднее...

Порвав письма и выбросив их в мусорную корзину, я уселся от расстройства играть в «Линии». Оторвал меня от экрана Плотников, пришедший с планерки. Сказал, что Валерия Валериановича, заведующего лабораторией ГИС, нашли вчера зарезанным на задах подмосковного гаражного кооператива.

Я почернел второй раз за утро. Валера, одинокий, бездомный, нищий, был очень неплохим человеком. И всегда наливал мне рюмочку-другую по первому требованию. В шкафчике с отчетами у него постоянно водилась бутылка коньяка или водки.

Успокоившись, я пошел в туалет, выкурил сигарету, поглазел на золотые купола храма Христа-спасителя и направился к замдиректора скандалить по поводу того, что деньги по договорам исполнителям практически не перепадают. Поскандалил от души и уехал проходить медкомиссию в академическую поликлинику. Там, в регистратуре, взял направления на анализы и сел дожидаться очереди на сдачу крови. И тут же окунулся в свои злободневные мысли:

«Фиг с ней, с этой наукой. Все равно работы нет, раз в три месяца удается заказ подхватить. Если повезет. На субаренде помещений только и выезжаем. Директор выезжает. И приходится из пустого в порожнее переливать. А иначе конец институту, сократят к чертовой матери. Но дело не в работе. Дело в жизни. Если не разберусь в этой кровавой истории, я – труп.

Так, с чего же начать? Конечно, с друзей Веры.

...Всех своих друзей Вера приобрела в литературном клубе, когда-то функционировавшем в доме культуры одного московского мясокомбината. После распада клуба, вернее, упадка, они частенько собирались у Веры в Подмосковье. Приезжали и после нашей свадьбы.

Наиболее уважаемым среди уважаемых был организатор клуба Емельян Емельянович Статейкин, бывший комсомольский функционер, с конца перестройки работавший в крупной американской фирме на весьма прилично оплачиваемой должности. Крепкий, небольшого роста, с пристальным изучающим взглядом, он всегда был центром всех сходок клуба.