Теперь, чтобы успокоить себя, он приехал в этот призрачный город с трусливым и ничего не значащим названием Голубой город и уже начал действовать. Проверяя свои расчеты, он перебирал в памяти номера машин, которые подобрал прошлой ночью на окраинах, когда разбил “датсун” той женщины. Он размышлял, на какой из них заменить номер машины, на которой приехал сюда, улыбнулся, вспомнив, как легко убил прошлой ночью коммивояжера, — крепким приятным удушьем.
Подумав о текущих проблемах, он решил пройтись по близлежащей аллее между магазинами. Он с трудом вылез — машина даже заскрипела, затем достал из спортивной сумки маленькую канистру для масла, ящик с инструментами и направился к стоявшему неподалеку “меркурию”.
Он выбрал наиболее подходящий для дела номерной знак (он знал номера всех пятидесяти штатов), чуть встряхнул бутылку с маслом и немного поразмышлял над дальнейшими действиями. Затем отвинтил болты с номера своей машины и заменил его другим.
Решив эту задачу, он согнул старый номерной знак в неузнаваемую металлическую гармошку и бросил его в салон машины, чтобы потом выкинуть в ближайшую речушку. Завтра, если позволят обстоятельства, он перекрасит кузов. Слова “маскирующая плевка” и “газеты” всплыли из его подсознания, как бы добавляя что-то к давно отработанному списку необходимых вещей. Он с грохотом уселся за руль и поехал по заброшенным улицам, мертвым и голубым, как он их охарактеризовал. Вливаясь в дорожное движение шоссе, он сбавил скорость примерно до шестидесяти миль в час — темпа перемещения других автомобилей, стараясь держаться в общем потоке. В этот час машину с законной скоростью в пятьдесят пять миль выделить так же легко, как и машину, которая выжимает все девяносто, поэтому он не очень-то жал на педаль газа.
Привычная обстановка как нельзя лучше способствовала разработке ясного и четкого плана, из которого было хладнокровно исключено все экстремальное. Вцепившись в преступно обретенный руль, слушая бесконечное гипнотизирующее жужжание белой линии под колесами, он чувствовал особый комфорт.
Он точно рассчитывал, как и во Вьетнаме или в различных тюрьмах, на какую степень опасности обрекает себя. Анализируя свою недавнюю минутную неосторожность, он интуитивно почувствовал риск и реальную возможность засыпаться.
Тремя часами позднее он миновал уступ плотины рядом со старым деревянным мостом, над глубокой дренажной канавой раскрыл цепные ворота с пятнами ржавчины, на которых висело предупреждение “Закрыто — въезд воспрещен”, и резко затормозил в облаке песчаной пыли. Это разъеденное влагой предупреждение повесили на старых дубах специально, чтобы на мост не въезжали посторонние.
Он медленно прошел к разбитым воротам, заметая ветками следы машины, и закрыл створки, так что они выглядели как и прежде. Поднял обрывок цепи с замком, определяя его вес и прикидывая, насколько легко сможет умертвить ею любого, но потом, подумав, повесил цепь обратно на ворота.
Прикрутив обрывок цепи проволокой из забора, он возвратился к машине. Прогулки по ночным джунглям приучили его к осторожности, он привык доверять своему животному инстинкту, каждому решению, принятому как бы изнутри. Выбор совершался интуитивно, на основе тщательного просчитывания ходов охотника и объекта охоты.
“Меркурий” вновь покатил по тропе, которая вскоре начала пропадать под колесами. Но водитель упорно продолжал ехать, что-то бормоча, пробираясь через высокую, мокрую и грязную траву к близлежащей реке. Теперь машина заскользила вдоль воды. Тропинка совсем исчезла, и о дверцы машины билась совершенно мокрая трава. По бокам зажурчал поток, yо монстр не останавливался. Теперь он ехал по радиатор в воде, направляемый как бы скрытым магнитным полем, каким-то внутренним компасом. Всплески воды спереди угрожали затопить мотор, однако Дэниэл Банковский упрямо продвигался вперед, все вперед, без всякого смущения, совершенно спокойно, будто не замечая опасности. Внезапно река кончилась, и он уверенно выехал на пригорок, где трава расступилась перед ним. Впереди на сваях в центре реки маячили три ветхих летних домика, заросших высокими водорослями.
Он чувствовал, что один здесь. Эта сверхъестественная способность определять присутствие других людей позволила ему выжить тогда, в Юго-Восточной Азии. Убийца остановил машину и быстро приготовил мокрый камуфляж из травы, а затем достал огромную согнутую крышку-ромашку из своей всегда находившейся под рукой спортивной сумки. Сейчас он обдумывал, как бы половчее расставить ловушку людям, и в этом он, абсолютный мастер финальных сюрпризов, не находил себе равных.
Он представлял, он предвкушал, как они придут, глядя вниз с плотины на деревянный мост, он оценивал обстановку своим компьютерным мозгом. Сколько он сможет пробыть здесь, прежде чем его найдут? Видимо, недолго. Сколько их придет? Много. Как они будут действовать? Ладно, пусть останется несколько неразрешенных вопросов. Он находился в полной гармонии с самим собой. Обойдя поле предстоящей деятельности, он стал методично расставлять ловушки, которые начинались сразу же за “Меркурием”.
Свое необъяснимое автоматическое предвидение, которое делало его таким неординарным и опасным убийцей, Банковский решил применить и сейчас. Расставляя ловушки, он подсознательно проделал весь свой путь за последние двадцать четыре часа, когда украл номера, выехал из голубого призрачного города, полил смазку на болты, державшие номер; он вспомнил свою манеру быстро просматривать улицы, позы мертвых тел, отпечатки своих пальцев и остатки чужой кожи под своими ногтями — это были минутные упражнения его уникального вычислительного устройства.
Ни одна, даже самая мельчайшая деталь не избежала его четкого анализа: кредитные карточки, следы крови — все это потоком шло через его мозг, пока он устанавливал ловушки; в уме он опять убивал, холодно ведя себя на автопилоте. Убивая, он радовался треску ломающихся костей, хрипам удушья, последним знакам угасающей жизни — и вновь мысленно ехал, огибая холм, ломая ворота, скрепляя их проволокой, воспроизводя шаг за шагом каждую минуту прошедшего дня и ночи, упорно выявляя маленькие трещины, глупые ошибки, чтобы никогда не повторять их.
Закончив приготовления, он выбрал комнату, где можно было укрыться до поры до времени. У него была легкая поступь, несмотря на всю тучность этой грациозной и живой пятисотфунтовой прима-балерины. Несообразное изящество — вот, пожалуй, подходящее слово к его точным движениям, осторожным шагам, когда он направлялся к одной из обмазанных дегтем хижин. Но несведущий наблюдатель увидел бы лишь неуклюжего, ехидно ухмыляющегося клоуна, балансирующего по гнилым доскам.
Дряхлые строения выглядели ненадежно, опасно возвышаясь на бетонных сваях, залитых креозотом, погрязших в иле. Сваи еще хорошо сохранились, но постройки разваливались, и Банковский весьма осторожно забрался в одну из них. Он действовал очень внимательно, настороженно прислушиваясь.
Без усилий сбив замок, он высадил разбухшую дверь, затем отмычкой отпер вторую деревянную перегородку и чуть не задохнулся от отвратительного запаха гнилой рыбы, вырвавшегося наружу. Вонь стояла тошнотворная. Он поспешно сорвал замки со всех ставень, но запах не уменьшился. Из-за этого зловония он вспомнил одно пикантное убийство во Вьетнаме и обнаружил, что широко улыбается, вызывая из прошлого ту ночь с ностальгическим удовольствием. Он любил убивать этих коротышек и сейчас улыбался приятному воспоминанию о человечке, которому пустил кровь тогда.
Но вот все ставни открыты, мягкий ветерок гуляет по хижине, выгоняя затхлый воздух. Наконец он смог войти внутрь, в маленький трехкомнатный домик. В спальне ему не понравилась дурацкая занавеска, а в большой комнате со столом и несколькими стульями мебель оказалась расставленной, как на кухне. В кухне же он обнаружил только мойку с ручным насосом, пыльные полки и пустую коробку из-под мороженого.
Он положил свой большой мешок и спортивную сумку на пол и начал расставлять в линию их содержимое. Бутылка из-под молока, заполненная свежей водой, мешок с яблоками, чай, мясные и овощные консервы, колбасный фарш, кварта виски, которую он позже выпьет залпом для того, чтобы заснуть, ощущая приятный вкус спиртного. Он мог потребить феноменальное количество виски, совершенно не пьянея.