Калвейт откашлялся.

– Я думаю, – сказал он спокойно, – мы все согласимся, что об этом даже не стоит говорить. Вообще женщине отправляться в такой путь после всего, что тут произошло, да еще в такую погоду, как сейчас… – Он пожал плечами и замолк.

Рандер, глядя Расме в лицо, вспомнил непроглядный мрак во дворе, глубокие лужи, грязь, порывы ветра, секущий дождь и внутренне согласился с Калвейтом. Но что оставалось делать? Все мужчины только что объявили свою точку зрения: Калвейт проделал это убедительно, Зирап правдиво, Улас… Улас, во всяком случае, весьма ловко, переведя внимание с себя на Расму. Остался Алберт, Гирт непроизвольно повернулся к нему.

Поймав взгляд Рандера, муж Ирены язвительно хмыкнул, его глаза сквозь стекла очков смотрели на Гирта с вызовом.

– Нашли дурака! Пусть бегут те, кому за это платят.

Рандер согласно кивнул и необычайно вежливо заметил:

– Это вы уже сказали.

– Что именно? – Алберт опешил.

– Что вы не дурак… Теперь мы будем знать это еще лучше.

Алберт покраснел, губы его скривились от сдерживаемой ярости.

– Могу повторить еще раз, если надо! Если вас ничем другим не проймешь!… Некоторые тут изображали слабых, немощных и черте кого еще, но они просто не хотят идти так же, как я. И правильно делают!

– Вы же сами призывали нас к действию, – поддел его Гирт. – И, если не ошибаюсь, что–то упомянули про старых баб?!

– Да, только я это сказал про вас. По моим соображениям, вы давно должны были бы находиться в пути.

Гирт пожал плечами:

– Что поделать, способность соображать – дар божий. Он отвернулся и спросил Расму:

– А из соседнего дома никто не может дойти до центра? Расма, не задумываясь, покачала головой.

– На хуторе Дапас живут двое старичков, обоим около семидесяти. Мужу, кажется, еще больше, притом он какой–то хворый. Оттуда до колхоза километров пять. Им и днем до магазина дойти не просто, так что…

– Ясно…

Во время всего этого разговора Рандер напряженно размышлял. Если преступник находился среди гостей, – а Гирт уже в этом почти не сомневался, – вполне могло случиться, что к телефону отошлют именно убийцу. В таком случае он, естественно, не стал бы никому ничего сообщать. Мало того, ему представилась бы отличная возможность скрыться. Тем не менее никто пока не проявлял ни малейшего желания уйти: значит, виновник то ли действительно был не в состоянии воспользоваться случаем, то ли боялся рисковать, чтобы не возбудить против себя подозрений. А может быть, он просто уверен, что его ни в коем случае не раскроют, и поэтому не считает нужным скрываться.

Так или иначе, но теперь выбора не было: идти должен сам Гирт. В нормальной обстановке именно так и следовало поступить: немедленно сообщить в милицию, чтобы его коллеги скорее могли начать расследование. Вообще положение создалось в некотором роде парадоксальное. Поиск опасных преступников входил в прямые обязанности Гирта, это была его каждодневная работа, и, если бы Гирт остался в Риге, вполне вероятно, он уже завтра утром получил бы приказ ехать в командировку, чтобы помочь местным работникам. В то же время, находясь на хуторе Межажи в момент, убийства, он по закону становился свидетелем и официально лишался права расследовать это преступление. С другой стороны, Гирт знал, как важно сохранить следы и начать своевременно действовать, пока все еще свежо.

Надо было немедленно принять решение. Если бы в его распоряжении была машина или можно было дойти до соседей, Гирт обернулся бы довольно быстро. Но чтобы одолеть восемь километров до колхозного центра, придется отлучатся часа на три. Гирт посмотрел на часы. Было четверть одиннадцатого. Это означало, что в Межажи он вернется около часу ночи, не раньше. Разумно ли на такой долгий срок оставлять убийцу без присмотра? Может ли Гирт уйти, бросить все, как говорится, на произвол судьбы? А если виновник постарается замести следы? Гости, разумеется, будут присматривать друг за дружкой, но Гирт вынужден был признать, что среди них ни на кого нельзя полностью положиться. Не исключено, что может произойти еще одно убийство: если преступнику кто–нибудь помешает, если положение покажется ему угрожающим, он не побоится еще раз поднять руку на чужую жизнь.

Гирт решил остаться. В создавшейся ситуации нельзя было действовать формально. К сожалению, он не мог один проделать все, чем следовало бы заняться сию минуту, – для этого у него просто не хватило бы времени. Притом он не был экспертом в такой узкой области, как, скажем, судебная медицина. А о том, что недоставало самых необходимых инструментов и приборов, и говорить не приходилось. У него было одно преимущество: он обладал большим опытом и до многого в любой области криминалистики мог додуматься сам. Сейчас, и он отлично понимал это, самое главное – расспросить всех, пока память еще была свежа. И они более или менее точно помнили, где кто находился, что видел, что слышал. Не оставалось сомнений: позже они начнут безжалостно путать детали, валить в одну кучу разные факты. Если немедленно нащупать несколько нитей, могло открыться нечто существенное, быть может, даже ответ на главный вопрос. Взвесив все это, Рандер пришел к твердому убеждению, что, оставаясь на хуторе, он поможет делу куда больше, нежели покинув место преступления в поисках телефона.

Первый тишину прервал Улас.

– Не забудьте, что убийца наверняка еще в лесу! – напомнил он. – И может напасть на всякого, кто туда сунется.

Рандер пытливо посмотрел на говорящего. Кто–то из присутствующих все время играл. Уж, по крайней мере, один из них великолепно знал, где сейчас находится убийца… Но кто?

– Вряд ли, – ответил Гирт, растягивая слова. – Я думаю, что в лесу никто ни на кого не нападет…

– Неужели? – Улас иронически поднял брови. – Ах да, я понимаю -.вы не должны терять оптимизма, преувеличивать опасность. Это противоречило бы вашим установкам и тому, что пишут в газетах.

– Ничего ты не понимаешь, Харалд, – внезапно перебита его актриса, посмотрела на Гирта и снова обратилась к мужу с таким видом, будто весь этот разговор ей до смерти надоел: – Товарищ Рандер хочет сказать, что преступник вовсе не находится в лесу.

– То есть как? – Улас удивленно повернулся к Гирту. – Где же он тогда, по–вашему?… Или вам, может быть, кажется, что… – Муж актрисы вдруг запнулся и, открыв рот, впился взглядом в Рандера.

Глава третья

Гирт не ответил. Скользя взглядом по комнате, он изучал участников юбилея. На лицах можно было прочесть, что мысль Уласа, которую тот не договорил до конца, постепенно доходит до их сознания. Одна лишь Расма сидела, словно окаменев, по–прежнему бледная и безучастная, будто открытие, что убийца находится среди присутствующих, ее нисколько не удивляет, и она так же, как и Дина Уласе, догадывалась о правде уже давно. Неожиданной эта весть не была и для Зирапа, хотя он лез из кожи вон, чтобы это не показать, и старался изо всех сил сделать вид, что не может поверить своим ушам. Встретившись со взглядом Рандера, он заморгал и попытался улыбнуться, но улыбка, предельно неуместная в данной ситуации, получилась жалкой и вымученной. На самом деле Зирап был близок к отчаянию, в его глазах проглядывал страх. Позднее Гирт вспомнил, что Зирап был единственным, про кого сразу можно было сказать, что он притворяется, и притом на редкость неудачно.

Сам Улас в первые минуты после поразившей его догадки выглядел совершенно ошеломленным, затем на его надменном лице появилось выражение оскорбленного достоинства. В Калвейте угадывалось сомнение, а Алберт от негодования не находил слов. Лишь Ирена смотрела на всех с явным недоумением.

Наконец Улас обрел дар речи.

– Значит, вы думаете, что виновный… то есть убийца – один из нас? – прямо спросил он Рандера.

Гирт не успел ответить: как и все присутствующие, он вздрогнул от неожиданно раздавшегося хохота. Все повернулись к Ирене, которая, откинув голову на спинку стула, тряслась в приступе безудержного смеха.