Он казался удивленным.

– С чего ты это взяла?

Сердце ее колотилось бам… бам… БАМ, подобно кузнечному молоту, равномерно опускающемуся на наковальню. Ей казалось, она видит летящие искры.

– Тогда… как они получились?

– Сама увидишь. Послезавтра в семь ты свободна?

– Утром?

– Вечером. В семь вечера. Мы приглашены на ужин к О.Т.

– К О.Т.? Ты хочешь сказать… к Оскару… Скольнику? – Тамара не верила своим ушам. – Главе «ИА»?

– Другого я не знаю. – Зиолко весело рассмеялся. – Значит, договорились.

– А как же все-таки кинопроба? – с мукой в голосе воскликнула она.

– В доме у О.Т. есть кинозал. Там ты ее и посмотришь. А после мы поговорим.

– Но мы же уже разговариваем!

– Послушай, нет смысла обсуждать это по телефону. – Он помолчал. – Это немного сложно.

Сложно! Господи, она уже видела, как весь ее мир рушится.

– Куда мне за тобой заехать?

Голос ее звучал подавленно:

– К моргу Патерсона.

Он рассмеялся.

– К моргу Патерсона?

– Именно это я и сказала.

– Ладно, только постарайся пока не умереть. Ты нужна нам живой, а не мертвой.

В ее сердце зародилась надежда. Следовало ли понимать его слова как знак того, что она все же нужна им? Она умирала от желания задать этот вопрос, но вместо этого промямлила:

– Я там живу.

– Хорошо. – В его голосе не было удивления. – Я заеду за тобой в половине седьмого.

И с этими словами он повесил трубку.

– Новое платье? – спросила Инга за ужином. – Ну что же, ja, думаю, мы можем себе это позволить. Почему нет? Не каждый день мою актрису приглашают домой к студийному Монголу.

– Моголу, – беззлобно поправила ее Тамара. Инга сама просила, чтобы ее поправляли всякий раз, как она употребляла неправильные английские слова. – Монгол – это житель Монголии.

Инга беззаботно махнула ложкой.

– Могол, Монгол – какая разница. Завтра отправимся в Гудвил.

У Тамары вытянулось лицо.

– Инга, мне не хотелось бы показаться неблагодарной, – умоляюще проговорила она. – Но нельзя ли мне купить что-нибудь новое? Один только раз?

Замолчав, Инга задумчиво смотрела на свою бульонную чашку, где в желтом от жира курином бульоне плавала одна большая белая клецка. Потом выдавила из себя улыбку.

– Почему бы и нет? Мы подыщем тебе какое-нибудь милое платье для твоего Монгола.

У Тамары загорелись глаза.

– Это должно быть что-то интеллигентное, – медленно проговорила она.

– Интеллигентное? – переспросила Инга. Она подозрительно моргнула. – Как это платье может быть интеллигентным? Оно что, умеет думать, а?

– Это просто такое выражение. Оно означает шикарное, элегантное, классное.

Инга покачала головой.

– Глассная одежда. Интеллигентная. Что они еще придумают?

Тамара пропустила мимо ушей «глассную» одежду. Она думала лишь о своем новом платье и о нитке жемчуга, которая будет мерцать на ее шее. Ей нравился этот жемчуг, и она надевала его при каждом подходящем случае. Конечно, он был всего лишь подделкой, купленной у Вулворта, но какое это имело значение? Важно было лишь то, что она положила на него глаз, после того как увидела фотографию Констанции Беннетт в жемчужном ожерелье. Это все решило. И, надевая купленный у Вулворта жемчуг, она чувствовала себя совсем как Констанция Беннетт.

На следующий день в половине третьего они вошли в салон одежды «Дороти». Инга в своем безвкусном, бесформенном сером пальто, тяжелых прочных коричневых туфлях, с большой потрепанной сумкой в руках и в бесформенной черной шляпке, которую она надевала всякий раз, когда выходила из дома, казалась здесь неуместной и выглядела старше своих тридцати семи лет. Тамара высоко подняла свою красивую голову, не позволяя элегантной обстановке магазина запугать себя – магазина, на который она прежде могла лишь с тоской взирать издали. «Дороти»! – восторженно думала она, вслушиваясь в его приглушенную, почти священную тишину. Какая невероятная роскошь! – Она изумленно оглядывалась по сторонам. – Бог мой, пол покрыт плюшевым ковром!»

– Ох, Инга! Разве тут не восхитительно? – выдохнула она, танцующей походкой проходя по проходу и касаясь кончиками пальцев роскошных платьев, висящих на вешалках по обе стороны от нее. – Умереть можно!

Хотя, по мнению Инги, одежда тут и не стоила того, чтобы ради нее умирать, она вынуждена была признать, что все действительно очень красиво.

К ним подошла аристократического вида продавщица в прекрасно сшитом сером платье и с безукоризненно уложенными серебряными волосами; лишь на мгновение по ее лицу скользнуло выражение неодобрения по поводу поношенного наряда Инги, которое тут же сменилось непроницаемой профессиональной маской.

– Что желаете, мадам? – спросила она с едва заметным презрением.

Инга покачала головой и робко опустила глаза.

– Это не я, благодарю вас. – Взяв Тамару за плечи, она нежно подтолкнула ее вперед и гордо проговорила: – Это она. Ей нужно глассное платье.

Продавщица удивленно подняла брови.

– Глассное платье?

– Она хотела сказать «элегантное», – объяснила Тамара.

Инга кивнула головой и доверительно понизила голос:

– Ее пригласили на обед к Моголу в Беверли-Хиллз! Я хочу, чтобы она была хорошо одета, не хуже других.

– Мы, в нашем салоне, гордимся тем, что помогаем нашим покупателям выглядеть наилучшим образом, – фыркнула продавщица. – В число наших клиентов входят лучшие люди города. А что именно вы бы хотели?

Инга беспомощно пожала плечами.

– Тамара, она знает. Она читает все журналы. Продавщица оглядела Тамару, прикидывая ее размеры.

– Это должен быть официальный наряд?

– Я… я не знаю, мэм.

– Понятно. – Продавщица задумчиво сжала губы. – Тогда я посоветовала бы вам не слишком длинное платье. У вас прекрасная фигура и очень красивые ноги. Нет нужды скрывать их. Вы также сможете носить его и как обычное, и как выходное платье.

– Звучит заманчиво, – кивая, согласилась Инга.

– А на какую сумму вы рассчитываете? Инга замерла.

– Десять долларов? – предложила она сумму, казавшуюся ей астрономической.

– Понятно. – Продавщица вздохнула. – Боюсь, это ограничивает наш выбор. Однако у нас есть несколько довольно неплохих вещей, оставшихся с прошлого года. Я бы особо порекомендовала одно платье, которое должно прекрасно подойти молодой леди. Пойду принесу, чтобы она смогла его примерить.

– Оно должно быть приличным, – предупредила ее Инга. – Я хочу, чтобы она выглядела как настоящая леди.

– Разумеется, – ответила продавщица, – так и будет. – И она вышла из торгового зала.

При виде платья, которое она принесла, у Тамары с губ сорвалась жаркая молитва, чтобы оно ей подошло. И оно подошло. Стоя перед трехстворчатым зеркалом и поворачиваясь во все стороны, чтобы лучше рассмотреть себя, Тамара не верила своим глазам. Это было туго обтягивающее тело узкое платье, начинающееся от подмышек и доходящее до середины икры, сшитое из атласа цвета спелой малины, с широкими черными бархатными бретелями, образующими петлю вокруг шеи. Его можно было надевать на официальные выходы с подобранным в тон огромным экстравагантным атласным бантом, приколотым внизу с одной стороны, или без него – для менее торжественных случаев. Ее лицо порозовело от предвкушения покупки. Тамара знала, что то, как она выглядит, можно выразить одним словом: сногсшибательно.

Она была очарована, околдована, влюблена в это платье.

Даже Инга понимала, что оно ласкает глаз, и одобрительно кивнула головой.

– Ja, хорошее платье. Сколько оно стоит?

– Это очень красивое платье. – Продавщица принялась щедро расхваливать его. – Штучная работа, а не массовая продукция. Вначале оно было оценено в двадцать четыре доллара.

– Так дорого! – Инга была в ужасе.

– Оно было уценено до двенадцати.

– Двенадцать долларов, – пробормотала Инга, кривя губы.

У Тамары упало сердце. Она слишком хорошо знала это выражение на лице Инги; не менее хорошо знала и то, как надолго Инга могла растянуть эти драгоценные двенадцать долларов.