– Слышь, это... влипли! Щас копы подвалят... – Это разговор там, внутри D-14.

– Неее... Он, типа, крутой!

– Они под кайфом, – вполголоса заметила Натали. – «Быки». С девчонками.

– Я слышу. D-14, вы немедленно сядете в ближайшем полицейском участке. Я провожу.

Связь взорвалась остервенелой щенячьей бранью, в том смысле, в основном, чтобы дать Рубену попробовать, но только потом он будет сам виноват. Лучший пилот выпуска молча ухмылялся. Получен формальный повод. Аристократ охотится. Еще одно истинно мужское удовольствие. Даже получше секса.

– Ну «фабрика», считайте: нарвались.

Внезапно чувства Натали стали смешанными. Между прочим, еще лет пять назад с вероятностью в девяносто девять процентов она сидела бы не в этом флайере, а в том, где вопросом удали и делом чести считалось порвать бок «кошельку», а пуще того – поломать ему романтический вечер. В тесноте, из рук в руки передавая початые банки с пивом, обливаясь им и давясь. А вот на хрен бы такую ностальгию!

– Не связывайся, – эти слова заранее обречены не быть услышанными, но попытаться стоило. – Даже, допустим, посадишь ты их. Фабричные таскают с собой разные самоделки. Конструкторская мысль во дворах и гаражах работает. А что у тебя, кроме кортика?

– Есть кое-что, – рассеянно буркнул Рубен. – Офицер безоружным не ходит. В последний раз предлагаю сдаться полиции добровольно. В противном случае гарантирую все то же самое плюс очень неприятные ощущения.

Голос его был просто ионизирован смехом.

– Ты, мотылек, лети давай! Гляди только, в вольтову дугу не попади! А че он сделает?! Ну поболтается вокруг, еще вмятин ему наставим. Мы тяжелее... а у него в машине телка, зуб даю... телку стращать забоится.

«Вампа» прыгнула вперед, как хищный зверь из засады. Натали видела таких по головидео, восхитительно прорисованных в замедленной съемке. Зеленая рамка на мониторе мигнула, разбилась на квадраты, сделалась красной, сузилась втрое. Корпус флайера дрогнул, мгновение кости Натали представлялись ей совершенно полыми – чувство оказалось более чем неприятным. Оппонентам пришлось похуже. Рубен влепил импульс электромагнитной пушки в аккурат между дюзами D-14, обмотка генератора тут же сгорела, все системы парализовало, и тот закувыркался вниз, оглашая воплями эфир. Ударом ладони Рубен отключил связь.

– Ты... с ума?... Она ж ему откусит... ухо, например!

– Ухо, говоришь?! – ухмыльнулся пилот. – Ухо бы, пожалуй, стоило...

«Вампа» нырнула скопой, как когти, выпуская магнитные захваты, причем желудок Натали явно следом не успевал. Она уже, кажется, готова была согласиться, что-бы те падали, куда им предназначено судьбой в лице вектора гравитации, но захваты впились в жертву, как в кролика, нарочито, как ей показалось небрежно, чтобы попричудливее сложить и перемешать «начинку» – это выглядело где-то даже мстительно. Двигатели надсадно взвыли, Рубен закусил губу и что было сил дернул на себя джойстик управления. Несколько секунд «Вампа» продолжала валиться вместе с добычей.

– А вытянешь?

– Должен... Ммать... Ббезззз!... движок у нас мощнее... даже... чем надо!

Завывая, «Вампа» поволокла свою жертву по горизонтали: Рубен не стал даже пытаться сколько-нибудь вернуть высоту, а только вызвал на монитор маршрут до ближайшего участка. Вибрация прокатывалась по костям, пронзая нервы и призывая зубы расстаться с челюстью. Единственным желанием Натали было, чтобы это кончилось. Как угодно, лишь бы скорее.

Посадочные площадки полицейских участков выложены стандартной стеклоплитой, и в темноте, когда в ней отражаются неоновые огни, впечатление такое, будто опускаешься в море плазмы. А если стоять, будешь в нем по колено, не меньше.

Когда «Вампа» приземлилась, Натали не сделала даже движения размять ноги. Только нашарила кнопку, опускающую окно, чтобы впустить в салон сомнительный уличный воздух. Полицейские суетились, извлекая хулиганов из флайера там, где Рубен удосужился его свалить. Никто из тех не вышел на своих ногах. Сержант, составлявший протокол, только присвистывал, когда из дверей на руки его ребят, сгибаясь в мучительной рвоте, выпадал очередной «постоялец». Тут же их охлопывали по карманам и складывали прямо на покрытие парковки. В четырехместной кабине оказались набиты семеро, и когда сержанту вздумалось проверить с фонариком, не осталось ли там еще кого без чувств, обратно он выскочил поспешно и – зажимая нос.

Рубен стоял, облокотившись о крышу «Вампы», кинжальная складка его отутюженных брюк выглядела просто оскорбительно. Даже белую форменную рубашку он ухитрился измять элегантно – в том месте, где спина соприкасалась со спинкой сиденья, излом ткани был острым и голубоватым в тени.

И выглядел, подлец, красующимся и довольным.

А чего бы ему довольным не быть? Из раздвижных стеклянных дверей живехонько выскочил начальник участка и первым козырнул молодцеватому лейтенанту. Едва ли Рубена можно было в этом упрекнуть: он исправно потянулся двумя пальцами к фуражке, но при этом оказался совсем чуть-чуть медленнее.

– Ваша машина зарегистрирована на имя... Вы из штата, или член семьи?

Вместо ответа Рубен нырнул в нутро «Вампы», подмигнул Натали, встретившись с нею глазами, взял китель, достал удостоверение из кармана, и, пока коп утверждался в своих догадках, неспешно оделся: на площадке гулял холодный ветер. Затем оба офицера развернулись к водителю D-14, распятому на собственном капоте лицом вверх. Расторопный сержант как раз проверял индикаторным пластырем наличие в его крови наркотических веществ, и пластырь при этом синел весьма показательно.

– Управление транспортным средством в нетрезвом виде, – сержант вздохнул, словно собственные несовершеннолетние отпрыски держали его под тем же самым дамокловым мечом, – нарушение норм эксплуатации транспортного средства. Незаконное ношение предметов, квалифицируемых как холодное оружие.

– И вон там еще царапина со стороны пассажира! – вреднющнм голосом вмешался Эстергази.

Сержант и его начальник скорым шагом отправились освидетельствовать ущерб, нанесенный «Вампе».

– Ить болван! – в сердцах высказался младший по званию. – За этакую машину ведь на шахты пойдет.

«D– 14» от своего капота сверлил их взглядом, исполненным ненависти потомственного плебея.

– Застрахованы, – засмеялся Рубен. – Не первый шрам на шкуре. Капитан, я надеюсь, имя в отчеты... не попадет? Мать убьет меня, если узнает.

– Нe беспокойтесь, – словно извиняясь за забывчивость, начальник участка вернул пилоту его документы. – И полицейское оборудование на вашем флайере я тоже... хммм... не заметил. Признателен.

– Взаимно.

Офицеры обменялись прощальным салютом, Рубен обошел флайер, чтобы сесть со своей стороны. Полисмен наклонился к окошку Натали.

– Прошу прощения, леди, за то, что вашему спутнику пришлось выполнять нашу работу.

– Ничего, – выговорила она, усилием воли подавляя зубовную дробь. – Зато сколько удовольствия!

Рубен рядом не то хмыкнул, не то подавился.

– Счастливого пути.

«Вампа» приподнялась на репульсорах, дала задний ход и, вывинтившись с тесной полицейской парковки, вновь оказалась в потоке.

– Извини. В самом деле, мать за такие вещи спустила бы с меня шкуру.

Натали плотнее завернулась в плащ.

– Мы еще будем сегодня патрулировать ночное небо? Или все-таки...

Рубен, набычившись, глядел прямо вперед, но сил любоваться им у нее уже не осталось.

– Не вытолкни я машину из-под дуги, – сказан он, – полиции достались бы наши обугленные тела в обломках догорающего флайера. Если сегодня им сойдет с рук хулиганство, завтра это может быть уже предумышленным убийством. В любом случае следовало их отрезвить. Если понадобится – силой. К тому же не секрет, что военные и полиция, мягко говоря, недолюбливают друг дружку. Жест доброй воли... способствует ломке стереотипов. Хотя при желании, вероятно, его тоже можно истолковать как тонкое оскорбление.