– Ирена! – вскрикнул Алберт и шагнул к ней.

Та замерла на секунду, подняла голову. Ее лицо исказила гримаса ужаса, которая никак не вязалась с только что прозвеневшим смехом. Она попыталась себя унять, но тщетно. Бросив взгляд на мужа, Ирена уронила голову на колени и затряслась в новом приступе смеха.

Расма встала, подошла к гостье и крепко взяла ее за локоть.

– Пойдем, Ирена! Не надо! Я понимаю, мы все сейчас в шоке. Но постарайся взять себя в руки. Слышишь? Ну! Вставай, пойдем ко мне – я дам тебе лекарства.

Поддерживая Ирену под руку и продолжая ее успокаивать, Инсберга провела ее через зал.

Проводив взглядом удаляющихся женщин, Алберт повернулся к Рандеру:

– Только этого и можно было от вас ожидать!…

Муж Ирены говорил тихим, чуть дрожащим голосом, но в нем клокотала такая ненависть и такое презрение, что Гирт был поражен. Почему Алберт вдруг так возненавидел его? Ведь и за общим столом, и позже, в кабинете, Гирт ничего подобного не замечал. Правда, тот и раньше ходил насупленный, подобный же взрыв злобы трудно было предположить.

Улас снова нарушил воцарившуюся было тишину.

– Значит, вы думаете, что преступник находится здесь? – с видом оскорбленного достоинства повторил он свой вопрос.

– Естественно, что товарищ Рандер именно так и думает, – вдруг вмешалась актриса. – И я полностью с ним согласна. – Она пожала плечами. – Не будем наивными! Дверь же была заперта…

– Верно, – согласился Калвейт. – Когда мы выходили из кухни, я проверил. – Он повернулся к Зирапу: – Помните? Я еще и вам сказал, что она заперта.

– Что?… – встрепенулся Зирап и тут же угодливо подтвердил: – Да, закрыта, вы сказали.

– А товарищ Инсберга говорит, что окна тоже. – Калвейт рассудительно покачал головой. – М–да!… Если подумать, то выходит, что вы, – он обернулся к Гирту, – пожалуй, правы.

Алберт, все это время не сводивший с Рандера глаз, отвернулся и презрительно бросил:

– Да, не переводятся люди, которые обо всех судят по себе…

Гирт побледнел, но сдержался и промолчал.

Калвейт кашлянул.

– Почему вы, Алберт, нарочно и без всякого основания оскорбляете людей? – спросил он спокойно. – Кому это нужно?

Алберт желчно усмехнулся и не ответил.

Наступила пауза.

– Не будем раздражаться, – сказала примирительно Дина. – У всех у нас, как видно, расшалились нервы… Собственно, это и не удивительно.

В столовую вернулись Расма с Иреной. Когда они вошли, слегка запахло валерьянкой. Обе сели на прежнее место, и Ирена пристыжено потупилась.

Гирт взглянул на часы, затем, ни к кому не обращаясь, сухо произнес:

– Нам тут придется кое о чем поговорить. Но прежде я должен зайти на кухню. Прошу вас всех тем временем оставаться здесь, внизу, и по возможности ничего не трогать руками – то есть не переставлять, особенно в этой комнате.

Он посмотрел на хозяйку, которая молча кивнула ему в ответ, затем поднялся в кабинет, забрал свой портфель, обвел быстрым взглядом письменный стол, кресла, телевизор, книжную полку. Это помещение, как и все остальные, придется потом еще раз проверить. Однако в первую очередь нужно обследовать место преступления.

Гирт спустился в погреб и остановился в раздумье. Были бы здесь его обычные помощники – врач, следователь районной прокуратуры, эксперт по криминалистике с аппаратурой, инструментами, химикалиями! Но он был один и ничем, кроме собственных знаний и опыта, не располагал. И этого, однако, если подумать, было не так уж мало!

Гирт опустился на корточки перед телом друга. Распластанная на земле фигура Юриса выглядела еще более тощей и беспомощной, чем при жизни, и вызвала в памяти Гирта щемящее воспоминание о том подростке, с которым он подружился три десятка лет тому назад. Лицо Гирта приняло суровое выражение. Велика все–таки разница? берешься ты осматривать труп незнакомого тебе человека или друга…

Череп Юриса был проломлен, и в нем зияло почти круглое отверстие. Удар, без сомнения, был нанесен твердым и тупым предметом. Однако, как Гирт заметил еще при первом поверхностном ознакомлении с раной, она не могла возникнуть от падения банки, ибо тогда отверстие получилось бы продолговатым, во всяком случае, не таким как теперь.

Чем же воспользовался убийца? Он огляделся по сторонам. Орудие убийства могло быть спрятано за банками, но не исключено, что оно лежит где–нибудь за пределами погреба. Позднее непременно надо будет попытаться его найти. Гирт выбрал осколки покрупнее и за острые края осторожно поднял их с пола: не похоже, что банка разлетелась на куски от удара об затылок. Создавалось впечатление, что банку разбили над головой уже распростертого на земле Юриса. В этом случае пальцы преступника должны были вымазаться в сливовом соке, что подтверждал и носовой платок Юриса, о который убийца, по всей видимости, вытирал руки. Короче говоря, выводы напрашивались вполне определенные: между раной в затылке и банкой причинной связи не было.

Одновременно Гирт заметил на липком стекле довольно четкие отпечатки пальцев, и без всяких вспомогательных средств заметно было, что отпечатки оставлены руками в перчатках. Похоже даже… нет, не похоже, а наверняка – перчатки были кожаные. Гирт осторожно положил осколки обратно на пол, в то же положение, в каком они лежали. Как свидетельствовала рана, удар был достаточно сильным. Но если преступление совершалось так, как он себе представил, то осуществить его мог кто угодно, и даже женщина… Когда оно произошло? Этого Гирт определить не мог.

Высушив пальцы, Рандер осторожно засунул обратно в карманы Юриса платок и спички и принялся за полки. Вскоре он убедился, что предмета, который убийца мог бы применить как орудие, в погребе нет. Полки были пыльные, и Гирт не в первый раз за годы своей работы подумал с мрачным юмором, что иногда и пыль может оказаться полезной – в ней, как правило, всегда остаются отпечатки. К сожалению, в этот раз и пыль мало чем могла помочь, поскольку преступник действовал в перчатках.

Находка, которая могла навести на дальнейшие соображения, ожидала Гирта в конце верхней полки, расположенном ближе к люку – рядом со ступеньками. Добравшись до этого места, он увидел, что у одной из газет, которыми были покрыты полки, оторван угол величиной с ладонь. Гирт поднял по очереди несколько банок со сливами и понял, что бумагу расстелили Инсберги: то были номера районной газеты за нынешнее лето, совсем чистые под посудой. Гирт тщательно осмотрел зазубрины и пришел к выводу, что клок выдран совсем недавно. Каждая газета состояла из двух листков, от верхнего было оторвано чуть больше, из–за чего обнажилась узкая полоска нижнего, совершенно белая, свежая. Если угол был бы оторван давно, эту полоску, так же как и верхний лист, покрывал бы теперь слой пыли. Вопрос лишь в том, что означает «совсем недавно». Допустим, что бумагу оторвали сегодня вечером, и сделал это убийца. Зачем? И где в таком случае обрывок газеты находился сейчас? В погребе его не было.

Продолжая осмотр, Рандер склонился над стремянкой. Что ступенька не могла переломиться от тяжести Инсберга, Гирт заметил раньше: дерево не выглядело трухлявым, наоборот, казалось достаточно крепким, чтобы выдержать вес мужчины и покрупнее, чем Юрис. Когда Гирт пригляделся повнимательней, то убедился, что она явно чем–то перебита, и, судя по всему, тем же предметом, которым был пробит череп Инсберга. Сверху недалеко от перелома довольно четко обозначились небольшие вмятины, которые могли возникнуть лишь от удара твердым предметом.

Рандер нагнулся к нижней ступеньке и увидел, что на нее упало несколько капель крови, которые затем кто–то небрежно, очевидно, в страшной спешке пытался стереть. Затертые пятна крови он обнаружил и под лестницей, и на полу погреба. Это открытие, казалось, подтверждало предположение Гирта об убийстве. Любопытно, чем преступник вытирал кровь? Не для этой ли цели он оторвал угол газеты? Это казалось вполне логичным. Вылезая из погреба, Рандер старался как можно меньше касаться ступенек, а нижнюю и вовсе пропустил. Он знал, что преступник, несомненно, оставил на месте происшествия так называемые микрочастицы и что именно на ступеньках эксперты обнаружат пушинки его одежды.