– Так точно, коммандер.

Брауни подарил собеседнику долгий подозрительный взгляд, но Рубен выдержал его с выражением совершенной невинности. В колене трубчатого коридора Гектор Трине и Ильмо Содд, столкнувшись, застряли. Один из них забыл выключить магниты подошв. Виноватое выражение было на бледной лошадиной физиономии Содда. На лице Брауни мелькнуло легкое презрительное сожаление. Его Рубен тоже аккуратно записал в свою мысленную книжечку.

– Ваш отсек Н-18, – коммандер Брауни указал рукой на раздвижные двери, прикрывавшие квадратную черную дыру, откуда тянуло нежилым... И похоже, самые худшие предположения насчет вентиляции сбывались. – Вопросы есть, лейтенант?

Рубен посторонился, пропуская эскадрилью мимо себя в жилой отсек. Включился свет, каждый входящий считал своим долгом издать наигранно-возмущенный вопль. Будто никогда не видели армейских подвесных коек в два этажа.

– Да, это не отель «Радуга» в Рейне, – этот командирский тон, без сомнения, принадлежал Улле Ренну. Очень хорошо, профессионально взятый звук. – Ну а чего бы вы хотели?

– Девочек! – пробасил Дален так младенчески-невинно, что против воли заставил Рубена улыбнуться. – И пива!

На следующей по коридору двери на приклеенном пластиковом квадрате черным фломастером были нарисованы скрещенные кинжалы. Дверь полуоткрыта: видимо, совершенно нечем дышать, перебор гитары оттуда, и шум – как от укомплектованной эскадрильи. Соседи. Да не просто соседи – старослужащие.

– Это полный сбор? – спросил Рубен, пользуясь предоставленной возможностью. – «Фреки» укомплектовывают полностью?

– И «Гери» – тоже, – вполголоса ответил ему сведущий в кадровых вопросах Брауни. – Свободных отсеков не будет. Часов через... десять командиров соберут для разъяснения обстановки. Там все узнаете. Устраивайтесь. Отдыхайте.

Офицеры козырнули друг другу на прощание, Брауни торопливо скрылся за поворотом кишки коридора. Привычно наклоняя голову, Рубен шагнул в отсек.

Здесь было ужасно тесно: главным образом потому, что все стояли на ногах, еще не определившись с местами. И вещи свалены грудой на полу, так что и шагу не сделать. Обычный квадратный кубрик, шесть двухъярусных коек – по три у каждой из боковых стен, небольшой стол, прозванный остряками «фуршетпым». Раздвижные панели возле каждого спального места: для барахла. В дальнем конце – дверь в шкаф, где хранятся корабельные скафандры.

Дален уже вовсю возился с климатической установкой, тихонько бранясь сквозь зубы оттого, что устройство не спешило реагировать на колесико настройки. Вынув из кармана складной нож, Магне, не мудрствуя лукаво, открутил винты панельки и по уши залез в переплетение проводов. На взгляд Эстергази – совершенно бессмысленное.

– Я... – сказал он с сомнением в голосе, – командир, вы не возражаете? Я эээ... пока только.

По умолчанию командирская койка всегда располагается на первом ярусе, сразу направо от входа. Место над ней принадлежит ведомому командира. Магне, пока ковырял «вентиляцию», забросил свой саквояж на второй ярус, и теперь застеснялся насчет претензий.

– Да пожалуйста! Эй... ты ее не доломаешь?

– Да никогда в жизни, – Магне ухмыльнулся. – Я знаю все про электричество.

Ренн занял место по диагонали напротив, тоже нижнее, так называемый «угол силы». Правильное место зама. Подобное расположение позволяло им двоим накрывать весь кубрик. Рубен открыл шкафчик, забросил туда сумку и прикосновением ладони задал параметры сенсору-распознавателю. Заодно подключил считыватель в гнездо, чтобы принять рассылку документов, буде та последует.

– Народ, – сказал Рубен, поднятой ладонью требуя внимания. Броуновская толкотня прекратилась. Он специально использован школьное обращение. – Обед у нас по графику в 14-30. До тех пор я принимаю предложения по составу звеньев. Форма одежды – свободная.

– Насколько свободная, командир? – дурашливый вопль из задних рядов. Как будто не попятно, что это Содд. Обращение «народ» подразумевало что-то в этом роде. Когда Рубену потребуется повиновение, он назовет их эскадрильей, и они будут молчать.

– Брюки, – сказал он, – держите застегнутыми. Остальное – на ваше усмотрение.

Все. «Народ» шумно принялся выяснять, кто с кем летать хочет: от распределения по звеньям зависело распределение по койкам. Одним только Риккенам было все ясно. Да может еще Содду с Трине. Делали ставки насчет третьего командира звена. Привычный уровень суеты и деиндивидуализации в той мере, в какой она всегда происходит, когда в одном объеме запирают двенадцать – сперва мальчишек, потом – юношей, и вот уже – мужчин. В конце концов начинаешь либо забывать, что время можно проводить в одиночестве, наслаждаясь книгой, музыкой, фильмом... или вдвоем, ощущая ладонью излучение тепла другого тела, а виском – легкое дыхание, и открытость для твоей нежности, и согласие принять твою страсть... Либо тяготиться службой, получая импульсы отвращения от любой черты армейского быта.

Струя холодного воздуха ударила в комнату буквально рядом с виском комэска. Дален казался довольным и сконфуженным одновременно.

– У соседей чутку меньше дуть стало, – признался он. – Поди-ка тут без их умельца не обошлось. А вот это – чтобы служилось счастливо!

Жестом фокусника Магне продемонстрировал из приоткрытого саквояжа горлышко бутылки «Берсерка». В одно мгновение к ним развернулись все, кто даже спиной стоял. Ренн состроил в сторону Рубена вопросительную мину, моментально выдавшую его более чем юный возраст. На базе действовал жесточайший сухой закон.

– Пойду, – сказал комэск. – Прогуляюсь.

– Ага, – отозвался непонятливый Дален. – А водочка пока остынет.

Рубен не думал, что память ему изменяет, но на всякий случай вызвал на коридорной панели электронную схему палубы. Санузел был один, в конце коридора. При половинной загрузке, стандартной для режима патрулирования – даже роскошно. Но если базу укомплектовывают полностью, недостаток будет ощущаться буквально во всем. Начиная с жизненного пространства и кончая кислородом.

Душ, ясное дело, ионный. Но для умывания вода есть всегда, разумеется, если работает гравигенератор. В случае отключения водопровод блокируется. Рубен плеснул на лицо и привычно помассировал. От перегрузок оно немело. Глаза, когда он поднял их к зеркалу, оказались действительно красными. Рубен тщательно, не торопясь, промыл их и расстегнул воротничок. Полегчало. Кровь все еще стучала в висках, на периферии зрения ощущалось чье-то обманчивое присутствие. Психоз учебки? Отрыжка курсантской юности? Весь первый год – драки в умывалке, босиком на разлитой воде. Откуда фонарь? Где зуб? Упал, поскользнулся... Разве что один Кирилл счастливо избежал школы бокса. Никто не был настолько безумен. А вот желающих проверить на прочность миф об Эстергази на всяком курсе находилось больше, чем хотелось бы. Сейчас, по прошествии нескольких лет, забавно было вспоминать себя, сплевывающего кровью, с разбитыми костяшками на обеих руках, и при этом еще убедительно объясняющего Кириллу, что все нормально улажено и едва ли повторится, потому что им хватило, и больше они не захотят. Императорские кулаки тоже чесались. Кир, которому оставалось только стоять на коленях над его распростертым телом, в луже, натекшей из разбитого умывальника, отчаянно завидовал даже такому проявлению мужества. Любая самая зверская драка прекращалась одним его присутствием. Не говоря уже о появлении в одном комплекте с ним громил-телохранителей. Вмешательство такого рода погубило бы честь их обоих, как понимают ее в пятнадцать лет. Хотя искушение решить дело раз и навсегда было сильным.

Какое странное чувство – быть одному в месте, рассчитанном на многих. Словно в армейском морге.

Тьфу!

Вода убегала в трубу, не закручиваясь. «Фреки» не вращался. Отсиживаться тут дольше не имело смысла, тем более – приближался обед. Рубен вытер лицо бумажной салфеткой и выбросил ее в поглотитель. И двинул потихоньку.