Тем более было странно видеть, как ее глаза покидают орбиты.
– Ну, дорогие мои, – проговорила она мужским голосом. – Ну, это, я вам скажу!.. – она выругалась коротко и сочно. – Чтобы номера на мозгах были написаны!..
– Какие номера? – не поняла Сашенька.
– Восьмизначные!
– Где! Где?!! – склонилась Бове над монитором компьютера.
– Да вот же!
Сан Сановна увеличила изображение и выделила нужный кусок квадратом.
– 56723811 – прочитал профессор Фишин.
– А что это за буквы? – непонятно кого спросила Сашенька.
– Латиница, – ответил учитель. – Только вверх ногами.
Сан Сановна тотчас развернула изображение, сделав его как можно четче.
– Bill, – прочла Сашенька. И следующее: – April…
18
Через некоторое время Мятникова вновь родила детенышей, и когда Билл попытался их сожрать, предупредила крыса, что перегрызет ему горло, когда тот будет спать.
– Буду рвать тебя на мелкие кусочки! – и страшно провыла.
– А где еды взять? – растерянно вопрошал американец.
– Оторви свою задницу и сам позаботься о себе!
– Мне очень тяжело ходить, – грустно посетовал американец.
– Конечно, – подтвердила Мятникова. – Разожрался, как свинья на убой!..
Вероятно, крыс испугался угроз Лили и стал иногда исчезать, возвращаясь довольным и сытым.
Она подозревала, что американский производитель занимается каннибализмом, но нотации читать отцу своих детей считала делом бесполезным. Животное…
Вскоре ее ждал еще один удар… Выросли детеныши, и прежде, чем покинуть материнское гнездо, покусали Мятникову чуть ли не до смерти, а сонному Биллу изжевали хвост.
– Я тебе говорил, – возмущался крыс. – Говорил, что лучше было этих гаденышей самим съесть!
Лиля слушала его и думала, что вот оно, истинное материнство. Вот ее высохшие соски и свалявшаяся шерсть на брюхе…
– Я ненавижу! – вдруг вскричала она. – Ненавижу!
– Чего? – поинтересовался Билл.
– Я ненавижу эту жизнь!
– Есть какая-нибудь другая?
– Есть! – пылко ответствовала Лиля.
– Какая же?
– Человеческая!
– И что? – все-таки душу Билла, при поруганном хвосте, успокаивала собачья медаль. – Хочешь прожить человечью жизнь?
– Я ненавижу! – вновь вскричала Мятникова.
– Слышал.
– Я ненавижу людей!
– Я тоже, – он полакал из лужи свое отражение. – Всех, кроме Слизкина и Василия Кузьмича.
– Давай остановим метро! – вдруг предложила Мятникова.
– Это что?
– Это такие большие железные поезда. Ты слышишь их грохот каждую минуту. Он не дает нам спать! Почему мы должны его слушать?! Надо остановить метро!
– Как мы будем это делать?
– Просто перегрызем кабель! Но во многих местах, чтобы люди не смогли сразу его починить!
Билл подумал немного и согласился.
– Хорошо, – сказал он. – А потом мы уедем в Америку!
– Куда? – обалдела Мятникова.
– Ко мне на Родину.
Ей стало страшно и любопытно одновременно.
– Это очень далеко!
– Дойдем.
– Дойти невозможно…
– Что же делать?
– Надо лететь!
– Гы-гы, – посмеялся Билл. – Ты что, птица?
– У людей есть самолеты, – попыталась объяснить Мятникова, все более зажигаясь идеей Билла. – Такие птицы, сделанные из железа!.. Мы можем быть уже послезавтра на твоей Родине!..
– Откуда знаешь?
– Уже летала.
– В Америку?
– В Питер.
Она хотела было поведать об Эрмитаже, но поняла, что объяснить крысу, что это такое, не сможет. А потому просто сказала:
– В музее была.
Билл неожиданно пришел в восторг.
– Да-да! Я слышал! Самое вкусное, что есть в жизни – это старинный багет! Его можно раздобыть только в музее! Но там всякий ультразвук, ловушки!.. Ты пробовала багет?
– Нет, – призналась Мятникова. – Но я его видела!..
– О-о-о! – с уважением протянул Билл. – Знал бы раньше, не стал бы есть твоих детей! Ты серьезная исследовательница… Почти, как я… Когда пойдем грызть кабель?
– Сначала мы прокатимся на поезде!
У Лили был план доехать до станции «Речной вокзал», а уже оттуда добраться до «Шереметьево».
– А это не страшно? – поинтересовался Билл.
– Что? – не поняла Мятникова.
– Кататься на поезде, который так громыхает и гудит?
– Как тебе не стыдно! – с укором произнесла она. – У тебя медаль! Ты – герой!
– Да-да, – вспомнил крыс.
Она провела его своими тайными ходами к тоннелю. Крыс пролезал в дыры с трудом и постоянно жаловался на усталость.
– Ничего, – подбадривала Мятникова. – Скоро похудеешь!
Он никак не мог привыкнуть к проносящимся поездам, пряча морду в подземные ходы.
– Мы пойдем между рельсов! Главное, не вставай на них – зажаришься, как шашлык.
– Как кто?
– Как крысы при газовом взрыве…
– Мне нужно немного здесь полежать, – трусил Билл.
Мятникова его не подгоняла, понимая такую трусость героя. Чего от него требовать! Крыса! Не человек же!.. Сама она нашла какой-то проводок и грызла его механически. Неожиданно у нее во рту что-то кисло заискрило, замкнуло, и она вдруг услышала человеческую речь, словно по радио.
– Не понимаю, что это! – произнес раздраженный, до родного знакомый голос.
Мятникова взбрыкнула от неожиданности задом, но проводов не отпустила.
– Эксперты определили подлинность, – подтвердил второй голос, тоже знакомый.
– Это какая-то враждебная экспансия! – первый голос стал металлическим. – Американцы!
И тут Лиля узнала голоса. Первый принадлежал Президенту России, а второй Премьеру. Она бы икнула от такого открытия, но крысиное горло не способно было издавать таких звуков.
– Нашли этого Рыбакова?
– Пойди, найди! – ответил Премьер. – Их десятки тысяч!
– Одиннадцать миллиардов у.е.?
– С копейками… То есть еще триста двадцать три миллиона…
– Шайзе! – выругался Президент по-немецки.
– Да, – подтвердил Премьер. – Херня какая-то!
– Ну, ничего, отыщется… Мы его в два счета раскрутим… Вот эти копейки ему и оставим, а остальное в счет казны!..
– Я вот что хочу предло…
Здесь что-то в проводочках расконтачилось, и голоса исчезли.
«Правительственная связь», – догадалась Лиля и с удовольствием перегрызла все проводки, имеювшиеся вокруг.
Из-за того, что она вмешалась в политическую жизнь страны, надпочечники Мятниковой вспрыснули в кровь такое количество адреналина, что она то и дело подпрыгивала, подталкивая Билла на окончательное решение.
– Давай же, герой! – кричала она. – Лезь на потолок тоннеля!..
Наконец, американец решился, выбрался наружу и тяжело, медленно, похожий не на крысу, а на коалу, полез по кабелям наверх.
Она лезла за ним гораздо ловчее, от того, что была меньше, и от охвативших ее душу внезапных мечтаний о новой жизни, о трансатлантическом перелете к этой жизни… И еще то подбадривало Мятникову, что она все-таки была не одна!..
Они висели на потолке полчаса, пока Билл, наконец, решился разжать когти и упасть на крышу летящего поезда. Некоторое время он лежал, прижавшись к поверхности, и почти умирал от ужаса, пока поезд не затормозил на ярко освещенной станции. Он поднял голову и спросил:
– Что это?
– Это люди, – ответила Мятникова, пьяная от скорости.
– А зачем они здесь?
– Их возят поезда…
– Хорошо быть людьми!.. – прокричал Билл, потому что поезд снова набирал ход.
А потом они спрыгнули на конечной и в ожидании ночи неутомимо грызли кабели, пока свет в метрополитене не погас, а люди не заорали в ужасе от предвосхищения теракта. Довольные грызуны переждали эвакуацию народонаселения и не спеша прошагали к мертвому эскалатору, по перилам выбрались на поверхность. Там уже опустилась ночь. Грызунов мучил голод, и Мятникова взяла грех на душу, съела половину рыжей крысы, которую придушил на помойке Билл. Ей было приятно до слез, что Билл сам предложил часть своей добычи, а потому она про себя сказала, что он ее муж, а мужья всегда содержат своих жен…