Теперь у меня тела нет, понимаете? Я бесплотен! Я, выходит, призрак, шляющийся по призрачному городу в компании друзей призраков и охотясь за призраками. Хотя, стоп. Антон-то как раз самый настоящий призрак. В моем мире он умер, а здесь проживает. Аслан Анатольевич, скорее всего, не блокировал Антона, а тому и не нужно возвращаться. Пока не придет время.

Получается, блок для нас и для Слонов. Они теперь не смогут войти в Город, а те, кто здесь — не смогут выйти. Далее по логике — можно делать в Городе все, что хочешь, без оглядки…

Мои мысли прерывают неожиданно выскочившие наперерез Кхану и Азелону Слоны в камуфляжной форме. Кхан отскочил на дорогу, Азелон вообще застыл с открытым ртом.

— Кто такие? — Рявкнул первый из трех Слонов, вскидывая пистолет.

Все произошло стремительно. Я не успел заметить движения Шайтана, запоздало громыхнули звуки выстрелов — и все три офицера уже валяются на земле с раскинутыми руками и аккуратными дырочками прямо между глаз.

— Однако, — выдыхаю, — тренировка…

Шайтан направляется к телам и, нагнувшись, быстро их обыскивает.

— Может, переоденемся? — предлагает Кхан.

— Я в потную гадость переодеваться не буду. — Тут же бормочет Азелон.

— Вас никто и не просит, — холодно говорит Шайтан, выпрямляется.

Я подхожу ближе и смотрю на мертвых офицеров.

И чем больше смотрю — тем сильнее разгорается в глубине души страх.

Мертвые тела не исчезали. По всем законам Города они должны исчезнуть… разум должен вернуться в телесную оболочку… но вот же они лежат, мертвые… и я вижу кровь, растекающуюся по асфальту и стараюсь не думать о том, где же находиться сознание этих мертвых людей. Не в их теле — это точно. Тогда где? В какие серые дали улетели мысли, образы, воспоминания офицеров? И вернуться ли обратно?

Сглатываю, а в горле пересохло. Страшно, что и говорить. А если бы не Шайтан их, а они нас? Где бы я очутился в следующий момент?

— Смотрите, — говорит Кхан, — вон там, в небе.

С трудом оторвав взгляд от мертвецов, задираю голову.

Ага, что-то новенькое. Кажется, снова дело рук Аслана нашего Анатольевича: черное небо уже не такое непроглядное как раньше. Теперь его пронзает несколько ярких лучей света. Сначала лучи расчерчивают по земле замысловатые зигзаги, потом скрещиваются и застывают над крышей большого многоэтажного дома километрах в двух от нас.

Мне кажется, я знаю, на что указывают лучи.

— Слушайте, это лучший поисковый прибор, который я когда-либо видел, — говорю, — а не мог он раньше такое сотворить?

— Возможности хозяина тоже не безграничны, — отвечает Шайтан.

— Зато мы здесь всесильны, — говорю, — предлагаю до дома долететь. А?

Когда Говорухин открыл глаза, он уже знал, что будет делать дальше.

Вообще-то, он не был без сознания, он ушел в другой мир, ушел, как бы точнее выразиться… в темноту! Наглотался ею по самое «нехочу» и отчалил.

А что в темноте? Темнота! Звуки какие-то, шорохи, шипел кто-то (или что-то) словно забывший выключиться автомат для доставки кофе, шарканье тапочек, тиканье часов, далекий пронзительный гул церковных колоколов.

Давненько Говорухин не бывал в церкви. Да и поздно уже, наверное, не пустят…

Он открыл глаза и увидел перед собой Красика и Строганова. В Нише. Снова в Нише. Он потерял сознание, но остался здесь. Темнота не пустила. Темнота, если припомнить, приказала остаться здесь.

«Мы им всем покажем, — сказала Темнота, — убьем двоих уродов и всех, кого встретим на пути».

И Говорухин вторил ей с какой-то идиотской радостью в груди, словно не убивать собрался, а пойти в парк, где можно вдоволь накататься на каруселях, поесть попкорна и попить холодной минералки.

— Ты в порядке? — спросил Красик, едва увидев, что Говорухин открыл глаза.

— Мы…

— Что?

— Ничего, — прохрипел Говорухин, — темнота. Откуда?

— Если б кто-нибудь знал, — пожал плечами Строганов, — в Нише как будто ночь наступила.

— Идиот, ты когда-нибудь здесь ночь видел?

— Ну… все может быть, — Строганов нервно хихикнул. Было видно, что ему здесь очень неуютно и он бы с радостью вернулся обратно, в дачный домик Афимина.

«А не вернешься, дружок, — подумал Говорухин радостно, — никто не вернется, потому что Темнота не выпустит. Никого».

«И даже нас?» — спросил кто-то в уголке сознания.

«Нас выпустит. Когда убьем уродов» — Кажется, я слегка запутался, — Говорухин поднялся.

Вокруг царила непривычная для Ниши серость. Видимость — около десяти метров, дальше — ни фига подобного. Говорухин посмотрел наверх и с легким удивлением обнаружил в небе звезды. Настоящие звезды виртуального пространства… занятно.

А вот дальше выходило еще занятнее. Неподалеку небо рассекали перекрестные белые лучи света, похожие на длинные школьные указки. И упирались в крышу многоэтажного дома в соседнем, надо полагать, районе.

«Свет виден лишь ночью, — сказала Темнота в его голове, — стало темно, и ты увидел Путь, который невозможно различить днем».

— Что нам делать? — прошептал Говорухин, не замечая Красика, удивленно поднявшего брови.

«Пойдем», — коротко бросила Темнота.

— Пойдем, — повторил Говорухин, и опустил голову, разыскивая свои темные очки.

Они валялись рядом, на асфальте. Он поднял их и нацепил на нос, не обращая внимания на то, что видимость за темными стеклами сократилась вдвое.

— Карась, дружище, ну-ка определи навскидку, сколько нам ехать до того дома?

— Минут пять, — не задумываясь, отчеканил Красик, — если на автомобиле, и ты больше не будешь выкидывать никаких фокусов.

— Никаких, — кивнул Говорухин, — запутались мы совсем, Красик. Запутались.

Когда яркие лучи разорвали небо, Цет перестал улыбаться и хихикать.

— Выследил, — процедил он, присаживаясь около Антона, — пока мы, братишка, не всесильны, и Ловец пользуется этим. Вот, лучи наслал, чтобы его прихвостни в Городе знали, куда идти.

— Они двигаются в нашу сторону, — сказал Антон. Он лежал на теплом, еще не остывшем, бетоне и, скрестив пальцы рук, рассматривал приближающиеся силуэты.

Видно было, что к многоэтажному дому направляются не только посланные Ловцом люди. От площади тянулись на свет, словно мотыльки, заплутавшие Слоны, чуть в стороне можно было разглядеть автомобили, неровной вереницей растянувшиеся от самого горизонта.

Каким-то волшебным образом Ниша, названная Городом Одиноких, вдруг ожила. То не было никого — то сотни людей повылезали изо всех щелей и направляются теперь в их сторону.

— Почему они не выходят из Ниши?

— Не могут, наверное, — пожал плечами Цет, опускаясь на колени возле Антона, — мало ли что Ловец может натворить. Он, братишка, на такие дела способен, о-го-го! Закачаешься, я бы сказал.

— А мы? Мы способны?

— Пока нет. На стороне богов только один человек. Это ты, Антоша. Когда верующих станет больше, сил у богов тоже станет больше, и они смогут нанести ответный удар. Но пока мы вынуждены скрываться и тянуть время. Но осталось немного. Я чувствую приближение. Хранители всегда чувствуют приближение. Совсем скоро мы с тобой, братишка, пройдем огненным мечом сквозь серую человеческую массу! Возьмем всех! Повернем людишек твоего мира лицом к солнцу! А кто не захочет, того повернем насильно, потому что люди, что стадо баранов не знают и не хотят знать, что для них хорошо! И все они нам, братишка, потом еще спасибо скажут! И в колени падать будут, и ковер из лепестков роз… и дворцы и храмы по всему миру… и апостолы с богами в душе… и крест, быть может, в отдаленном будущем, чтоб навсегда! Чтоб в памяти людей на тысячелетия!!

Цет захлебнулся восторгом, воздел руки к небу. Ветер сорвал с его головы смешную шляпу-котелок и, поигравши, сбросил вниз с крыши.

— Какая-то машина подъехала, — сказал Антон, поглядывая вниз, — люди выходят.

— Я чувствовал приближение, — прошептал Цет, закашлявшись, — Хранители всегда чувствуют, братишка…