«Вот чего я и боюсь, — мрачно подумал Дюмарест. — Она хочет ворваться в мой разум, вычерпать из него все, что ей нужно, и выбросить все остальное. Но насколько осторожной будет она? Не навредит ли это вмешательство моему сознанию? Какой ей смысл оставлять меня в здравом уме? Нет, — решил он. — Должен быть и другой путь с Игрушки».

Те же стражники, которые провели Дюмареста к матери Джоселин, проводили его на улицу. Он прошел по коридорам с дверями, откуда доносились слабые звуки человеческих голосов: стоны, крики, смех, тихое хныканье и другие, меньше похожие на человеческие. Клиенты запирались в созданных искусственным путем мирах, платя за удовольствие или боль, пережитые когда-то другими людьми. Воры чувств.

Секретарша посмотрела на него, когда он вошел в вестибюль, окинула его холодным отстраненным взглядом. Он прошагал по изгибу коридора к двери, к холодному воздуху улицы.

Там его поджидали стражники.

Строгое лицо Рестерна смотрело с экрана.

— Леон. Ты слышал новость?

Обычно скрупулезно придерживающийся этикета Рестерн не обратился к нему как положено, и это выдавало его волнение. Леон откинулся на спинку стула и посмотрел на экран.

— Нет, — ответил он. — Я еще не слышал ничего интересного. Я пробыл на заводе все утро, — объяснил он. — Чуть ли не с самого рассвета. А в чем дело?

— Мулво мертв. Шим заехал к нему и обнаружил его труп.

Леон помрачнел.

— То есть? Где же он был? И где были слуги?

— Ушли, — отрывисто заговорил Рестерн. — Его личного камердинера нашли в ванной с перерезанным горлом. А наложницу застрелили из лазера. Остальные исчезли. Мы найдем их, — добавил он после паузы. — Но все и так ясно. Камердинер сошел с ума, возможно от ревности. Он застрелил девушку и Мулво, а потом покончил с собой.

— После того, как запугал остальных слуг, из-за чего они и сбежали. — Леон задумался с хмурым видом на лице. — Сколько там было человек? Насколько я помню, у Мулво было не слишком много слуг в городском доме.

— Да, с того времени, как умерла его жена. А его единственный сын живет в поместье. Шим заехал к нему, чтобы поделиться сей печальной новостью. Как я думаю, у него было только четверо или пятеро слуг. Ну шесть, самое большее. И еще пропал его пилот, — добавил Рестерн. — Вместе с плотом.

— Разумеется, — бесстрастно произнес Леон. — Тот, кто сделал такое, не хотел оставлять свидетелей.

— Неужели ты думаешь, что в действительности все произошло по-другому?

— А ты? — Леон посмотрел прямо в глаза Рестерна. — Кто занимается этим делом? Командор Гирн из городской стражи?

Рестерн кивнул.

— Тогда мы знаем, какой будет вердикт. А пропавших слуг никогда и не найдут. Мулво убил его камердинер, перерезавший затем себе горло, вероятно позабыв про имевшийся у него лазер. А перед этим он каким-то образом застращал остальных слуг, и те сбежали на плоту — полетели к морю и где-то там утонули. — Леон принялся барабанить пальцами по столу. — Грубо, — процедил он, — слишком грубо. Неужели он думает, что мы полные идиоты?

— Грошен?

— А кто еще? — Леон продолжал барабанить по столу, думая, что можно рассказать собеседнику. В конце концов решил вообще ничего не говорить. Когда среди заговорщиков затаился предатель, никакие меры предосторожности не покажутся лишними. Но ему было ясно, как все произошло и почему.

«Предупреждение, — мрачно подумал он. — Человек, предложивший вооруженное восстание, теперь мертв. Кто следующий?»

— Послушай, — рассудительно сказал он встревоженному Рестерну на экране. — Поскольку мы ничего не можем сделать, то ничего и не будем предпринимать. Лишь выразим обычные в таких случаях соболезнования. Тебе известно, как его сын хочет поступить с телом? Кремировать? Превратить в Фигуру? Ну конечно, ты еще не знаешь об этом, — пробормотал он. — Ассоциация должна помочь с похоронами. — Он покачал головой. — Очень жаль. Мулво был отличным парнем.

Рестерн прочистил горло.

— Возможно, — осторожно произнес он, — нам не стоит особо тут засвечиваться.

— Нет! — воскликнул Леон. — Он ведь был с нами, — объяснил он. — Мы слишком много общались друг с другом. Он был другом тебе, мне, остальным. Отрицать это теперь означает признать, что мы знали, что он был врагом Властителю Игрушки. — После паузы он тихо продолжил: — Поступить так означает стать похожими на поджавших хвосты псов. А я, Акционер Рестерн, — не пугливая собака.

— Прошу прощения, если мои слова оскорбили тебя, Акционер Херл.

— Я принимаю твои извинения.

«Ритуал, — поморщился Леон. — Но от него есть толк — по крайней мере, ты видишь все в реальном свете. Но я не должен особенно обвинять его. У меня и так преимущество — я догадывался о возможности подобного. Так что для меня это не явилось большим сюрпризом, как для него. Для него и остальных, — поправился он. — Следующее собрание заговорщиков окажется последним. Из запуганных людей выходят неважные заговорщики, и смерть Мулво, несомненно, прибавит им причин для страха. Если только?..»

— У меня есть еще дела, — сказал он. — Возможно, мне понадобится срочно связаться с тобой. Ты будешь дома?

Рестерн покачал головой.

— Нет, — ответил он. — Но твой совет хорош. Я буду работать, как обычно. В противном случае, — угрюмо добавил он, — я попаду под подозрение, и меня вызовут на допрос.

«Вполне вероятно. Властитель Игрушки не относится к числу тех, кто успокаивается, начав охоту», — подумал Леон, отключаясь.

Потом он попросил подогнать к двери плот. Забравшись в кабину, он откинулся на мягкое сиденье и резко выкрикнул приказ пилоту:

— В Библиотеку.

— Хорошо, Акционер.

Леон расслабился, когда плот поднялся высоко в небо. С одной стороны он мог видеть город, широкие улицы и прекрасные здания, огромные и стройные, роскошный летательный аппарат, посадочное поле и склады, кучкой расположенные с одной стороны от него. А может, напомнил он себе, именно оттуда все и началось. Теперь же на открытых пространствах окраин, омрачая первоначальный план застройки города, ютились ужасные лачуги.

Тем не менее это был чудесный план. Директор Грейл действительно подарил этот мир своему сынишке для игр, а мальчик любил красоту, и его направляли взрослые. Направляли, но не мешали. Он изо всех сил старался построить утопию.

«И ему это почти удалось, — подумал Леон. — По крайней мере, в первые сто лет, для первых поколений поселенцев, прежде чем раса не утратила свою чистоту, и население не разделилось на тех, кто имеет акции, и тех, кто не имеет. — Леон вспомнил о Фигурах у себя дома в родном дворце: тела его предков, обработанные так, чтобы не портиться от разложения, и расставленные в сидячем положении за длинным столом в Зале Памяти. — Они жили в доброе старое время строительства, волнующую пору стремительного роста. Они умерли мирно от старости либо в честном бою, вряд ли кто-нибудь из них ощутил смертоносное прикосновение наемного убийцы. Что они подумали о развивающемся безумии нынешнего Властителя Игрушки?»

— Библиотека, Акционер. — Голос пилота оборвал воспоминания Леона. Пилот направил плот в центр широкого круга. — К главному входу, Акционер?

— Нет. — Там будет слишком много людей — тех, кто желает воспользоваться услугами компьютера для переговоров с агентами, действующими по поручению клиентов, находящихся отсюда на расстоянии многих световых лет. — Ко входу техников, — решил он.

«И если это окажется не по душе Вохмису, будет очень жаль».

Проклиная в душе необходимость выполнения обычных формальностей и пытаясь совладать со своим нетерпением, Леон наблюдал, как техник проверяет его личность.

«Словно какой-то жрец, — хмурился он. — Блюститель одной из древних религий. Храмовый служитель, ревностно выполняющий свои обязанности, автоматически настроенный против любого, кто не придерживается его культа. А обслуживание Библиотеки и является таким культом, узким кругом тех, кто может работать с машиной и поддерживать ее в рабочем состоянии. Ты не можешь обвинять их, — сказал самому себе Леон. — Они работают на общее благо, благо всех постоянных жителей Игрушки».