Меньшевики и эсеры, сидевшие в президиуме, стали перешептываться:

— Поток делегаций — работа большевиков. Они умышленно возбуждают народ... хотят силой принудить нас взять власть.

— Да, конечно, без большевиков не обошлось. — Но мы не можем подчиняться крикунам. Это приведет к гибели: мы будем изолированы от либеральной буржуазии, а позже — отброшены.

— Надо вызвать охрану и запретить всякие демонстрации.

Пообещав путиловцам рассмотреть вопрос о правительстве, председатель вручил им постановление о немедленном прекращении демонстрации.

Путиловцы не желали расходиться. Они готовы были стоять на площади всю ночь, но добиться своего.

В четвертом часу начал накрапывать дождь. Укрываясь от него, Василий пробрался в обширный вестибюль дворца и там увидел Савелия Матвеевича и Дементия.

— А-а, пропавшая душа, явился! — сказал старый кузнец. — Что-то ты, брат, от рук отбился?

— Да я вас все время искал, — попытался оправдаться Василий, но Савелий Матвеевич перебил его:

— Ладно, потом у попа исповедоваться будешь. Держись около Дементия. Может быть, понадобитесь.

Оставив парней, Лемехов ушел. Василий спросил у Дементия:

— Чего вы тут ждете?

— Наши опять пошли требовать ответа. Да, видно, толку не будет. Я бы на их месте подобрал тысчонку ребят покрепче, закрыл все ходы и выходы и сказал депутатам: «Хотите брать власть, — заседайте, а не хотите, — марш отсюда! Найдем людей поумней».

Вскоре вернулся Савелий Матвеевич; он был сердит.

— Пошли, — сказал старик парням. — Демонстрацию решено до завтра отложить.

***

В шестом часу утра Кронштадт был разбужен продолжительным гудком Пароходного завода.

Несмотря на ранний час, почти все население города, как только послышались звуки оркестров, высыпало на улицы, чтобы проводить отъезжающих в столицу.

Матросы шли к пристани в разглаженных белых форменках, с белыми чехлами на бескозырках. Многие из них были вооружены винтовками либо револьверами, упрятанными в кожаные и деревянные кобуры, свисавшие у правого бедра. Моряки несли знамена и плакаты, требующие всей власти Советам.

На пристани собралось много народу; было ясно, что всех на пароходы не погрузишь. Посадку производили с отбором. Один за другим отваливали от пристани низко осевшие пароходы и, выйдя в залив, брали курс на Петроград.

Море в это раннее утро было на удивление спокойным. Форштевни пароходов, словно плуги, разваливали на стороны гладкую поверхность залива, оставляя за собой пенистые следы, над которыми кружились белые чайки.

Идя без всякого порядка и строя, пароходы развили предельную скорость и часа через два доставили кронштадтцев на Васильевский остров.

Выйдя на берег и построившись вдоль Невы в длинную колонну, матросы с двумя оркестрами двинулись по Университетской набережной через Биржевой мост на Петроградскую сторону.

Подойдя к зданию Центрального Комитета большевиков, кронштадтцы, не нарушая походного порядка, остановились. Приветствовать их вышли на балкон Яков Свердлов и Анатолий Луначарский. Луначарский сказал небольшую речь. Матросы знали его и слышали не раз. Сегодня им хотелось увидеть Владимира Ильича, и они стали спрашивать:

— А где товарищ Ленин?

— Ему нездоровится, — ответил Свердлов.

— Пусть скажет хоть несколько слов, — настаивали матросы.

Они послали к Владимиру Ильичу делегатов. Вскоре Ленин появился на балконе. Матросы встретили его бурными аплодисментами.

Вид у Владимира Ильича был усталый; говорил он негромко. Передав сердечный привет от пролетариев Петрограда, он рассказал о происходящем в столице и призвал моряков не горячиться, быть бдительными; еще не наступило время для вооруженной борьбы.

Если бы балтийцы знали, что им не скоро удастся вновь увидеть и услышать Ленина, то они бы тут же сказали ему: «Уходи с нами на корабли, мы тебя грудью отстоим». Но это и в голову никому не приходило. И Владимир Ильич с такой уверенностью сказал о скорой победе, что они дружно закричали «ура», а оркестры грянули «Интернационал».

***

К Таврическому дворцу со всех концов города потянулись колонны демонстрантов с флагами и плакатами.

Путиловцы шли под охраной своей Красной гвардии. По пути к ним присоединились военные моряки. Среди них были авроровцы. Дема издали узнал своего брата.

— Пойдем к матросам, — сказал он Васе. — Я тебя с Филиппом познакомлю.

— Пошли.

Пробежав вдоль колонны, юноши пристроились к морякам. Филипп Рыкунов, увидев вооруженного винтовкой брата, изумился:

— Дементий! Вот не ожидал. Да ты никак в Красной гвардии?

— А то как же! — не без бахвальства ответил тот. — Не гожусь, что ли?

— Годишься. С твоим ростом не то что в гвардейцы, а на любой линкор примут.

Братья обнялись. Филипп почти на голову был ниже Дементия, но по его плотной, жилистой фигуре и открытой загорелой шее чувствовалось, что моряк обладает не меньшей силой. Знакомя товарищей с Дементием, он говорил:

— Младший братишка, молотобойцем на «Пути-ловце».

— В общем, не попадайся под руку, — пошутил один из матросов. — Надо к нам на флот взять.

Братья пошли рядом.

— Ну, как там дома? — спросил Филипп, — Отец такой же злой, как и был?

— Еще хуже стал. Если бы не маманя, я бы давно из дому ушел. Другой раз даже ночевать не иду, вот у Васи сплю. Да, — спохватился он и повернулся к шагавшему позади Кокореву. — Познакомься: мой товарищ… вместе у Савелия Матвеевича работаем.

Моряк крепко пожал юноше руку.

— Очень рад. А где же ваш старик?

— Вон там впереди!

За разговорами они не заметили, как подошли к Сенному рынку. Вдруг откуда-то сверху раздались выстрелы, похожие на щелканье бича. Несколько демонстрантов, шедшие впереди, упали на мостовую, а остальные кинулись к панелям и стали жаться к домам. Колонна рассыпалась.

— Откуда это стреляют? — не мог понять Филипп Рыкунов.

— С колокольни бьют, — догадался Вася, заметивший взлетевших над церковью голубей.

— Правильно! А ну, за мной!

Они втроем побежали к церкви. За ними ринулись еще несколько человек.

Главный вход был закрыт. Матросы принялись кулаками и прикладами барабанить в массивную дверь. Им долго не открывали, потом изнутри послышалось:

— Кто тут?

— Открой, а то взломаем!

В замке заворочался ключ, и дверь слегка приоткрылась.

— Чего вам? — спросил человек с белесой бородкой. — Богослужения сегодня не будет.

Старший Рыкунов схватил его за грудь, вытащил на паперть и потребовал:

— Говори, — кто стрелял в народ? — Не знаю, милый... Не знаю.

Губы у сторожа тряслись, глаза суетливо бегали.

— Врешь!

— Ей-богу, чтоб мне провалиться! — начал клясться тот и уже хотел было опуститься на колени. Но матрос встряхнул его и толкнул в церковь.

— Показывай, где у вас здесь с оружием!

— Да что вы, господи! Там какие-то… для охраны... Я их те впускал. Они самовольно..

— Показывай, где они!

— Да вы сами в ризницу и на колокольню загляните, — шепотом подсказал сторож.

С улицы подошли еще моряки и путиловцы. Одни двинулись на колокольню, другие стали обыскивать церковь. В ризнице матросы обнаружили двух военных, торопливо надевавших на себя расшитые парчой одеяния.

— А ну, кончай комедию… руки вверх! — приказал бородатый моряк с тремя нашивками боцманмата.

Пойманные, подняв руки, опасливо озирались, точно боялись, что их кто-нибудь ткнет штыком.

— Кто такие?

— Ведите нас в Главный штаб. Здесь ничего не скажем.

Отобрав у арестованных пистолеты, моряки содрали с них церковные одеяния, скрутили руки за спины и связали найденными здесь же шнурами.

— Выводи на улицу, — сказал бородатый боцманмат. Ткнув пальцем в Васю Кокорева, он добавил: — Тебя назначаю старшим конвоя.

Путиловцы вывели арестованных на площадь. Нарвская колонна демонстрантов уже прошла далеко вперед. Ее хвост виднелся у Апраксина рынка. Неожиданно и там, впереди, открылась стрельба.