Никогда в жизни он не терял времени на мечты о женщине. Так как же получилось, что его манила именно эта женщина, тогда как другие, гораздо красивее, интересовали его не более чем на несколько часов удовольствия? В чем секрет ее очарования? То, что она — француженка благородного происхождения и запретна для него? Все сокращающееся расстояние между ними так волновало, что Касси услышала громкое биение своего сердца и нервно отступила, так что ее ноги ударились о край широкой постели.

С лукавой улыбкой, которой он так успешно владел, Уилл дразнил:

— Я благодарен вам, что вы сами явились, вся чистая и благоуханная, в мою комнату — и почти в мою постель!

Остановившись около ванны, он снял рубаху из коричневой домотканой ткани; которую всегда носил под кольчугой, и взъерошил потемневшие от дождя волосы. Его глаза неотрывно следили за ее взглядом, когда он поднял маленькое полотенце, которым она пользовалась, и положил на край ванны.

Погрузив его в ванну и отжав, он протер лицо, шею и широкую обнаженную грудь.

Касси была ошеломлена впервые увиденным зрелищем обнаженного мужского тела — величественного и пугающего силой мускулов, перекатывающихся под клином темных волос.

Опасение в фиалковых глазах сменилось страхом. Он был большой и смуглый, необыкновенно мужественный и откровенно угрожающий.

Насмешливо улыбаясь, Уилл уловил в ее распахнутых глазах заинтересованность, смешанную co страхом, и первое неизбежно подавляло второе. Он бросил полотенце в ванну и пошел прямо к ней — как-то по-новому медленно, с чувственной грацией от которой ее сердце остановилось, а потом бешено забилось.

Когда он оказался в безжалостной близости от нее Касси ощутила каждый его шаг. Она попала в ловушку между постелью у себя за спиной и опасным человеком, возвышающимся перед ней всего лишь на расстоянии шороха. Ее колени грозили согнуться и опрокинуть ее на постель. Ресницы опустились жалким, слабым щитом между нею и приближающейся опасностью.

Сказав себе, что намерен лишь напугать девушку, чтобы впредь она вела себя разумнее, Уилл протянул руку и спокойно привлек Касси к своему могучему телу, с легкостью подавляя ее кажущееся сопротивление. Вспомнив, как ее ошеломила простая улыбка, он целыми днями задавал себе вопрос, как она поведет себя при легком обольщении, и наконец решил узнать ответ.

Защищаясь, Касси уперлась ладонями в его грудь. Хотя она была намерена оттолкнуть его, ощущение стальных мускулов под прохладной, бархатистой кожей тотчас же доказали безумие ее поступка. Вместо этого ее пальцы крепко сжались в кулачки от непрошеного волнения, которое она испытала при этом запретном для добродетельной девушки прикосновении. Когда этот непредсказуемый человек прижал ее ближе, с нежностью еще более опасной, чем сила, она затрепетала от неожиданного Удовольствия от его многократных поцелуев.

Уилл продолжал ласкать ее губы, пока они не стали податливыми. Пробуя их сладость, словно вкушая ягоды, он вдруг услышал слабый стон и еще горячее поцеловал ее, раздвинув ее губы и проникая языком внутрь.

Отвечая с безрассудной страстью, о существовании которой она и не подозревала, Касси очертя голову бросилась в пламя чувств и инстинктивно ближе прижалась к их источнику. Будто ища спасательный якорь, она раскрыла руки и, пробежав ими по мускулистым плечам, вплела пальцы в прохладные черные пряди его волос. Она почувствовала, что падает, ей показалось, что ее просто затягивает в водоворот.

Уилл положил податливую красавицу на темный мех, покрывающий его постель, и наклонился над нею, пристально глядя в соблазнительную фиолетовую дымку. Неоспоримая истина была в том, что неопытная девушка уже принадлежит ему, и все же он ни под каким видом не должен уступить этому соблазну, чтобы им обоим не потерять честь, а его королю — выкуп. Но, смиряясь с этим непреложным фактом, он почти уступил ее невинным уловкам.

Настойчивость черных, как ночь, глаз завлекала Касси все дальше в пучины опасного огня, убежать от которого у нее не было ни опыта, ни желания. Здравые мысли терялись в потоке нетерпеливого стремления к концу, пусть незнакомому, но к которому он, несомненно, вел ее, и она выгнулась на встречу ему, крепче сжав руки в попытке притянуть его вниз.

Поняв, что увлек ее за пределы разумного и какую цену придется заплатить за это, Уилл нашел в себе силы отказать этим нежным рукам и губам, тихо молящим его о возвращении. Он отступил, хорошо сознавая и свою уязвимость, и стыд за то, что злоупотребил ее доверчивостью, раздразнив эту необычайно сладкую плоть в скомканной банной простыне, а затем принялся восстанавливать стену отчуждения между ними.

— Вам так скучно без своих молодых обожателей при французском дворе, соперничающих из-за ваших чар, что вы задумали соблазнить меня сыграть для вас роль кавалера?

Его слова упали, как льдинки в бурные волны чувств Касси. Стремясь на поверхность из глубоких вод желания, она часто заморгала от вида ослепительных золотистых искр, сверкающих в черных глазах.

— Прошу вас освободить меня от этого долга! — Уилл встал и произнес слова, которые она не совсем поняла, так как была слишком сбита с толку: — Я сейчас слишком устал, чтобы делать одолжение! — Одна лишь хрипотца в его голосе могла подсказать более опытному партнеру, что он говорит неправду. Да, ее наивность доказывает ее невинность — невинность, подтвержденную и тем, что она не поняла очевидности его лжи. Он сейчас вполне был способен предаться любви.

Его холодное отступление заставило Касси возвратиться к реальности. Тогда она увидела обвинение в изучающих ее темных глазах.

Униженная собственной чувственностью, она свернулась калачиком, словно прячась от его всевидящего взгляда.

Уилл с досадой видел, что из-за его пренебрежительного тона девушка явно устыдилась страсти, которую они питали друг к другу. С грубоватой нежностью, однако еще более возбуждающей, он поднял ее и понес по коридору в ее комнату. Опустив Касси на колючий соломенный тюфяк, он закутал ее в огромную банную простыню, стремясь поскорее прикрыть ее искушающие формы.

С тех пор как детство осталось позади, он твердо и спокойно держал в узде свои эмоции, и ему не нравилось, что его обычное самообладание сейчас изменило ему. Он был вынужден признать: хотя он и вожделел к француженке — даже будь она англичанкой, — он, рыцарь с гербом, никогда бы не овладел ею.

Уилл остановился у двери комнаты и, надев маску холодного цинизма, одновременно чувствуя отвращение к самому себе, произнес:

— Мадемуазель, вы можете в любое время воспользоваться моей уютной постелью, чтобы разделить ее тепло со мной! — Он не сомневался, что это предложение будет держать ее достаточно далеко от него. — Иначе оставайтесь в своей комнате, и подальше от меня!

— Ах! — Возглас Касси был настолько непроизвольным, что даже природная сдержанность не смогла приглушить его. Ужаснувшись своей откровенной страсти к человеку, который явно был намерен наказать ее и ничуть не разделял пылкого восторга, в котором почти утопил ее, она быстро отрезала: — Сначала закипит ледяное Северное море!

С одной стороны надеясь, что так оно и будет, а с другой — горько сожалея об этом, Уилл цинично рассмеялся и удалился. Да, снова сказал он себе, эту невинную искусительницу, так не подходящую к его миру, следует держать подальше от его комнаты, подальше от него, чтобы сохранить душевный покой.

Но почему же тогда победа оставила в его душе чувство опустошения и потери?