Молодой человек усмехнулся, сверкнув золотой коронкой на одном из верхних передних зубов.

— Вот я и предлагаю познакомиться, а потом скажу, что хочу от вас. Садитесь, садитесь, не бойтесь. Я вас не укушу. Ведь вы с детками, — показал глазами на ее руки.

Хорошо зная одесских проходимцев, Гай наотрез отказалась садиться с неизвестным и, повернувшись, хотела идти дальше. Но золотозубый оказался не из тех, кто отступает после первой неудачи. Он легонько взял ее за локоть и тихим голосом пояснил, что хочет она того или нет, а сесть и выслушать его обязана. Кроме того, ей пора отдохнуть, поскольку, наверное, у нее уже заболели руки, держа этих крошек.

Улица была недалеко, по тротуару в обе стороны шли люди, и она решилась сесть, поскольку и вправду у нее заболели руки. Да и заинтересовалась, что же, в конце концов, скажет ей этот нахал.

Он не заставил себя долго ждать. Не назвав своего имени и фамилии, сразу сообщил, что детки, которых она взяла от молодой и неразумной матери, — это кровные, то есть он их законный отец. И если она хочет стать мамой, то должна немедленно, сейчас же, дать ему две тысячи рублей, и он тогда помашет ручкой и пожелает доброго здоровья, а детки пускай растут большими и будут такими умными, как их папа.

«Шантажирует, — мелькнуло у нее в голове. — Видел, как Мария передавала детей, и решил на этом заработать».

— А если не дам? — глянула на него сурово.

— Вам же будет хуже, мадам, — ответил он спокойно. — Ваш секрет раскроется, о нем узнают родственники, соседи, знакомые. А детям как будет, когда они со временем узнают, каким путем вы их приобрели? Думаю, за это мало дать мне две тысячи. Но я не скряга. По тысяче за ребенка. Ну как, договорились?

Это было неимоверное нахальство! Как он обо всем узнал? Откуда?

Решила проверить, спросила.

Он скупо усмехнулся, снова блеснув золотой коронкой.

— Мадам, я все о вас знаю, всю вашу биографию. Так что не теряйте времени, гоните деньги. Иначе я позову милиционера и заявлю, что вы украли моих детей. Все у вас полетит вверх тормашками, поимеете кучу неприятностей. А зачем они вам?

Он был прав, этот проходимец и шантажист.

Решила согласиться. Но у нее не было двух тысяч. Только полторы. Сказала ему об этом.

— Не беда, — ответил. — Давайте полторы, а завтра, в это же время, принесете сюда же пятьсот — и у меня к вам никаких претензий.

Деньги он не пересчитывал, сунул их во внутренний карман пиджака, раскланялся и пошел к выходу из сквера…

— Он что, правда о ней все знал, этот проходимец? — перебил я Евгения. — Откуда?

— Понимаю твое возмущение, — ответил Евгений, — но должен тебя разочаровать: об этом, как ты говоришь, проходимце я пока что ничего не знаю. Не знает и Гай, хотя он принес ей немало горя. Не будем забегать вперед, слушай, как развивались события дальше, а то я не успею рассказать тебе эту историю до Одессы.

…Итак, оставшись в сквере на скамейке с двумя детьми, обиженной и ограбленной средь бела дня, Гай растерялась, не знала, что делать, куда деться. Первой была мысль — как можно быстрей уехать из Одессы, чтобы снова не попасть на глаза этому шантажисту. Но куда? К родителям? Боялась, что надо будет объяснять все о детях. Домой в совхоз? Раннее возвращение могло вызвать подозрения. Если бы хоть не двойня! Да и ехать ей, собственно говоря, было не на что. Все деньги отдала, еще и завтра надо донести пятьсот рублей, чтоб и правда не наделал неприятностей.

Таким образом, выход у нее был один — ехать к тетке Анастасии. Она и посоветует, и поможет. И деньги у нее надо одолжить, с тем нахалом рассчитаться, и на дорогу, и детям что-нибудь приобрести. Коляску двухместную купить, а то тяжело двойню на руках носить.

Так поразмыслив, она набрала в кошельке несколько рублей и поспешила на поиски такси, поскольку один из близнецов начал плакать.

Неожиданное появление ее у тетки, да еще с двумя детьми, было громом среди ясного дня. Тетка от радости — в слезы, и расспрашивать: как и что? А потом упрекать: почему не написала, что тут, в городе, лежала в больнице? Она бы и проведала, и забрала бы. Разве ж это мыслимо, с двумя детками одной через весь город ехать?

Еле успокоила, заверила, что все хорошо, ничего страшного, просто не хотела беспокоить, ведь и так задаст ей теперь хлопот. Хорошо, что та по наивности своей верила каждому ее слову.

Пользуясь этой доверчивостью и любовью тетки, она попросила ее одолжить деньги, необходимые якобы на подарки медсестрам, нянечкам, врачам роддома за прекрасный уход.

В условленный час Гай встретилась в сквере с тем проходимцем, отдала ему остальные пятьсот рублей.

— Вы поступили разумно, мадам, — похвалил он ее, пряча деньги, снова не пересчитав. — Желаю вам счастья, — и поспешно исчез.

У Гай начались новые проблемы: она боялась, как бы чего не случилось с детками от искусственного кормления. Тетке сказала, что у нее после родов исчезло молоко. Но все обошлось, близнецы чувствовали себя нормально.

Через месяц Гай возвратилась домой, а вскоре возвратился из загранкомандировки и муж. Был очень рад детям (еще в письмах об этом писал).

— Я же говорил, что будут у нас дети! И видишь, сразу двое! Это же здорово! Молодчина, Ирочка!

А она размышляла над новой проблемой: как записать деток, узаконить. Ведь у нее не было документа, что она родила их там-то и там-то такого-то числа, месяца и года. Тут же справку, какую ей отдала Мария, порвала еще в Одессе, чтобы случайно не попала на глаза тетке Анастасии.

Был единственный выход — взять такую справку в своей участковой больнице. Объяснить: потеряла, мол, ту несчастную бумажку, не ехать же ради нее в Одессу.

Выбрав момент, осторожно сказала об этом мужу.

Он поддержал ее.

— Не ломай себе голову, я с заведующим больницей все устрою.

И конечно, устроил. Детей зарегистрировали в сельсовете, назвав их Сережей и Аленкой, получили свидетельства о рождении, и, как говорят, делу конец.

Прошло пять лет. Гай так привыкла к детям, так полюбила их, что они и вправду казались ей родными. И те неприятности, которые довелось ради них пережить, постепенно забывались, казались кошмарным сном. Хотя нет, ее не раз ночами, да и днем, когда оставалась в квартире одна, мучили сомнения, что она обманывает мужа. Смотрела на детей и плакала. Не раз решала признаться Виталию, но тут же и отбрасывала эту мысль: а что, если не простит? Зачем ему чужие дети и она, неспособная иметь своих. И это сдерживало ее, Ирина откладывала свое признание.

Дети ходили в совхозный детсадик, она, как и раньше, работала в конторе, муж стал главным агрономом. Достаток, мир и согласие царили в их семье. И вдруг снова нагрянула беда…

Однажды, когда муж был в командировке, к ней домой явился тот самый одесский проходимец, которому она заплатила за детей и которого уже выбросила из своей памяти.

— Добрый день, мадам, — вежливо поздоровался он с порога, извинился за беспокойство и объяснил, что его привели к ней большие затруднения: ему позарез нужны деньги. Он понимает, что это с его стороны нахальство, но ему больше не к кому обратиться. Кстати, как там детки? Живы-здоровы? Он и так знал, что им у мадам Ирины будет хорошо. Пусть большими растут, а она должна быстренько найти для него три тысячи. За пять лет, что прошли после первой их встречи, это не так уж и много.

Услышав такое, она обомлела.

— Да как вы смеете? — спросила дрожащим голосом. — Как вам не стыдно ни за что вымогать такие деньги?

Он расплылся в усмешке, сверкнув коронкой.

— Не преувеличивайте, мадам. Я не граблю, прошу свое. Помните, в Одессе я вам говорил, что беру мало. Теперь пришло время доплаты. Дети этого стоят. И не проявляйте эмоций, берегите нервную систему.

— Вы же проходимец!

На него это не подействовало.

— Каждому свое, мадам, — сказал спокойно и тут же добавил: — Я тороплюсь, поторопитесь и вы, пожалуйста.

Деваться было некуда. Часть денег нашлась дома, а остальное пришлось снять в сберегательной кассе.