Кроссворд, кроссворд... счас мы его!

Великая русская река, пять букв, первая "В"... Водка!

Академик Амбарцумян, первая "А"... Не знаю.

Вредное насекомое, первое "М"... Муж, что ли?

Фрукты, наиболее распространенные в средней полосе России... Ну, это - бананы!

Емкость для хранения напитков - живот! А что еще?!

Выдающийся государственный деятель нашего времени - букв нет! Ну, это понятно.

Солдат на посту, первая "Ч"... Часовой? А... чучело!

Автомобиль для перевозки преступников... Ну, это - "мерседес"!

Всемирно известная русская игрушка... Автомат Калашникова!

Год, в котором на один день больше... Хреновый!

Самая распространенная болезнь в России - кариес! Ха-ха-ха!..

Перелетные птицы, гнездящиеся в Америке... Это - окорочка!

Водоплавающая птица, первая "У"... Утонула, что ли?!

Вид городского транспорта? Ноги!

Опознавательный знак, расположенный у офицеров по центру головы... Мозги!

Американский космонавт, первым ступивший на Луну? Лунатик!

Планета Солнечной системы, первая "М"... Марс? Нет, это шоколадка, значит - "сникерс"!

Международный язык эсперанто, девять букв... раз, два, три, четыре... правильно - матерщина!

Человек, решивший этот кроссворд, пять букв, первая "Д"... Нет, что-то он у меня не решился!

Режиссер говорит: "Внимание! Репетируем эротическую сцену! Женщина стоит обнаженная и о чем-то думает... А ты... Ну почему ты всегда опаздываешь?!"

Я говорю: "Так в буфете очередь!"

Режиссер говорит: "Ладно, смотри на женщину! Что чувствуешь?"

Я говорю: "Голод. П-пятьдесят рублей отдал, а есть все равно хочется!"

Он говорит: "Ты женщину хочешь! Запомни: ты алчешь тело!"

Я говорю: "Может быть, эту сцену упростить: я прихожу, а она уже спит!"

Он говорит: "Не виляй! Запомни: подходишь к ней, снимаешь пиджак, бросаешь..."

Я говорю: "Он же испачкается..."

Режиссер говорит: "Ты о чем думаешь?!"

Я говорю: "Чего ж думать, если сейчас костюм стоит дороже собственной кожи!"

Он говорит: "Ты алчешь тело!.."

Я говорю: "Алчу, конечно, но мне х-холодно!"

Он говорит: "Неужели тебя вид обнаженной женщины не согревает?!"

Я говорю: "Если б она, конечно, стояла с бутылкой..."

Он говорит: "Ты что - обалдел?!"

Я говорю: "Вообще-то, я непьющий, но есть очень хочется!"

Он говорит: "Снимай ботинки! Иди к ней!.. Да что ж ты: идешь к женщине, а ботинки в руке держишь?!"

Я говорю: "Чтоб не украли!"

Он говорит: "Брось ботинки! Прислонись к женщине!.."

Я говорю: "Я же уколюсь - она вся в мурашках!.."

Он говорит: "Ты мужчина или нет, в конце концов?!"

Я говорю гордо: "Я - человек!"

Он говорит: "Какого пола ты человек, козел?!"

Я говорю: "М-мужеского пола я, козел!.."

Он говорит: "Иди к бабе!"

Я говорю: "Позовите каскадера!"

Он говорит: "Ну, посмотри, какая она симпатичная... ну, давай снимай брюки..."

Я говорю: "Снял уж давно..."

Режиссер говорит: "А почему ноги такие синие?!"

Я говорю: "З-замерз на фиг!.."

Он говорит: "Ну черт с тобой! Представь, что это не женщина, а - дыня! Бифштекс! Котлета!.."

Я кричу: "Что ж вы сразу не сказали?! Я уже алчу!"

Режиссер кричит: "Закрой рот! Что ты оскалился, она вся от страха дрожит!"

Женщина кричит: "Я не от страха, а от несправедливости! Ему - бифштекс! Котлету! А мне - эту посиневшую морду?!"

Режиссер кричит: "Представь, что это - торт!"

И тут бросилась она на меня так, что я на ногах не устоял и упал на режиссера. На этом репетиция и закончилась!

Значит, так: выдумывать ничего не буду, а расскажу только то, что видел своими глазами. Хотя и отказывался им верить.

Случилось это в прошлую пятницу в театре.

Давненько я в театре не был, так что поначалу даже понравилось: народу мало, никто не толкает, очереди в буфете нет. И мест в зале свободных много: не хочешь далеко сидеть - садись поближе. Одним словом, удобно. Хоть в театре себя человеком чувствуешь!

Сели мы с женой в партер: девятый ряд, места десятое, одиннадцатое. Это помню точно, как спектакль назывался - запамятовал. Что-то про проституток: какие они хорошие, а милиционеры - плохие. И чем бы все это кончилось - неизвестно, но тут встает с первого ряда человек достойно-гордой внешности, протягивает на сцену милиционеру десятку и говорит:

- Слушай, дарагой, очень прашу: монолог Гамлета!

Милиционер-артист от неожиданности как подавился и - ни слова!

- Слушай, не для себя прашу, - зритель не отставал. - Гости у меня, уважь!

В зале, конечно, оживление, смех. А на сцене засуетились и занавес опустили. Слышу, спорят там, шумят. Занавес колышется, как живой. Потом подняли его, на сцене те же и - режиссер.

- Для наших гостей из солнечного Армавира, - объявляет он как бы нехотя, но громко, - монолог Гамлета!

Взял десятку и, будто между прочим, сунул в нагрудный карман. Милиционер снял фуражку, пригладил волосы и, волнуясь, начал:

- Быть или не быть? Вот в чем вопрос!..

Таких аплодисментов давно не слышали стены театра. Даже люстра под потолком раскачивалась, даже я хлопал.

Тут на сцену полезли сразу с двух концов двое. Десятки несли в вытянутых руках, как цветы, как розы.

Я оглянулся - глаза зрителей сияли задором и интересом. В открытую дверь в зал просачивался народ и занимал ближние места. "Идет эксперимент! - тихо объясняли они друг другу. - Поиск новых форм!.."

- Для Бориса Петровича Расторгуева, владельца мебельной фабрики, монолог Гаева из пьесы Антона Павловича Чехова "Вишневый сад"! - объявил режиссер, убирая купюры в карман и отступая за кулисы.

Артист, который играл сутенера, снял парик, отлепил фальшивые усы. Хорошее, доброе и чуть грустное лицо у него было.

- Дорогой, многоуважаемый шкап! Приветствую твое существование!.. - проникновенно произнес он, и что-то теплое разлилось у меня в душе, родное, близкое...

Уж как мы ему хлопали - до сих пор побаливает правая рука и левое ухо. И такая празднично-семейная обстановка образовалась в зале и на сцене, что режиссер, выйдя к рампе, сам достал из своего бумажника деньги, переложил их в нагрудный карман и запальчиво объявил:

- По моей просьбе, в честь моего будущего ухода из театра - монолог Отелло! Исполняю - я!

Минут пять он не мог приступить к чтению - мешали рукоплескания и крики "браво"! Народу набилось: уборщицы со швабрами, гардеробщицы с пальто, вахтеры, электрики, пожарник, знакомые, соседи, прохожие...

- Молилась ли ты на ночь, Дездемона?! - начал режиссер, и столько в его голосе было неподдельной боли и страсти, что несколько женщин в зале сразу зарыдали, а одна старушка выкрикнула:

- Невиноватая она! Невиноватая!..

Не знаю, что со мной случилось. Но если после современных фильмов мне обычно хочется сказать жене какую-нибудь колкость, то тут защемило вдруг сердце от несправедливости своей, мелких упреков. Захотелось стать как-то чище сердцем, мужественнее и даже - не поверите - умнее.

Возвращались мы из театра молчаливые и, что уж греха таить, как бы отмытые от суеты повседневной и грубости.

Вечерняя улица была тиха и спокойна. И такая гармония царила в мире, будто и луна, и дома, и люди там, за светящимися окнами, - все мы родственники.