— А на какую работу он нанял тебя?

Фелисити встала, зажгла две сигареты и дала одну ему.

— Я его доверенный секретарь. И телохранитель, когда нужно. И его аварийный монтер, здесь в Великобритании, точно так же, как ты делаешь для него грязную работу в остальной части мира. О, он ходит со мной на обеды по меньшей мере дважды в неделю, а затем приезжает сюда, так что весь мир, как и ты, Джонасу, считает, что я его любовница. Но он действительно счастливо женат на даме из потрясающе аристократического семейства.

— И он ни разу пальцем тебя не коснулся?

— Именно так, мой милый. Он в жизни не коснулся меня пальцем. Мне кажется, он считает, будто прикосновение к женщине может его осквернить. Я не знаю, как он договорился с высокородной Кэтрин, но сама никогда не видела, чтобы он прикоснулся хоть к какой-нибудь женщине.

— Я всегда знал, что кручусь рядом с интересными делами, — Уайльд вылил остатки из бутылки.

— Так что видишь, Джонас, я была бы рада броситься к тебе очертя голову. Ты — один из самых привлекательных мужчин, кого мне когда-либо доводилось встречать. Но ты же знаешь, что говорят о служебных романах, а я не питаю никакой надежды на то, что хоть что-то можно сохранить в тайне. — Она окинула его долгим взглядом. — Ты должен понимать, что это мой путь.

Уайльд глядел ей вслед до тех пор, пока не услышал, как ключ повернулся в замке входной двери

— Нет, решительно, это не моя ночь!

Этот мужчина был среднего роста, ему, пожалуй, не хватало пары дюймов до шести футов. Он не был худым, но и не казался полным. Одет он был в синий костюм и черное пальто, и лишь снял шляпу, напоминавшую старомодный котелок, и теперь держал ее в той же руке, что и зонтик. Его ярко начищенные ботинки еще сильнее блестели от воды. Он с незаинтересованным выражением оглядел комнату и закрыл за собой дверь. На его лице не было никаких отличительных примет. Нос можно было бы назвать греческим, но он был чрезвычайно аккуратно расположен между совершенно обычным ртом и столь же обычным лбом, разделяя пару невыразительных, как у коровы, карих глаз. Снизу лицо завершал ничем не примечательный подбородок. Вряд ли что- либо из черт этого лица можно было назвать приметой. Темные волосы были аккуратно причесаны и не казались ни слишком короткими, ни слишком длинными. Уайльд встал, задавшись про себя вопросом, был ли этот человек выбран для своей работы благодаря абсолютно незапоминающейся внешности, или сделал себя таким уже после назначения на должность.

Сэр Джеральд прислонил зонтик к стулу, а шляпу положил на сидение.

— До чего неприятная ночь, Фелисити. Я бы выпил стакан сухого хереса. — Он сел, закмнув ногу на ногу. Вы набрали лишний вес, Уайльд. Как ваша рука?

— Врачи говорят, что вылечили.

— А мисс Лонгтри?

— Как требовала инструкция, я максимально долго держал ее под защитой, вернее под домашним арестом.

— Который продолжался…

— Пока она не устала от меня и не смылась. Такую девочку как Линн Лонгтри трудновато развлечь. Для этого требуется половая активность шестнадцатилетнего мальчишки и искушенность сорокалетнего гедониста.

— А ты мог предоставить ей только одно качество из двух. — Фелисити вернулась с полным подносом. — Надеюсь, ты не собираешься заливать «баккарди» поверх выпитого шампанского?

— Я готов залить «баккарди» поверх чего угодно, милая. А теперь, сэр Джеральд, не расскажете ли мне, что случилось с коммандером Моккой?

— В конце концов русские вернули его нам. Его рассудок не в полном порядке, но мы надеемся, что со временем он совершенно восстановится. — Сэр Джеральд потягивал свой херес. — А теперь, Фелисити, я намерен обсудить минувший вечер.

— Как и было намечено, я выявила рекламодателя и положила на нее глаз. Следила три дня. Этим вечером появился Уайльд. Поэтому я позвонила вам и вернулась к исполнению служебных обязанностей.

— Уайльд?

Уайльд пересказал все вечерние события, начиная с телефонного звонка в клуб «Мечта».

— Инга Либерстайн, Фелисити?

Фелисити уставилась в кремовый потолок.

— Инга Либерстайн. Родилась в Дрездене, Германия, 16 декабря 1935 г.

— Так вот почему у нас с ней вместе ничего не получилось, — сказал Уайльд. — Мы оба Стрельцы.[7]

— Происходит из буржуазной семьи, — продолжала Фелисити, — рано проявила необычайный интеллект. К четырем годам говорила на девяти языках, обладала фотографической памятью и замечательно схватывала математические теории. Считается, что по взрослому коэффициенту умственного развития она выходила из 183. Нацистское правительство демонстрировало ее как пример тех людей, которых должен был порождать Третий рейх. Захвачена русскими в 1945 г. и после этого демонстрировалась уже восточногерманским правительством. Бежала из Берлина в 1951 г. — тогда это было нетрудно — с помощью шведского агента Гуннара Моэля. В течение нескольких лет работала со Скандинавской системой Моэля. Прибыла в Англию и натурализовалась как британская подданная. Как физик работала с Комиссией по ядерной энергии, но нашла обязанности неинтересными, и в конечном счете была завербована Специальной службой, чтобы действовать на запасном выходе из Центральной Европы. О, чуть не забыла… Поскольку ребенком она была слишком уж известна, то по прибытии на запад она подверглась пластической операции за счет Гуннара Моэля. Она была не особенно красивой девочкой, и выбрала себе до противоестественности красивую внешность. Вышла замуж за Кристофера Морган-Брауна, своего напарника по заданию. Успешно использовалась в течение нескольких лет. Была прикомандирована к Секции устранения, чтобы помочь Джонасу Уайльду убрать Гуннара Моэля, после того, как стало известно, что Моэль намеревается вывести Скандинавскую систему из НАТО и переориентировать ее на Варшавский договор. Во время выполнения этого задания Уайльд узнал, что она на самом деле была двойным агентом. В результате этого открытия ее муж был убит, но она сама исчезла. Это последняя запись в ее досье, а датирована она более чем тремя годами тому назад.

— Уайльд, установив, что она является предательницей, вы не подумали, что необходимо, э-э, устранить ее?

— Моей целью был Гуннар Моэль. Как только задание было выполнено, следующей целью стало оставить Швецию как можно быстрее. Может быть, шведские тюрьмы наиболее цивилизованные в мире, но находясь в них вы все же не можете выйти наружу.

— Подозреваю, что необычная индивидуальность миссис Морган-Браун сильнее подействовала на вас, чем вы согласитесь признать. Расскажите об этом тайном обществе, о котором упомянула эта женщина, Боске.

Фелисити вернулась к изучению потолка.

— Западная Африка полна тайных обществ. Я считаю, что речь шла о человеке по имени Укуба, чья штаб-квартира, как предполагается, расположена на острове в озере Чад. Вы наверно помните, что года два назад он совершил поездку по всему миру, пропагандируя свои взгляды о том, что единственный недостаток человечества это чрезмерное развитие цивилизации и технологии. Это ни в коем случае не оригинально, но Укуба был, по крайней мере, достаточно подготовлен, чтобы заниматься тем, что сам проповедовал. Газеты отвели ему много места, когда снял целый этаж в «Королевском дубе», выкинул прочь всю мебель, и спал там на полу среди своих последователей. По-видимому, их совсем немного. Люди идут посмотреть на него, и, возможно, это лучшее, на что он может рассчитывать. Нужно добавить, что при всем этом секта никогда не имела никакого политического значения. Он рассматривается как второразрядный гуру.

— Я выпью еще хересу, Фелисити, — сказал сэр Джеральд. — А теперь сообщите мне, Уайльд, соответствует ли описание, э-э, личного состава этой нигерийской секты, сделанное Фелисити, тому, что рассказала вам эта женщина, Боске?

— Она мало что успела рассказать мне. Но учитывая размер вступительного взноса, думаю, что вряд ли они спят на полу из-за нужды.