— Не слабо у них тут, — удивленно сказал Колька.

Берл скользнул по нему странным взглядом.

— Что?.. — еще больше удивился Колька. — Что-то не так?

Берл уже открыл было рот, чтобы ответить, но тут зазвонил телефон.

— Братан?

Это был Гамаль.

— Да, — коротко ответил Берл. — Слушаю.

— Не сердись, — сказал Гамаль. — У нас есть пословица: если твой конь говорит тебе «нет», то одно из двух — либо ты просишь что-то не то, либо ты просишь как-то не так.

Берл молча ждал продолжения. Гамаль вздохнул.

— Того, кто тебе нужен, зовут Чико. Это кличка, а настоящее имя — Дрор Наим. Найдешь его в Хайфе, на Адаре. Ресторанчик-стейкия под названием «Муса»… — он перевел дыхание. — Берл?

— Да?

— Я тебе ничего этого не говорил. И другу своему тоже объясни.

— Хорошо, — Берл покрутил головой и улыбнулся. — А за друга не беспокойся — он все равно ни бум-бум, ни на арабском, ни на иврите… Гамаль?

— Да?

— У нас тоже есть пословица: настоящий конь никогда не говорит «нет». Знаешь почему?

— Почему?

— Не лошадиное это дело — разговаривать.

Гамаль рассмеялся.

— Приезжай как-нибудь. Не по делу, один.

— Спасибо, брат. Приеду.

Берл отсоединился и глубоко вздохнул.

— Что такое? — спросил Колька. — Кто это был?

— Да так… — весело ответил Берл. — Один дурной конь, который хотел стать верблюдом… Ты в Хайфе когда-нибудь бывал?

Колька хмыкнул и отвернулся к окну. Оранжевая пробка снаружи рассосалась, и теперь солнце вхолостую жгло пустынное шоссе, пыльные придорожные кактусы и растрепанную тракторами желто-зеленую равнину северного Негева.

Дышать на Адаре — узенькой полоске города между раскаленным морем и круто убегающей вверх стеной Кармельского хребта — было решительно нечем. Автомобильные пробки, трубы близкого нефтеперегонного завода, склады торгового порта и рынок совместными усилиями вырабатывали такую тошнотворную смесь выхлопных газов, дыма и гнилостных миазмов, что нормальные человеческие легкие наотрез отказывались выискивать в ней кислород. Едва заметный бриз с моря не только не приносил облегчения, но, наоборот, удерживал ядовитое облако на месте, прижимая его к Кармелю и не позволяя ни рассеяться над волнами, ни вскарабкаться вверх, туда, где виднелись небоскребы и виллы Верхней Хайфы. Выйдя из машины, Колька потянул воздух, да так и остался с разинутым ртом.

— Держись Коля, — сочувственно сказал Берл. — Я тебе легких путей не обещал. Здешние-то уже привыкли, а вот приезжему человеку, да еще и по первости… Ты закури, легче станет.

Они прошли по узкой улочке, зажатой между обшарпанными закопченными домами. На углу в теньке сидел на стуле пожилой пузатый мужик в майке и обмахивался соломенной шляпой. Рядом с ним прямо на тротуаре стоял стаканчик с черной кофейной жижей и овальными разводами на серых пенопластовых боках.

— «Муса»?.. — он махнул шляпой за спину. — Это туда. Прямо и налево, еще раз налево, а там увидите… Жарко, а?

— Фу-у-у… — вздохнул Берл.

Пузан сделал кругообразное движение, которое охватило сразу все: и море, и дома, и Кармель, и тень, и обезумевшее солнце в зените. Затем он водрузил шляпу на лысину и, высвободив таким образом обе руки, развел их в стороны широким извиняющимся жестом:

— Лето…

Прямо, налево, еще раз налево… Зной вскипал в лабиринте переулков, как огненный металл в плавильной форме. Стейкия «Муса» оказалась небольшим заведением, зажатым между газетно-лотерейным киоском и кустарной мастерской по изготовлению ключей. Несколько столиков стояли прямо на тротуаре, защищенные от солнца потрескавшимся пластиковым навесом. Внутреннее пространство ресторанчика длинным чулком уходило вглубь, в полумрак. Слева за стойкой дымил мангал, встроенный в закопченную стену. На прилавке и на витрине теснились судки и миски с салатами, соленостями, зеленью и приправами.

Посетителей было на удивление много. Повидимому, на аппетит обитателей Адара не влияла даже такая удушающая жара. За стойкой орудовал высокий тощий парень, с цирковой ловкостью жонглируя коричневыми кругляшами фалафелей. Маленьким кривым ножом он надреза?л питу и, держа ее на отлете, как раскрытую варежку, принимался ритмично постукивать щипцами по длинному деревянному подносу с фалафелями. Подчиняясь его неуловимым движения, шарики весело подпрыгивали вверх — по два, по три, по четыре — все выше и выше, под самый потолок, пока артист не решал, что на этот раз хватит и не направлял их воробьиную стаю прямиком в широко раззявленный рот питы.

Люди в очереди и за столиками разражалась одобрительными возгласами, а парень быстро добавлял в питу чипсы, хумус, горячий грибной соус и преподносил ее очередному клиенту, который немедленно приступал к догрузке многочисленных приправ и салатов в и без того перегруженную «варежку». Процесс этот сопровождался раздумьями и тщательным тестированием на вкус и завершался только тогда, когда загребущие руки клиента уже не в состоянии были впихнуть в раздувшуюся питу ни крошки из того, что еще вожделели завидущие глаза.

Окончательно убедившись в этом непреложном факте, клиент с удовлетворением осматривал получившийся конечный продукт, сочащийся тхиной из прорванного бока, украшенный пышной шапкой красной капусты и робко выглядывающей из-под нее горячей чипсинкой, густо подкрашенной кетчупом с неизвестно как примкнувшим ко всему этому великолепию кедровым орешком — и лишь затем, причмокнув, глубоко вздохнув и зажмурившись, дабы максимально сократить лицевые мышцы, широко-широко распахивал рот, в безнадежно-оптимистической попытке объять необъятное.

Но необъятное, понятное дело, не обнималось, а наоборот, привольной волной вываливалось из питы на грудь, на штаны, на стол, на пол и куда только нет… ну и черт с ним — подумаешь… что надо — выстираем, что надо — подметем… зато вкусно-то как, Господи!.. Господи, как вкусно!..

Берл толкнул Кольку в бок:

— Что будешь, бижу? Стейк?.. шашлык?..

Колька сглотнул слюну и помотал головой.

— Нет. Возьми мне вот этого… — он кивнул на фалафели.

— На экзотику потянуло? — засмеялся Берл.

Несмотря на сопутствующее представление, очередь двигалась быстро. Выслушав Берлов заказ, парень кинул стейк на решетку мангала, присыпал его перцем и застучал щипцами над фалафелем для Кольки.

— Слышь, бижу, — небрежно сказал Берл. — Где тут Чико принимает?

Щипцы сбились с ритма в дрогнувшей жонглерской руке, коричневый шарик ударился в жирный от копоти потолок и плюхнулся в миску с майонезом. Изумленные посетители прекратили жевать и общий вздох пронесся по ресторанчику.

— Чтоб я сдох! — с досадой воскликнул парень.

Затем он швырнул щипцы на прилавок, воздел обе руки вверх и раздраженно продолжил нараспев: — Чтоб я так жил!

Берл пожал плечами, несколько сбитый с толку противоречивостью обоих заявлений.

— Извини, би… — начал он, но парень перебил его. — Извини, извини… плевал я на ваши извинения! Совсем достали с вашими сраными выборами! Тут стейкия, а не избирательный участок, понял? Стей-ки-я! Понял?!.

— Зря ты так кипятишься, бижу, — примирительно сказал Берл. — Здесь и без того жарко. Не хочешь — не говори… уже и спросить нельзя…

— Са?сон! Эй, Сасон! — из дымной глубины зала, распахивая руки словно для объятия, подходил коренастый дядька средних лет в шортах и красной выцветшей футболке. С футболки лукаво, по-ленински прищурившись, взирал в полное борьбы светлое будущее прославленный команданте Че Гевара.

— Ну что ты кричишь на человека? Что такое произошло?.. Война?.. Землетрясение?.. — он повернулся к Берлу. — Не бери в голову, братишка. Сасон сегодня нервный с утра. А на нервного марокканца не обижаются. От нервного марокканца убегают. Правда, Сасон, каппа?ра?

— Погоди, погоди… — гортанно пропел Сасон, подбирая щипцы и без каких-либо хитростей набрасывая фалафели в питу. — Мы вам еще покажем, откуда окунь ссыт… судью купили, пидоры… только с пенальти и можете… — он снова швырнул щипцы и заорал на весь зал. — А пенальти-то не было! Не было!