- Поехали, Стае, - заявила Наталья и решительно, не боясь запачкать платье, уселась в "жигуль".
Таксист газанул вхолостую, рявкнул движком, напоминая о том, что времени у него - в обрез, торопился в парк, искра, вот-вот в землю уйдет, тормозная жидкость на исходе.
И тогда Стасик неуверенно сказал:
- Я не могу.
- Что не можешь? - спросила Наталья.
- Я не могу ее вести. Я боюсь.
- Вы только рулить будете. - В голосе Спичкина слышались нетерпеливые нотки: клиент ему сильно надоел.
- Я боюсь. Я в нее не сяду! - уже твердо заявил Стасик и пошел прочь, пешком, в сгущающийся сумрак, не оборачиваясь, - уже подсохший, но еще жалкий, в одних носках, поскольку туфли по-прежнему цепко держал в правой руке.
- Стае, куда ты? - крикнула из машины Наталья.
- Домой, - донеслось из тьмы.
- Эх, пропадай моя телега! - простонародно выразился инспектор Спичкин, сбегал к своей "тачке", запер ее и уселся за руль рядом с мамулей. Погоняй! - крикнул он таксисту.
Видно, проснулось в нем что-то давнее, деревенское, сермяжное, если протокольную милицейскую терминологию сменил он на стилизованную конно-извозчичью.
Через минуту они догнали споро шагающего Стасика, притормозили рядком, и Наталья жалобно попросила:
- Ну, Стае, ну, поедем... Видишь, товарищ милиционер за рулем. А ты назад сядешь. Или хочешь - в такси?
- Никогда! - сказал Стае. Голос его гремел, как и до аварии, уверенно, сочно и орфоэпически грамотно. - Никогда! Я не сяду в машину! Все! Кончено! Хочешь - назови меня трусом! Но молю тебя: езжай скорее! Я пойду пешком! Я хочу идти пешком! - выдал серию восклицаний и припустил, и припустил, прижимая драгоценные туфли к грязной рубахе.
- Вы завтра к врачу не забудьте, - озабоченно сказал Спичкин, внимательно следя за скоростными маневрами таксиста. - Мало ли что...
- Конечно, конечно, - закивала Наталья, но, немедля вспомнив о том, что друг-психоневролог Игорь греет пузо в городе Сочи, осторожненько поинтересовалась: - А у вас нет своих врачей? Специальных... - Тут она вспомнила читанное в многочисленных детективах и завершила: Судмедэкспертов...
- Есть, конечно, - охотно пояснил инспектор, - целый институт вон, имени товарища Сербского, знаменитого доктора. Но в случае с вашим супругом институт ни при чем.
- Это почему? - возмутилась Наталья, соображая, кого можно подключить, кому звякнуть, кому о себе напомнить, чтобы популярный судебный институт взялся за Стасика и быстро привел его в "статус кво".
- Нет состава преступления, - властно и неопровержимо подвел итог Валериан Валерианович. - Уголовный кодекс РСФСР не учитывает самопроизвольные падения в реку Яузу при отсутствии наличия преступных моментов. Обратитесь к районному врачу...
В.В.Спичкин довез разбитые "Жигули" до кооперативного небоскреба в Сокольниках, запарковал их на стоянку перед домом, галантно отдал честь и попрощался с Натальей.
- Всего вам наилучшего, - сказал он, и это были последние слова, произнесенные старшим лейтенантом в нашем повествовании. Больше он здесь не появится, поскольку дело свое сделал.
Прежде чем перейти к описанию последующих - наиудивительнейших! событий, автору хотелось бы обратить ваше внимание на такой незначительный, опять-таки арифметический факт. От момента выезда Стасика со двора (то есть с первых строк повести) до его красивого полета в реку на аппарате тяжелее воздуха прошло всего минут двадцать - двадцать пять. Каждый, кто ездил от Сокольников до известной автолюбителям бензоколонки, тут же подтвердит этот единственно возможный срок, даже учитывая время на заправку. А составление протокола, осмотр Стасика врачом "скорой помощи", его броуновские метания с импортными баретками вокруг места аварии, приезд крана с умельцами, их дипломатические переговоры с мамулей, подъем седана со дна речного и, наконец, перегон его к дому Политовых - все это заняло никак не менее четырех часов. Но если считать постранично, построчно, по тому, как все описано, то получится явный перекос в сторону ничтожных двадцати минут. Вот они - парадоксы литературы! Правы скептики, утверждающие ее оторванность от реалий бытия!..
А засим вернемся к Стасику.
Он явился домой минут через сорок после мамули - грязный, умученный, но на удивление тихий.
Наталья, изнервничавшаяся в ожидании, накрыла, как умела, стол, бутылку коньячка "Бисквит" из бара достала, думала - от нервов, а Ксюху заставила выдраить ванну, чтобы немного стерилизовать мужа и отца. Ксюха, тоже полная раскаяния, выдраила эмалевую емкость с остервенением, полбанки "Гигиены" для любимого папы не пожалела. А когда папа вошел в квартиру, можно сказать, босой, поскольку эластичные носочки не выдержали долгого контакта с московским асфальтом, то, ни секунды не промедлив, бросилась наполнять ванну, взбивать в ней бадусанную пену и полотенце принесла чистое, Стасикино любимое, белое с красным клоуном по имени Бозо: такая над клоуном надпись имелась, скорей всего - имя.
- Как ты добрался? - задала глупейший вопрос Наталья, забирая у мило улыбающегося мужа дорогие ему ботиночки и ставя их в угол прихожей.
Задала она вопрос и сама себя укорила: дура-баба, добровольно нарываешься на легкое хамство, считающееся в их доме тонкой иронией. В обычное время Стасик ответил бы так: "Пешком!" И интонация была бы соответствующей: мол, каков вопрос, таков ответ.
А сейчас он сказал непривычно тихим голосом:
- Спасибо, Наташенька, хорошо. Было тепло, и ветер тихий... Хорошо бы помыться! Можно?
- О чем ты спрашиваешь? - закудахтала Наталья, захлопала крыльями, начала расстегивать Стасику рубаху, стаскивать ее с могучих плеч. - Ксюха, как ванна?
- Готова! - Ксюха тоже удивлялась странному поведению папочки, но виду, гордая, не показывала. Стояла, прислонившись к стене, с независимым взглядом, но и - с легкой красочкой сочувствия на лице: глубоко в глазах, в чуть опущенных уголках губ... Папина дочка...
- Спасибо, Ксюшенька, спасибо, родная, - нежно повторял Стасик, вылезая из джинсов, снятых с него Натальей, перешагивая через штанины и идя в ванную комнату. - Спасибо, мои дорогие, за все, спасибо за то, что вы у меня есть...