— Какой твой чертов адрес? — грубо спросил меня Хоук.

— Мейпл-стрит, 2514, — ответила я онемевшими губами.

Борясь с тошнотой, я обхватила руками свой живот и просидела так всю дорогу. Когда мы добрались до высотного жилого здания, Хоук провел меня мимо группы парней, обычно околачивающихся вокруг комплекса каждую ночь, не проронив ни слова. Он стоял позади меня, наблюдая, как я осторожно открываю стеклянную дверь ключом, висящим на моей цепочке.

Когда я открыла ее, он проводил взглядом мои неуверенные шаги к лифту. Я оглянулась на него несколько раз, его длинные волосы и густая борода надолго врезались в мою память. Когда лифт закрылся, и он исчез, я мгновенно согнулась пополам в углу в приступе рвоты. Ничего не вышло, потому что я не ела весь день. Дрожь не прекращалась, кислота жгла мне горло, слезы и черные волосы застилали мои глаза, а мой желудок мучительно сжимался.

Я вытерла рот тыльной стороной ладони и практически поползла к своей маленькой однокомнатной квартире, всю дорогу используя стены для поддержки. Третья дверь от лифта на четвертом этаже — это показалось мне дорогой жизни. Я могла слышать привычный шум телевизора за соседней дверью и визги парочки, живущей в квартире напротив. Обычно это раздражало бы меня, но сейчас я впервые приветствовала это. Оно вернуло меня в объятия моего привычного мира оттуда, откуда я только что вернулась.

Я не переоделась или помыла руки, и даже не добралась до двери спальни. Я рухнула на свой трехместный диван и сильно задрожала. Было немного за полночь, когда я вошла, потому что каждый час я наблюдала за тикающей от единицы к шестерке стрелке.

Не знаю, о ком я больше думала: о Маркусе Бордене или о мужчине, задушенном в переулке.

Глава 7

Борден

Прижавшись лбом к стеклу, Борден уставился в панорамное окно своего пентхауса, наблюдая за рекой Нью-Рэйвен. Он постукивал своим пистолетом о стекло, пока смотрел на волнение речной воды. Если смотреть достаточно долго, то начинаешь чувствовать такое же волнение внутри себя. Боль стремительно прошла сквозь него, когда он пытался представить в темной воде тело, плывущее по течению, покачивающееся, как и он сейчас.

Он часто прогонял себя через эту пытку. Это была единственное, что заставляло его чувствовать хоть что-то. Его мир был окрашен в черное и серое, но эта боль время от времени вносила оттенок красного. Это доставляло ему боль, а с болью приходило ощущение того, что он все еще человек.

А это было последнее, что он чувствовал. То, что был живым. Его жизнь теперь была основана на власти, контроле, и бизнес уже не так привлекал. Адреналин, питавший его ранее, теперь уже ушел в небытие. Борден был пуст, просто играл роль, которую ему больше была неинтересна. Он страдал. Его путь — это путь человека, у которого нет радости, только страдание. Пустота была проклятьем. Судьба ударила по нему пять лет назад, и с тех пор эта сука давала о себе знать. А поскольку Бордену нечего было терять, его не заботило, если сука в итоге победит.

Отвернувшись от окна, он положил пистолет на журнальный столик в гостиной. Тот лежал рядом с открытым чемоданом, и Борден безразлично уставился вниз на его содержимое: он был полон стодолларовых купюр.

Деньги ничего не значили для него.

Мертвец.

Мертвец.

Мертвец.

Это все, чем он был.

И все же, было одно, к чему вернулись его мысли.

Эмма Уорн.

Было ли возможно то, что это была та самая девчонка, которую он спас в этом же переулке девять лет назад? Выглядела она в точности как та. Нет, это и была она. Маленькая уличная кошка со складным ножом. Девушка вспоминалась ему, словно картинка возникала в голове, и время от времени он пересматривал ее, думая о ее струящихся черных волосах и затравленных глазах.

Она не узнала его, а почему должна была? Было темно, и в то время он был совершенно другим мужчиной, как физически, так и эмоционально. Смерть сделала это. Когда она ударяет, то часть тебя меняется навсегда.

— Эмма Уорн, — прошептал мужчина, смакуя ее имя на языке.

Хоук узнал ее адрес для него. Он и так знал, что у бедной девушки не могло быть никаких дел в этой части города. В любом случае, она с трудом могла выглядеть соответствующе.

— С каких это пор мы стали убеждаться, что люди возвращаются домой в целости и сохранности? — спросил его Хоук, когда вернулся. — Сучка могла бы добраться сама.

— Она едва могла ходить, — ответил Борден. — Она не ушла бы далеко.

Кто-нибудь воспользовался бы тем, что она была одна, особенно после того, как мы отобрали у нее нож.

— Кого это ебет? Кто-то сослужил бы нам неплохую службу, если бы позаботился о ней раньше нас. Она явно не будет молчать об этом, Борден. Нам и так жарко из-за чертовых байкеров в проклятом порту. Один рот откроется, и полиция заебет нас, снова прочесывая все наши территории. Черт, наверное, мне стоит вернуться и прикончить ее…

— Нет, — перебил его Борден, чувствуя, как волна беспричинного гнева прошла сквозь него. — Не трогай ее.

Хоук смотрел на него с сомнением.

— Я не понимаю.

— Никаких вопросов.

Хоук вздохнул и после этого ушел, раздираемый адскими сомнениями.

И сейчас Борден, находясь здесь, почти улыбался, вспоминая ее выражение лица во время допроса. Девчонка была упряма, а в ее глазах была твердость, и он знал — она боролась каждой клеткой своего существа, но сдержалась.

Умная девочка.

Раздавшийся стук в дверь вырвал его из мыслей. Борден закрыл чемодан и побрел к входной двери. Открыв ее, он столкнулся лицом к лицу с красивой брюнеткой в белом мини-платье. Мужчина оглядел ее сверху донизу, недовольство явно отразилось на его лице. Еще один эскорт.

— Какого хрена тебе надо? — рявкнул он, хотя уже знал ответ.

— Ребята сказали, что тебя нужно немного утешить, — игриво ответила она, хлопая ресницами, уверенная, что это был ее лучший способ обольщения.

Блядь, девчонка была тощая. Он склонил голову и осмотрел ее несуществующие бедра, удивляясь, как некоторые могут считать нормальным подарить ему палочку от мороженого. Он привык к эскортам и их манере поведения. Парни были неудержимы в своем стремлении засунуть его в девчонку по самые яйца. Но Бордену это доставляло только скуку. Ему надоело лживое желание в их глазах, потом их крики в поддельном экстазе, когда он трахал их, зная наверняка, что это долбаное притворство, чтобы получить свою дозу по окончании работы.

Просто подделка. Все вокруг было подделкой.

Подделка, ебаная подделка, подделка, подделка.

— Позволь мне подарить тебе удовольствие, — продолжила она, пытаясь убедить его еще одним взмахом ресниц.

Борден закатил глаза и распахнул дверь.

— Ты можешь попытаться, — ответил он, впуская ее.

Она может попытаться, но он уже знал — у нее не получится.

Как и у всех предыдущих.

***

Ему всегда снится один и тот же кошмар: он входит в реку, но вода красная и со вкусом крови.

Кейт всегда плывет далеко, ее светлые волосы колышутся по сторонам.

И всегда, независимо от того, насколько быстро плыл, он не мог догнать ее. Она продолжала плыть в красной воде по реке, которая не имела конца, и он изнурял себя, продолжая плыть до изнеможения, до боли в конечностях и кругов перед глазами.

И всегда Борден чувствовал режущую боль и тоску, обматывающую и сжимающую его сердце до тех пор, пока в нем ничего не оставалось. Эта тоска была сильной и целиком поглощала его.

Самое страшное — это пробуждение. Потому что просыпался он, чувствуя абсолютную пустоту.

Глава 8