Юдзо Ямамото
О-Кичи – чужеземка
ТАУНСЕНД ХАРРИС – американский консул.
ГЕНРИ ХЫОСКЕН – его переводчик и личный секретарь, голландец.
ЭЙНОСКЭ МОРИЯМА – переводчик.
ИНОУЭ, ХАКАМУРА, – губернаторы Симоды.
МИОСАБУРО ВАКАНА, ТАДАСИРО МАЦУМУРА, САНДЗИРО ИСА – члены городского магистрата.
ГЭННОДЗЁ САЙТО – сыщик, впоследствии – важный чиновник министерства внутренних дел.
СТАРИК – хозяин харчевни на пристани.
ЦУРУМАЦУ – плотник на судостроительной верфи.
А-ЛО – слуга в консульстве, китаец.
СТРАЖНИК-САМУРАЙ.
О-КИЧИ – жительница Симоды, гейша.
О-МОТО – ее старшая сестра.
СЛУЖАНКА В ДОМЕ О-КИЧИ.
ХОЗЯЙКА ЧАЙНОГО ДОМА «ИСЭДЗЭН».
О-ФУКУ. – содержанка Хьюскена, впоследствии – замужем за хозяином лодочной станции.
О-СИМО – купеческая жена.
О-САЙ – дочь Мандзоина.
О-СЭН – приемная дочь О-Кичи.
МЕСТНЫЕ ДЕЯТЕЛИ.
ТАКАГИ КАМЭКИЧИ.
ДЭНДЗАЕУРО – возлюбленный О-Сэн.
ЛОДОЧНИК.
СЛУГИ, ПРОХОЖИЕ, ГЕЙШИ.
Время действия: поздняя весна Четвертого года Ансэй (1857) – начало 70-х годов XIX в.
Действие первое
На сцене темно.
В темноте кто-то наигрывает на сямисэне мелодию «Синнай».
Женский голос поет песню.
Внезапно раздается отдаленный орудийный залп. Один, другой, третий… Пальба нарастает, заглушая и песню и звуки струн. В темноте торопливо пробегают носильщики паланкинов, криками прокладывая себе дорогу, как это делалось в старину.
Под грохот орудий высоко в воздухе возникает звездно-полосатый флаг. Звучит американский гимн.
Раздаются тринадцать залпов.
Канонада смолкает, флаг исчезает. Сцена освещается.
Картина первая
Вестибюль перед кабинетом губернатора Симоды. Раздвижные двери, ведущие в кабинет, закрыты, но сквозь них доносится громкий, возбужденный голос, что-то кричащий по-английски.
Двери резко распахиваются и появляется Таунсенд Харри с, пожилой седой человек, генеральный консул Соединенных Штатов Америки. Он что-то кричит. Следом за ним, крайне взволнованный, выбегает Эйноскэ Морияма, переводчик.
Выходят губернаторы Симоды – Иноуэ u Накамура – и члены магистрата. Миосабуро Бакана пытается остановить Тадасиро Мацумуру: mom уже схватился за рукоять своего меча, готовый напасть на Харриса.
Стараясь держаться подальше от Мацумуры, выходит Генри Хьюскен, переводчик и секретарь.
Харрис. Lies! Lies! Nothing but lies from beginning to end! With a pack of rascals such as this, how can I continue negotiations? I have finished with you. There is only one thing to be done![1]
Морияма (робко, умоляюще). Wacht, wacht, uwe EХelletie Consul-General![2]
Харрис (не обращая внимания на Морияму, внезапно замечает, что Мацумура держится за меч; устремляет на него свирепый взгляд). So you would kill me, would you? Very well, kill away! Of course you are all aware of the consequences?[3]
Члены магистрата не понимают ни слова из того, что говорит Харрис, но пытаются остановить Мацумуру. Он неохотно подчиняется.
Морияма (запинаясь и утирая пот со лба, неуверенно говорит по-голландски). EХcellentie! Wilt gij naar de stoel werder terugkommen, en de conferentie duren![4]
Хьюскен (переводит слова Морияма Харрису). The interpreter says: EХcellency, be so good as to return and continue the conference![5]
Харрис. No, why should I return? How can I negotiate with people like this, liars from habit, born liars as they are? What hope of success is there? No! Let the guns speak: then perhaps we shall have an answer. Come, Mr. Heusken, we will return to our quarters![6]
Харрис пинком отбрасывает подушку для сидения и уходит. Хьюскен хочет последовать за ним, но Вакана поспешно останавливает его.
Вакана. Мистер Хьюскен! Прошу вас, погодите минутку! Хьюскен. У вас есть ко мне дело?
Вакана. Объясните, ради всего святого, что именно привело консула в такую ярость?
Хьюскен. Вам это отлично известно. Вместо того чтобызадавать эти вопросы мне, лучше честно спросите самих себя!
Вакана, Не говорите так! Мы ничего не понимаем!
Хьюскен. Сколько бы я ни объяснял, но если у вас нет… Морияма-сан, как по-японски «искренность»?
Морияма. Сейчас, минутку… Может быть, «вакай» или «сэйи»?
Хьюскен. Вот-вот… Без этой самой «сэйи» – без искренности – все мои объяснения бесполезны.
Вакана. Но мы совершенно чистосердечно…
Хьюскен. Неправда! Неправда! Именно это только что сказал Генеральный консул! Откровенно: все, что вы сейчас говорили – сплошная ложь! Сегодня у вас – одно, завтра – другое. А если так, то, сколько бы мы ни совещались, нам не удастся договориться. Вполне естественно, что Генеральный консул в конце концов потерял терпение!
Мацумура (с гневом). Естественно?! По-вашему, швырнуть жаровню в губернатора – это естественно? Или, может быть, за границей такое поведение – в порядке вещей?
Хьюскен. Нет, тут он был не прав. Этого делать не следовало. Консул – человек очень мягкий, но несколько вспыльчив. Оттого он и позволил себе такое… Это вы вынудили его…
Мацумура. Что? Да чем же?
Хьюскен. Вам нужны доказательства? Их так много, что я не знаю, с чего начать… Да вот хотя бы эта история с О-Кичи.
Вакана. Но я только что подробно объяснил вам через нашего переводчика: все дело в том, что женщина сама не согласна…
Хьюскен. Это объяснение мы как раз и не можем принять. Слишком поздно прибегать к таким отговоркам.
Вакана. Уверяю вас, это не отговорка. Вот вам доказательство: О-Фуку, одна из двух названных вами женщин, будет служить у вас, как обещано, и даже в отношении О-Кичи мы еще не потеряли надежды… Мы же предложили послать вместо нее другую женщину…
Хьюскен. Нет. Никто, кроме О-Кичи, нас не устраивает. Только О-Кичи!..
Вакана. Но почему вы так упорствуете? Я же объяснял вам…
Хьюскен. Упрямство тут ни при чем. Просто вы не соблюдаете собственных обещаний… Если О-Кичи не хочет, почему вы с самого начала нам об этом не сказали? Если бы вы сразу поставили нас в известность, мы, безусловно, ничего не имели бы против кого-нибудь другого. Но теперь это – вопрос принципа… Когда вы согласились прислать женщину, я доложил консулу, что это будет О-Кичи. Вы не возражали. Да какое там возражали! Вы с радостью согласились. Речь тогда шла не о том, будет или не будет служить О-Кичи-сан в консульстве, а лишь о том, сколько ей платить. Когда вы заявили, что ее жалованье должно составлять сто двадцать рё[7] в год, я не проронил ни слова. Теперь, когда сделка заключена, не поздновато ли заявлять, будто сама женщина не согласна?!
Вакана. Но мы не сомневались, что она сразу же согласится, однако когда ее вызвали и спросили…
Хьюскен. Не желаю слушать отговорки! Тянуть с исполнением договоренности, а потом предложить нам другую женщину – нет, это слишком оскорбительно! Да, речь идет всего лишь о женщине. Но вы так же ведете себя и в вопросах о праве передвижения консула, и о курсе обмена доллара[8]… Вот и получается, что время идет, а наши переговоры – ни с места. Господа, все эти проволочки, все эти дипломатические увертки крайне опасны. Поверьте, это еще опаснее, чем пуститься в плавание на пароходе с проржавевшей машиной…
1
Ложь! Ложь! Сплошная ложь, от начала и до конца! Разве можно продолжать переговоры с компанией таких негодяев? Хватит, больше я с вами дел не имею! Остается одно лишь средство! (англ.)
2
Подождите, подождите. Ваше превосходительство Генеральный консул! (голл.)
3
А, так вы хотите меня убить? Очень хорошо, убивайте! Вы, конечно, понимаете все последствия? (англ.)
4
Ваше превосходительство, вернитесь, продолжим переговоры! (голл.)
5
Переводчик говорит: «Ваша милость, будьте так добры вернуться и продолжить переговоры». (Здесь и далее пер. с англ.)
6
Нет, зачем же? Разве можно разговаривать с этими прирожденными лжецами, с этими людьми, лгущими автоматически, по привычке? Безнадежно!.. Нет, пусть говорят пушки, может быть, тогда мы добьемся какого-нибудь ответа. Идемте, мистер Хьюскен, мы возвращаемся в консульство!
7
Рё – старинная японская монета, золотая или серебряная.
8
На протяжении более двух веков японское правительство строго придерживалось политики полной изоляции Японии от внешнего мира, однако примерно с середины XIX в. под нажимом иностранных держав – США, Англии, Франции, России – вынуждено было пойти на некоторые уступки: кое-где учредить консульства и согласиться на торговый обмен. Сделано это было крайне неохотно, в ограниченных размерах, и все контакты с представителями иностранных держав находились под неусыпным контролем властей. К числу ограничений относился и закон о праве иностранцев передвигаться по стране лишь в пределах определенного властями расстояния. Курс обмена доллара на японские деньги также старались по возможности занизить, что, разумеется, мешало расширению торговли, к чему стремились европейские державы.