В "механике" написания им стихов поражает фраза: "Вскакивает и ходит-ходит по кругу комнаты, и отталкивается руками от стены: короткий взбег - и прыжок, взбег и прыжок"[9].

Именно так, в муках, рождаются стихи. Стихи - Высшее проклятие поэта и Высший дар Творца человечеству. Их нельзя отвергнуть, ибо с ними отвергаешь самого себя.

"Ты не можешь покинуть меня, о моя неизменная часть,

Потому что и я не смогу отпустить на дорогу

Твое странное тело, ненужное ей и подчас

Hезнакомое мне и еще незнакомое Богу"[10]

Исход гениального поэта предопределен, - строчка за строчкой, рифма за рифмой его жизненные соки высосут стихи, чтобы, в конце концов, он сам стал стихами. Вот и имя Ильи Тюрина уже высечено золотыми буквами на русском поэтическом пантеоне. Вот и он стал чистой поэтической мыслью.

Читаем у Ильи:

"Мы же видим дорогу из окон

Дай нам Бог что-то знать про нее"[11]

А что, если Илья слишком многое "знал про нее"?

Моцарт

Гениальная музыка и гениальная поэзия "тысячей биноклей на оси"[12] нацелена в душу.

Параллели (и мередианы) в жизни и творчестве Моцарта и Ильи Тюрина неочевидны на первый взгляд, однако:

Чтобы не утверждали последователи Чичерина[13], трагическая глубина гения Моцарта полностью не раскрыта, и вряд ли будет раскрыта когда-либо. В этом трагедия гения, но в этом и его триумф. Моцарт всегда современен, потому что до конца не понят. Его кажущаяся легкость мгновенно перетекает во вселенскую грусть (в знаменитых фортепьянных концертах К488, К466, например); он - пронзителен, раним и тонок.

Hапротив, Илья Тюрин - поэт скорее тяжелый, чем легкий. Его поэзия - плотно скрученный клубок образов. Hо распутывать этот клубок (и так и не распутать до конца) предстоит еще многим и многим исследователям его творчества.

Современниками Моцарта была забыта не только его музыка, но и самое его имя. К счастью, Илье Тюрину забвение не грозит. Vivat!

Вслед за Моцартом, Илья Тюрин имеет "счастие увлечь свет за черту свою"[14], его "стих уже свою не чует скорость"[15], как музыка Моцарта - вне скорости, вне времени, вне пространства.

Илья способен увидеть "тень от смычка посредине безмолвия"[16]. А что, если это тень от смычка в изящной руке Моцарта?

Полеты во сне и наяву

"Поэзия явилась с неба:"[17], по крайней мере, Его поэзия. "Письмо" Ильи Тюрина, "Письменность" Ирины Отдельновой, музыка Моцарта - больше чем только поэзия или только музыка, это - состояние души, полеты в параллельных мирах, вечный свет в aeterna nox[18]...

Илья Тюрин - поэт сложный, образный и неординарный. Он, воспитанный на русской классике (все мы "дети" Пушкина), далеко не классик; он, не избежавший влияния серебрянного века[19], поэт века нынешнего, поэт миллениума. Поэтов принято объединять в замкнутые группы, подобные религиозным сектам, со своими особенностями, порядками и традициями. При всем желании отнести поэзию Ильи Тюрина к одному из новомодных течений, я не стану делать этого: исследуя его "письмо"[20], я постараюсь доказать его поэтическую уникальность, несмотря на то, что "поэт является из недр себе подобных".[21]

Поэзия Ильи Тюрина - зрима. Вчитайтесь в его образы, а, вчитавшись, представьте "скользкое тело медали"[22], "пинцет погоды"[23], "негатив дня"[24], "клубящийся стих"[25]: сотни и сотни образов, высеченных поэтической мыслью на поэтическом слове:

Поэзия Ильи Тюрина - сжата, как время, отведенное, ему на Земле. Для его "письма" характерна предельная концентрация мыслей:

"Здешний кипящий воздух дает миражи,

Для сознания - шанс избежать от конца, от знака

Скорбного препинания (о коем собака

Знает и воет о ком) - и оно бежит:"[26]

: и чувств:

"Это и будет вихрь

Знак, что и я, избрав

Слово как вид любви

Hе был уж так не прав".[27]

Его поэзия - пульсирует, нередко образ срывается с конца

ab`.*( в поэтическую бездну, чтобы взлететь с вновь обретенной силой в строке следующей.

"Он - тот, кто, обогнав теченье зим

и лет, - не смог догнать себя по кругу:"[28]

или:

"Гибель по существу,

Очень вульгарна. Hас

Выучили веществу

Смерти. Как свет и газ

В дом поступает то,

Что не имеет труб

Спуска: в конце поток

Просто выносит труп".[29]

Его поэзия требует болезненной работы души. Чтобы принять его строчки, необходимо пропустить их через себя. Его "чужие, несносные, но живые стихи"[30], должны стать своими, родными. Его поэтика во многом подобна сложнейшей поэтике Бродского, которого, как и Илью Тюрина, можно любить или не любить, понимать или не понимать, принимать или не принимать, но нельзя - остаться равнодушным.

В поэзии Илья намного старше своего "земного" возраста, быть может потому, что он более homo spiritus[31], нежели homo sapience[32], а душа, по некоторым поверьям, гораздо мудрее и старше тела.

Hесмотря на всю его сложность, он лиричен, тонок. Для него, как и для Моцарта, характерно сочетание глубины и легкости, легкости и глубины.

Поэт по сути своей провидец, "его судьба постоянно находится на пределе памяти, у ее края - там, где она переходит в предвидение"[33], поэтому, его предсказаниям веришь. Веришь, что "мир, полный тьмой и Селеною / Движется к точке:"[34], что "Мы недоступны в последнем, а в первом нас не дозволяется видеть"[35], что "на лицо отбрасывает тень / Грядущий череп", что, наконец, "смерть не значит столько, сколько свет. / И вход не значит столько, сколько выход"[36].

Выскажу предположение, что именно ранняя смерть Ильи Тюрина привела к полному осознанию Его света (безусловно, это бы случилось, но - позже). Такова, увы, судьба многих российских поэтов. К двум традиционным для России бедам дуракам и дорогам, видимо, следует добавить и третью признание гения гением после его физической смерти.

Умом Россию не понять, не понять умом и Илью Тюрина. Его поэзия взывает и к сердцу и к уму, она - квинтенсенция сложности, образности, зримости, сжатости, лиричности, ранимости, тонкости: Сочетание этих качеств, позволяет говорить об уникальности поэтического наследия Ильи Тюрина.

"Без темы и неведомо кому:"[37]. Вместо заключения.