– Ну, читайте дальше.

– Остальное не важно.

– И все-таки.

– «… Она моя дочь. Веди себя с ней без присущего тебе хамства. Выздоравливай! Подвойко».

– Значит, Софья Николаевна.

– Значит, да!

– А чего же вы папаню так невыгодно описали?

– Я не думала, что в записке он будет сообщать такие подробности нашего родства. А потом, у него действительно длинный нос и ростом не вышел.

– Больше никто мною не интересовался?

– Еще три раза приходил какой-то хмырь. Длинный и наглый, как ослиный член.

– Очень удачное сравнение, – подумав, одобрил я молоденькую сиделку.

– Ага, а наши доктора перед ним из шкуры вылезают. Особенно Самуил.

– Почему ты его не любишь?

– Почему не любят навозного жука?

– Но он же, говорят, врач высочайшей квалификации.

– Да, но это не мешает ему быть говнистым мужиком.

– Например?

– Не хочу я говорить. Зачем вам наши помои?

– Как знаешь. День-то который сегодня?

– Воскресенье, двадцать четвертое.

– А на часах?

– Шесть вечера. Вы, наверное, есть хотите? Тут все заготовлено. Шесть секунд, и ужин перед вами.

– Нет, Соня, есть я не хочу. А вот прогуляться был бы не против.

– Ну что вы, ни в коем случае.

– Соня, а по воскресеньям у вас всегда врачи работают?

– Нет, только дежурный хирург. А Самуил сегодня сам вызвался, хотя смена не его.

В голове у меня просветлело, но в душе появился дискомфорт. Почему? Объяснить я не мог. Может быть, тому виной внезапный испуг Валентины? Испуг при появлении хирурга. Или его собственное усиленное ко мне внимание. Какого черта, к примеру, он вызвался дежурить именно в воскресенье, когда в клинике почти никого нет. И зачем в качестве надсмотрщика приставил ко мне Соню? Не нравится мне все это, господин Гончаров. Ты как хочешь, а я, наверное, слиняю. Только как? В палате дежурит матерщинница медсестра. В коридоре можно напороться на Самуила, а при выходе наверняка поджидает охрана. Да и как, скажите на милость, голому человеку шагать по улицам освещенного города? Не поймут. А на мне из одежды только и есть, что белые больничные подштанники до колен.

Но смываться нужно хотя бы потому, что я напал на след Длинного Гены, который может привести меня во всякие интересные места. Например, назад в эту же больницу. Но это уже вопрос второстепенный, главное, как выбраться и во что облачиться? Сонечка – девушка красивая, стройная, высокая, моей примерно комплекции. Плечики, правда, узковаты, да и задница пошире моей будет. Туфельки без каблуков! Это она правильно придумала. На каблучках плохо, а вот с объемом стопы неувязка получается. На пару размеров моя лапка побольше будет. Ничего, подрежем задник. Намного хуже обстоит дело с волосяным покровом головы и ног. На голове у Сони их много, а я острижен наголо, зато растительность, покрывающая голень, у меня значительно выше и гуще. С прической мы решим вопрос элементарно. На лысую голову поглубже натянем белый хрустящий колпак. Халатик мне, бесспорно, придется впору, комбинация тоже, ну а трусики с лифчиком оставим хозяйке заодно с моими больничными панталонами. Волосатые ноги будем считать моим дамским невезением. Проблему экипировки можно считать решенной, правда, еще нужно получить согласие хозяйки. Но это попозже. Основной вопрос, вопрос выхода отсюда, остается открытым. Есть два пути. Один обычный, через дверь коридора и проходную. Он опасен, потому как незнакомая медсестра с волосатыми ногами сатира обязательно привлечет внимание. Остается окно. Я на втором этаже, но прыгать мне противопоказано. Значит…

– Сонечка, что-то щетина повылазила, колется, сил нет. Как бы мне побриться.

– Сейчас я вас побрею. Какой бритвой предпочитаете, электрической или безопасной?

– Безопасной, – прокрутив в голове еще один вариант, ответил я. – Только предпочитаю бриться сам.

Я привстал, собираясь идти в туалетную комнату.

– Ни в коем случае, побреетесь лежа.

– Но, Сонечка, я еще кое-куда хочу.

– Я все принесу в кровать.

– Я не смогу, не получится.

– Но раньше же получалось.

– Я же был трупом, без сознания.

– Даже не знаю, может, я выйду? Хотя мне и выходить-то нельзя. Я сейчас спрошу.

По селектору она вызвала дежурного врача.

– Чего там у тебя? – недовольно спросил хирург.

– Самуил Исаакович, у нас появилась проблема. Константин Иванович захотел в туалет.

– Что же, прикажешь мне подержать его над горшком? Дай ему судно и пусть справляется по-детски.

– Он не может при мне.

– А я вообще в судно не могу.

– Ладно, откати его в туалет и посади на унитаз, но смотри, если что случится, то… ты меня знаешь. Из палаты не выходи.

– Хорошо.

Торжественно, как генерала на параде, меня повезли в сортир. Я лежал серьезный и значительный, сознавая важность предстоящей мне миссии. Усадив меня на стульчак, Соня удалилась. Я защелкнул задвижку, намылил ноги и принялся ожесточенно сбривать шерсть.

– Что-то вы долго, – через пару минут забеспокоилась медсестричка.

– Будешь тут долго, – недовольно отозвался я, принимаясь за бритье физиономии.

Спустив воду, я открыл дверь и позволил ей войти.

– Вы что, успели побриться? Нельзя же…

– Все можно, если это не запрещено статьей закона. Голубушка, доставь мое бренное тело на место.

– Ну что там у вас? – захрипел селектор.

– Все нормально, он испражнился, – гордо ответила Соня.

– Ага, Самуил Исаакович, отлично, – бодро заверил я. – Стул – пальчики оближешь!

– Вот лежите и облизывайте, – хрюкнул селектор, отключаясь.

– Ну вот, дитя мое, похоже, нам с тобой предстоит долгое пребывание в этих стенах.

– Так нужно.

– Где ты намерена спать? Второй кровати я не вижу.

– Попозже я немного подремлю в кресле, когда шеф уснет.

– Конечно, еще не вечер. А вот я устал. Дай мне снотворного.

– Да, вам нужен покой. Вам таблетки или укол?

– Лучше укол. От таблеток толку мало.

– Не говорите так. У нас есть препараты активного действия. Очень дорогие. Вот, например, морферон. Две таблетки, и через пять-десять минут вы в полном улете, не разбудишь пушкой.

Перед моим носом она потрясла полупрозрачным пузырьком с очень нужным мне лекарством. Я протянул руку.