Раннее утро в Блэкхите [2]выдалось жарким, слишком жарким для марафона длиной в двадцать шесть миль. Обводя взглядом толпу, Дэниель Марчант задавался вопросом, зачем вообще он согласился участвовать в этом марафоне. В первых лучах солнца тысячи людей разминались перед забегом, массировали себе руки и ноги, пили воду. Все это напоминало временное затишье перед грядущей битвой. Женщина в бейсболке закрепляла на руке свой айпод; стоявший неподалеку мужчина расшнуровывал и снова зашнуровывал себе кроссовки. Другой бегун поливал волосы водой и тряс головой, как собака, брызги летели во все стороны, ловя солнечный свет. «Победа любой ценой», — подумал Марчант. В его случае все осложнялось недостаточно тщательными тренировками, а также изрядной порцией виски, выпитого прошлым вечером.

— Последняя попытка, — сказал он, поворачиваясь к Лейле.

Она полулежала на траве, упершись локтями в землю, и смотрела вперед. «Почему она так серьезно к этому относится?» — подумал Марчант и направился в сторону длинной очереди к туалетным кабинкам. Если будет тяжело бежать, можно пойти шагом, наслаждаясь пешей прогулкой в выходной день. Разве не так говорила она ему, когда убеждала принять участие в марафоне? Но он знал, что они скорее поползут, чем позволят себе пойти шагом. Упрямство было их общей чертой, хотя Марчант понимал, что его желание делать все наперекор часто только вредило ему.

Очередь продвинулась вперед на несколько шагов. Весенний воздух был пропитан сладковатым запахом массажного крема, напоминавшим Марчанту о школьной раздевалке, где он ощущал похожую тревогу, предчувствие скорой боли. Он всегда испытывал нечто подобное, когда они отправлялись на пробежку в Баттерси-парк, но его недовольство стихало, как только уровень эндорфина в крови начинал подниматься, а ритмичное дыхание Лейлы и стук ее легких ног о землю успокаивали его. И все же Марчант по-прежнему не мог понять, почему он собирался бежать эти двадцать шесть миль, не успев толком подготовиться к марафону. В прошлые выходные, когда состоялась их самая длинная тренировка, они пробежали восемнадцать миль вдоль Гринвича и обратно. Да и как он мог отказаться, если до конца не понимал, о чем она его просила? Но, в конце концов, это была ее работа: убеждать людей делать то, чего они не хотели делать, говорить то, что должно было оставаться тайной.

Простояв в очереди пять минут, Марчант передумал и вернулся к Лейле, которая разбирала свою спортивную сумку. С момента их первой встречи он дал себе слово не влюбляться в нее, но рядом с Лейлой очень трудно было сдержать это обещание. Как, например, сегодня. У нее были длинные ноги и легкая походка, короткие шорты облегали ее мускулистые загорелые бедра. Он обратил внимание на воздушные шарики позади нее, которые колыхались на легком ветерке, отчаянно пытаясь сорваться в ясное голубое небо. Рядом с ними, подобно военному конвою, стояли грузовики, наполненные вещами бегущих, они должны были сопровождать марафонцев через весь Лондон до финишной линии.

Марчант убрал их сумки в полиэтиленовые пакеты и сдал инспектору. Он пытался представить себе, как будет чувствовать себя через три или даже четыре часа, когда они получат их обратно. Несмотря на внутренний протест, Марчант понимал, что поступает правильно. В последние несколько недель тренировки, пусть и не вполне полноценные, помогали ему отвлечься и сосредоточиться на том, что он должен был сделать.

— Слишком много народу, — сказала Лейла, убирая челку с глаз, когда Марчант вернулся к ней.

В руке у нее он заметил мобильный телефон. Марчант проследил за ее взглядом, устремленным на старт, где толпилась армия из тридцати пяти тысяч бегунов. Он представил себе, как к концу забега они будут плестись с лицами и телами блестящими от пота.

— Все будет замечательно, обычная прогулка в парке, — сказал Марчант. — Как ты и обещала. — Он положил руку ей на плечо и стал растягивать мышцу икры, одновременно пытаясь заглянуть в ее большие глаза. В ее внешности было нечто экзотическое, что и привлекло его к Лейле при их первой встрече: темные, блестящие волосы, оливковая кожа. — Ты ведь не волнуешься? — спросил он, стараясь вести себя непринужденно.

Ее поведение немного смущало его, она снова пыталась держать его на расстоянии. Это было так не похоже на обычно прямолинейную и откровенную Лейлу.

— Волнуюсь, но не из-за марафона, — сказала она.

— Тогда из-за чего?

— Прошлой ночью в Челтнеме перехватили один разговор, — тихо сказала она, оглядываясь.

— Насчет марафона? — Марчант по-прежнему держал руку у нее на плече, теперь он наклонился к ней и стал растягивать икроножную мышцу на другой ноге.

Лейла кивнула.

— Тогда расскажи мне.

— Ты знаешь, что я не имею права этого делать, — ответила она, отталкивая его. — Только что звонил Пол, он услышал, что я принимаю участие в марафоне.

— Пол? И где он теперь зависает? В чате «Мир бегунов»?

— Перестань, Дэниель. Ты знаешь, что я не могу тебе сказать.

В последние два месяца Марчант был отстранен от работы в МИ-6, и ему временно не платили полное офицерское жалованье. Лейла знала, как он переживал по поводу смерти отца и слухов, которые все никак не могли улечься. Она хорошо видела, что ночные посиделки в пабе заметно отразились на его здоровье. Его молодое лицо портили синие тени под глазами, а в темно-русых волосах проглядывала седина. Ему было всего двадцать девять, но иногда, глядя на него при определенном освещении, Лейла вспоминала своего отца.

— Запомни, вначале не нужно бежать слишком быстро, — сказала она, меняя тему разговора, когда они пошли к собравшейся на старте толпе. Лейла все еще работала в МИ-6, хотя сама часто удивлялась, зачем она там осталась. Служба медленно, но верно убивала их обоих.

— С этим проблем не будет. — Марчант снова осмотрел окружавшее его людское море, но теперь уже более тщательно. — Напомни мне, почему мы это делаем?

— Потому что ты любишь бегать и потому что ты без ума от меня, — сказала Лейла и коснулась губами его щеки.

В этот момент в лондонском небе, на юге, появился и описал дугу вертолет.

Никогда прежде Лейла не целовала его так. На рассвете она разбудила его совсем другими поцелуями и удерживала рядом долгими, томными часами со страстью, которая почти пугала его.

— Разве мы не должны были поберечь силы для марафона? — шепотом спросил он ее после, когда лучи восходящего солнца стали пробиваться сквозь жалюзи в ее квартире на Кэнери-Уорф.

— Моя мама всегда говорила, что каждый день нужно проживать так, словно он последний.

— Мой отец говорил нечто подобное, только на латыни.

Она лежала, склонив голову ему на грудь, ее глаза были открыты, а пальцы гладили его живот. Где-то рядом с Темзой завыла полицейская сирена.

— Мне жаль твоего отца.

— Мне тоже.

Позже он увидел ее на кухне, она мешала в кастрюле овсяную кашу, которую готовила для них двоих, и смотрела в окно на стадион Миллениум. На столике с гранитной столешницей стояла пустая бутылка из-под виски, а рядом — две сложенные горкой тарелки, оставшиеся с прошлой ночи, и большая чаша с остатками пасты. Марчант открыл металлическую мусорную корзину и осторожно положил в нее бутылку, не сводя взгляда с Лейлы. На ней были велосипедки и футболка с предыдущего Лондонского марафона с девизом на спине: «Больше никогда… до следующего раза». Теперь он понял, что виски было ошибкой. Лучше бы он понял это раньше. Боль в глазах стала усиливаться.