«Только бы меня не стошнило, – в отчаянии думала Сенда, – Боже, только не сейчас…»

Между тем, ошибочно приняв ее судорожные движения за признаки ответной страсти, князь принялся с новой силой осыпать ее поцелуями.

В висках у нее бешено застучало. «Я не могу! После того что они сделали со Шмарией! Я не могу улечься с мужчиной, почувствовать внутри себя его плоть… после всех страданий, испытанных Шмарией. После того как они превратили его в евнуха».

Она напряглась, ощутив, как его руки грубо тянут за лиф ее платья. Каждый мускул в ее теле сопротивлялся, и казалось, даже по костям разлился холод. Однако внизу живота, напротив, жгло огнем, и в одно мгновение на лбу у нее выступили крупные капли пота. В следующую минуту она услышала, как с треском рвется ткань платья, обнажая ее грудь с набухшими клубнично-розовыми сосками. От ночного прохладного воздуха по обнажившейся спине пробежали мурашки.

«Ты, потаскуха! – обвиняла она себя. – Занимаешься любовью с этим человеком, после того как твоего возлюбленного кастрировали! Потаскуха!»

Сенда попробовала высвободиться из объятий князя, но его пальцы все крепче стискивали ее тело, оставляя красные следы на коже и причиняя резкую боль. Рывком притянув ее к себе и крепко прижав к своей груди, он в то же время языком все глубже погружался в ее рот.

Пытаясь отпрянуть назад, она издавала едва слышные жалобные стоны. «Умоляю», – пыталась произнести Сенда, извиваясь в его руках, однако князь так страстно впивался в ее губы, что слова звучали нечленораздельно. Все это время он шарил пальцами по ее телу, все сильнее прижимая к своей твердой мускулистой груди.

Ей вдруг показалось, что ее тело живет отдельно от ее сознания.

Наконец он оторвался от распухших губ Сенды, прильнул к ее изящной, длинной шее, издавая еле слышные чмокающие звуки. Спина ее выгнулась, и по всему телу пробежала мелкая дрожь. Поглаживая ее груди, он спустился ниже, до бедер.

Ей в голову вдруг пришло, что именно сейчас наступил тот самый последний момент, когда она еще может прекратить эту пародию на любовное свидание.

Но он ведь нужен мне. Он нужен Шмарии. Когда Шмария поправится и сможет предстать перед судом… А последнее не должно произойти. Вот почему я иду на это, Шмария. Ради тебя.

И тут произошло нечто неожиданное: одолевавшая ее тошнота вдруг уступила место разлившемуся по всему телу желанию. Сенда еще колебалась, вся дрожа, боясь уступить натиску князя. Ей уже давно не приходилось заниматься любовью с мужчиной. Она уже почти не помнила, как это бывает. Последний раз это было со Шмарией, накануне его ухода.

Рука Вацлава скользнула вниз – она почувствовала, как он ощупывает ее лоно.

Она задержала дыхание и задрожала в сладкой истоме, не находя сил подавить поднимающееся внутри себя желание. К ней вернулось давно забытое ощущение волны вожделения, разливающейся между бедер.

Помимо воли руки Сенды скользнули внутрь сорочки Вацлава, пальцы прошли по его груди, покрытой жесткими курчавыми волосами, и сжали соски.

Молниеносным движением он сорвал с нее остатки платья. Она вскрикнула от боли, когда материя на мгновение впилась в тело, прежде чем бесформенной грудой упасть к ее ногам. Затем ловкими движениями он снял с нее белье. Сенду охватила дрожь, во рту стало сухо. Она почувствовала себя голой, уязвимой, и тем не менее ее пожирало пламя страсти, которой она до сих пор никогда не испытывала.

Не говоря ни слова, князь нагнулся, подхватил ее на руки и понес к ложу, как какой-нибудь средневековый завоеватель, несущий свою жертву на алтарь. Сенда почувствовала, как спружинил под ней матрац, и быстрым движением повернулась лицом к Вацлаву, скользнув грудями по стеганому золотисто-голубому покрывалу, ощущая холодок гладкого шелка округлыми, красиво очерченными ягодицами.

При виде того, как он обнажается, не спуская при этом с нее глаз и облизывая губы кончиком языка, она почувствовала охватывающую ее слабость. Она не могла заставить себя не смотреть на его тело. Его покрытая волосами грудь была восхитительно широка и мускулиста, причем рельефность мускулатуры усиливалась за счет неяркого теплого света, излучаемого прикроватной лампой. Однако, несмотря на свой рост и внушительную мускулатуру, он был на удивление легок и изящен в движениях.

Сердце Сенды отбивало все убыстряющийся ритм. Шмария всегда привлекал ее своей животной сексуальностью, но неожиданно Вацлав Данилов предстал перед ней как самый неотразимый мужчина в ее жизни. И дело было не только в его физической привлекательности, а в той жизненной силе, которую он излучал, в его самоуверенности, независимости, богатстве и могуществе.

Небрежным движением князь сбросил с себя брюки; лицо его напоминало лик бронзовой статуи, а огромный фаллос – некое угрожающее орудие. Онемев от изумления, Сенда застыла с открытым ртом. Размеры его члена шокировали ее, князь же не выказывал по этому поводу никакого мужского тщеславия. Сенда представила, как он входит в нее, в ее лоно, обрамленное медно-каштановыми волосами, вызывая там, внутри, вскипающие волны удовольствия. Она уже не помнила отвращения, испытанного ею в первые минуты. Ее щеки пылали от желания.

Сбросив с себя последнюю одежду, он выпрямился и посмотрел ей прямо в лицо – Сенда ощутила гипнотическое действие его сверкающих глаз. У нее перехватило дыхание. В его взгляде она прочла обещание неведомых ей ранее удовольствий.

Она окинула его с головы до ног жадным взором. Он был волосат – черные волосы закручивались в темные кольца на его груди и, становясь гуще, образовывали темную чашу в низу живота. Более короткие волоски окаймляли изгибающуюся впадину, разделяющую его ягодицы. В этом смысле он походил на Шмарию, хотя Шмария был блондином и обладал сильно искривленным фаллосом. Член князя, напротив, был прямым, толстым и не суживался к концу. Когда они соединятся, он войдет в нее прямо и глубоко.

Она нерешительно протянула руку, чтобы потрогать его фаллос, но он шлепком ладони не позволил ей дотронуться до себя. Сенда слегка отпрянула назад, взглянув на него широко раскрытыми, испуганными глазами.

Не сводя с нее глаз, он пошарил рукой в ящике ночного столика и вынул оттуда два шелковых шарфа.

Ее дыхание участилось – она не могла понять, что он собирается с ними делать.

Не говоря ни слова, князь прижал ее запястья одно к другому и быстрыми движениями крест-накрест связал их и затянул узел.

Остолбенев от изумления, Сенда уставилась на свои связанные руки. Затем взглянула ему в лицо, пытаясь угадать его намерения. Но то, что она там увидела, не сулило ей ничего хорошего. Взгляд его сверкающих глаз был зловеще безжалостным. Одним быстрым движением он пропустил второй шарф под ее связанные запястья, сделал петлю и вздернул ее руки далеко назад, привязав свободный конец шарфа к изголовью кровати. От ужаса ее пробила дрожь. Теперь она была совершенно беспомощна.

На всю эту процедуру у него ушло буквально несколько секунд.

Ожерелье, надетое у нее на шее, мешало ей дышать. Сенда начала яростно извиваться, пытаясь высвободиться из пут, стягивающих ее запястья, но прочный шелк не поддавался. У нее явно не хватало сил, чтобы разорвать его.

Страх тысячами иголок пронизал ее.

Что все это значит, спрашивала она себя, зачем он связал ее как какую-то пленницу? Что он собирается с ней сделать? В отличие от князя, ей совсем не нравятся игры такого сорта. А что, если… что, если это не игра? Что, если он на самом деле хочет причинить ей боль? Впрочем, сопротивляться уже поздно…

– Прошу вас, – простонала она, – н-не надо… Не делайте мне больно.

Он, однако, никак не отвечал на ее мольбы, что придавало происходящему еще более мрачный оттенок.

О Господи! Глаза ее наполнились слезами. В какую ловушку она попала!

Прежде чем она смогла предаться дальнейшим терзаниям, он бросился рядом с ней на кровать. Сенда замерла и затаила дыхание.

Что он собирается с ней делать?